Он увидел и отшатнулся, тихо и судорожно выдохнув.

Справа от его ложа находился грубый каменный трон, на котором свободно развалился рослый мужчина средних лет. Этот мужчина пристально смотрел на него из-под отросшей черной челки своими необычными глазами, цвета пурпура с кругами, будто рябь на воде.

А за ним и его троном возвышалась гигантская каменная статуя.

— Ты… кто? — почти шепотом спросил Обито.

Но мужчина его услышал.

— Учиха… — медленно ответил он, заставляя мальчика вздрогнуть. — Мадара.

Обито часто задышал, но быстро взял себя в руки и глубоко вдохнул, задержав внутри себя столько воздуха, сколько мог. Мадара не может сидеть перед ним, а он сам не может вот так вот запросто тут находиться. Что он точно знает — он жив, а это значит, что нужно поскорее вернуться к Рин и Какаши. Наверное, они сильно огорчены мыслями о том, что он умер.

— Ты не можешь быть Мадарой, — возразил мальчик, кое-как садясь на своей постели. — Учиха Мадара был убит Математиком Боя двадцать лет назад.

— Правда? — в пурпурных глазах затаилась огромная насмешка.

— Ну… — Обито смутился. — Так нам говорили на уроке истории…

— Вам врали. Или ты все переврал. Меня не убивал Сенсома Томура, нет. Меня пытался убить мой собственный брат.

Мужчина, назвавшийся Мадарой, подошел к юному Учихе, нависая над калекой и заглядывая вглубь его души.

— Мир предательств и лжи, в котором ты живешь… разве достоин он существовать?

— «Ну вот, блин, понеслась песня по кругу…» — мрачно подумал Обито. — «И почему им всем всегда так нравится рассуждать о таком?»

— Ты не слушаешь, — Мадара усмехнулся. — Будь по твоему. Однако, я тебя спас и в благородство играть не буду — ты должен мне.

— Если я выполню для тебя пару заданий, мы будем в расчете? — тут же ожил генин. — Многое могу…

И тут он осекся. Не важно, как глубоко было его удивление от того, что он выжил тогда, когда попросту не мог выжить. Не столь уж важен даже тот шок, который он испытал в тот момент, когда понял, что у него больше нет руки, а половина ноги буквально склеена с чем-то странным. Не важно, наконец, что он всегда был эдаким шалопаем — он все рано не мог быть так спокоен в этот момент.

— Кай! — сложив печать одной рукой и раскрутив в глазнице Шаринган, сказал Обито.

И наваждение схлынуло, тут же даря его телу дрожь. Гендзюцу упало, больше не смея смешивать и перевирать его собственные эмоции.

И пришел страх. Он здесь, в пещере. Один на один с Учихой Мадарой — человеком, считавшимся самым страшным врагом всего мира.

— Умный мальчик, — вновь усмехнулся Мадара, отступая к своему трону. — Занятно — из тебя бы вышел отличный танцор.

— Я… не хочу! — нашел в себе силы отмахнуться Обито и свалился с постели. — Я не буду тут торчать! Я ухожу!

— Забавно, — еще больше развеселился мужчина. — Куда же ты пойдешь с таким телом? Вернее — как ты пойдешь? Плоть Белого Зецу еще не приживилась к тебе полностью, она может и отвалиться. Я уже не говорю о том, что ты не знаешь, как пользоваться ей и ее чакрой.

— Неважно! Я ухожу!

— Ладно, допустим. Но как же ты пойдешь, если я не позволю? Или ты и правда думаешь, что я просто так отпущу тебя, после того что ты тут увидел и услышал?

Обито похолодел и обернулся к Мадаре.

Тот больше не улыбался, а смотрел на него с какой-то затаенной тоской. Будто вспомнил кого-то очень близкого и теперь скучал по нему. Обито иногда замечал такой взгляд у Какаши — тогда напарник вспоминал свою погибшую маму. Или Рин, которая скучала по старшему брату.

— Пожалуйста… — вырвалось у Обито.

Древний Учиха встрепенулся и посмотрел на него по-новому. Теперь от его взгляда не веяло такой безнадегой.

— Мне не нужны рабы, — вздохнул, наконец, Мадара, вставая. — Так что ты можешь уходить. Но я знаю — ты вернешься. Потому что ты уже осознал на себе, как жесток этот мир. Ведь сейчас твой друг остается с твоей подругой. У него есть все — глаза, девушка и жизнь. А что бы было у тебя, не спаси я тебя? Ничего. Подумай над этим, юный Учиха.

И, неспешно переставляя ноги, Мадара ушел куда-то в темноту, что была настолько густа, что даже Шаринган не мог сквозь нее проглядеть.

— Нет! — Обито помотал головой. — Рин и Какаши, они… они ждут меня там. И я вернусь. Вернусь, слышите?! Только потерпите немного!

И молодой Учиха гусеницей пополз по холодному камню пещеры. Он должен выбраться отсюда.

***

— Ты в порядке, Изуна? — обеспокоенно крутанулся на кресле Карума, встречая семпая.

Младший брат Мадары невесело усмехнулся и помассировал глаза. Риннеган в его глазницах был постоянно активирован, так как не являлся родным для него. Это накладывало серьезные ограничения — больше Изуна не мог использовать ни Сусаноо, ни уникальные техники своих Мангеке. Зато, ему оказалось подвластно Римбо Хенгоку, да и в целом Риннеган, все же, был сильнее Мангеке Шарингана.

— Я в норме, — ответил он, садясь рядом. — А что с мальчиком, ты проверил?

— Этот Обито — крепкий орешек, — кивнул Карума, протягивая Изуне лист с результатами обследования. — Зецу говорит, что часть камней будто бы прошла сквозь него. Это странно слышать от мастера проходить сквозь что-то — я даже не пойму, шутит он или нет.

— Черный любит пошутить, но не думаю, что это тот случай.

— Вспоминаются давние годы… когда тебя не было, никто не шутил.

Оба Учихи замолкли, возвращаясь, в памяти, к тем годам, когда Изуна только-только оказался воскрешен.

Старый Дара тогда несколько потеплел. И для Карумы и даже для всего мира. Сам Карума оказался не только во власти ненависти, но и во влиянии дружбы. И даже Черный Зецу — малословный агент и суть воли самого Мадары, стал куда живее. Или лучше сказать «мягче»?

— Кстати, — прервал молчание Карума. — Почему ты назвался именем старшего брата?

— Имя Дары миру куда страшнее моего, — Изуна пожал плечами. — Я хотел, чтобы мальчик проникся. Если он останется с нами — я открою ему, что я самозванец.

— А если нет? — послышалось хриплое из-за спины.

— Тогда он всем расскажет, что был в плену у Мадары, — не смутился Изуна, даже не обернувшись. — Кстати, рад тебя слышать, Зецу.

Черный скользнул в пол и быстро переместился, выходя из-под земли уже перед двумя Учихами. Гуманоид пристально вгляделся в их лиц и будто бы кивнул самому себе.

— А теперь еще и видеть, — добавил обладатель Риннегана. — Как прошла твоя разведка? Есть серьезные вести?

— Да, — Зецу кивнул и нахмурился так, как мог хмуриться лишь он. — Математик Боя вернулся.

— Как… невовремя, — Карума тоже нахмурился. — Мы только перешли к активной фазе плана. Он должен был появиться позже. Изу…

Он обернулся к Изуне и замер на полуслове. Семпай светился лучезарной улыбкой, а его глаза выражали радость настолько, насколько это вообще мог делать Риннеган.

— Занятно-занятно, — улыбался он. — Похоже, скоро нас ждут отчаянные танцы.

Изуна никогда по-настоящему не злился на Сенсому. Даже когда Мадаре пришлось умереть, младший Учиха больше ярился на себя и на брата, но уж точно не на того, кого они столько раз пытались убить, ранить и уничтожить. Не кривя душой, перед самим собой Изуна готов был признаться, что чувствует вину перед Сенсомой за все те горести, что принес ему.

Тем не менее, он не смеет свернуть с пути, избранного Дарой. Таков его долг, как младшего брата.

— Есть еще кое-что, Изуна, — отвлек Учиху от мыслей Зецу. — В мире…

— Приве-е-ет!

Широко улыбаясь, из стены выплыл Белый Зецу, смотрящий на них необычно серьезными глазами.

Белые Зецу были марионетками Риннегана, созданными с помощью Стихии Дерева. Ими мог управлять лишь тот, кто призвал Статую Внешнего Пути в этот мир и освободил их. Сейчас таким человеком был Изуна, и он напрягся, пытаясь приказать случайному дебилу не лезть в их разговор.

Но Белый Зецу лишь усмехнулся и спрыгнул на пол.

— Что ты себе позволяешь? — рыкнул Черный Зецу — как приближенный к повелителям, он считался равным им и стоял несоизмеримо выше в иерархии, чем даже сотня Белых сразу. — Что ты…