– Ты хочешь сказать, что он его ещё и трахал тут в подвале? – спросил Виктор.

– Не знаю, – смутился Беляш, – я же с ним не спускался. Я только покормить и убраться туда залазил. Гвоздь один обычно пленников мучил. Но думаю, что да.

Беляш облизал губы и наклонился через стол к Виктору.

– Он и меня однажды выебал, – громко прошептал он, воняя водкой и рыбой. – Я же пил тогда по-чёрному. Напился однажды. Лёг спать. А ночью просыпаюсь от адской боли: он мне всю задницу расшатал. Я кровью три дня срал. А эта сволочь только смеётся. Цветы мне принёс, розы.

Беляш всхлипнул. По щекам его покатились слёзы.

– Я это никому никогда не рассказывал, – продолжил он пьяную исповедь, – я про все эти ужасы никому никогда не говорил. Только тебе. Ты должен знать, через что твой отец прошёл.

– Вы куда тело дели? – спросил Виктор, стараясь не смотреть на Беляша. – Где моего отца похоронили?

– Берёза на заднем дворе, – икнул Беляш. – Под ней и твой батя, и ещё несколько человек.

– Вы братскую могилу, что ли, устроили тут? – отодвигаясь от Беляша, спросил Виктор.

– Да какую могилу! – махнул рукой Беляш. – Сортир там стоял раньше. Я для бабки его выкопал. А Гвоздь приспособился туда мертвецов скидывать, в говно. Твой батя первый был. Потом остальные.

И замолчал, испуганно глядя на Виктора. Молчал и Виктор, переваривая информацию.

– Покажи подвал, – попросил он после минутной паузы.

– Ща, – засуетился Беляш, – помоги кровать отодвинуть.

Они вдвоём отодвинули хозяйскую кровать от стены. Под ней оказался довольно внушительный люк. Беляш его откинул, наклонился, понюхал зачем-то воздух. Встал, щёлкнул выключателем под кроватью. В подвале вспыхнул свет.

– Пойдём, не бойся, – Беляш первым спустился по ступенькам вниз и уже оттуда крикнул: – Выпить возьми! И телогрейку надень, тут холодно.

Виктор сгрёб со стола бутылку и два стакана, накинул на себя телогрейку, висящую на гвоздике возле кровати, и спустился вслед за Беляшом в преисподнюю.

Подвал был подо всем домом – высокий, почти два метра в высоту. Каменные стены. Бетонный пол. Четыре лампочки по углам. Около одной из стен – деревянная лестница, по которой Беляш и Виктор спустились вниз. Напротив, у другой стены, – пара стеллажей, стол и два стула. В стене справа – закуток. В нём лежит на полу чугунная батарея, метра два или три в длину.

Виктор, как зачарованный, уставился на эту батарею.

– Там? – спросил.

– Там, – кивнул Беляш. – Ты к столу проходи. Помянем твоего батю. Да и остальных тоже.

Он отобрал у Виктора бутылку и стаканчики. Разлил водку.

– Не чокаясь, – сказал Беляш и выпил. – Меня до сих пор колотить начинает, когда в этот подвал спускаюсь.

Он сел на один из стульев. Затем встал. Прошёлся по подвалу. Было видно, что он уже сильно пьян.

– Так сколько же тут людей было? – спросил Виктор. – Я имею в виду пленников. Их всех убили?

– Всех. При мне всех, – ответил Беляш. – Твой отец первый был, а потом человек десять, наверное. Я их не считал. Моё дело было – еду принести и говно убрать.

– И вы десять человек в туалет скинули? – продолжил допрос Виктор. – Отдельно выкопать яму тяжело было?

– Не, – замахал руками Беляш, – в туалете пяток лежит. Туда просто больше не влезло. Остальных в бочки закатывали. Вон, в сарае до сих пор несколько штук валяется. И маски.

– Маски? – переспросил Виктор.

– Маски, – подтвердил Беляш. – Князь однажды пригнал грузовичок с бочками пустыми, из-под масла, что ли. Пластмассовые бочки такие, синего цвета. Несколько мешков с цементом привёз и маски для подводного плаванья, с трубками.

Виктор сел на стул. Беляш устроился на втором, напротив него.

– Они человека сажали в бочку, – почти шёпотом продолжил рассказ Беляш, – надевали ему маску с трубкой и заливали это цементом. Меня заставляли цемент разводить, мудаки. И оставляли на поверхности цемента только трубку, чтобы лох мог дышать через неё.

Беляш попытался налить себе ещё водки, но руки у него тряслись. Виктор отобрал у собеседника бутылку и поставил на стол.

– Дальше что? – спросил он у трясущегося Беляша.

– А дальше цемент застывал, бочку грузили в машину и везли на Протву. Там в воду сбрасывали.

– Зачем? – спросил Виктор.

– Чтобы мучились, – ответил Беляш. – Гвоздя просто пёрло от этого. Он иногда трубку закрывал и смеялся, когда лох начинал задыхаться. Потом открывал и опять закрывал. Затем в воду сбрасывал.

Беляш всхлипнул.

– А однажды Гвоздь показал на одну бочку и сказал, что она для меня приготовлена, – продолжил он. – То ли пошутил, то ли предупредить хотел. Хрен его знает. Он же пидор. Цветы мне дарил. Ну, я и сбежал. Сел на электричку и в Москву. Там схватил первый попавшийся чемодан. Меня загребли и дали три года.

– Погоди, – Виктор встал, прошёлся по подвалу. – А почему ты молчал тогда? Почему не заявил в милицию?

– Как «почему»? – Беляш тоже встал. – Да меня бы убили на хер! Гвоздь в ту же бочку бы закатал.

– Но не убили же, – возразил Виктор. – Вот он ты. Стоишь, трясёшься от страха. Почему ты тогда в милицию не пошёл? Чего столько лет ждал?

– А ты что, самый смелый, что ли, блядь?! – закричал Беляш. – Время такое было. Все всего боялись. Убить могли за то, что косо посмотрел.

– Какое время? – зашипел Виктор. – Какое, на хуй, время? Что ты временем прикрываешься? У тебя на глазах людей убивали, а ты мне про какое-то время толкуешь?

– У нас договор был, – Беляш отступил в глубину подвала. – Я тебе – информацию, ты мне – деньги. А кто и что делал хер знает когда, это сейчас никому не интересно.

– Мне интересно, – Виктора трясло, и он еле сдерживался, чтобы не ударить Беляша. – Мне это очень интересно, кого убивали и за что. И почему ты на моём отце себе бабла решил поднять?

– Так твой батя местный был, и он был первый. Запомнился, – ответил Беляш. – Тебя легко было найти. Остальных из Москвы привозили. А убивали из-за денег. Из-за чего ещё убивать-то?

Беляш помолчал. Улыбнулся.

– Тут как-то одновременно два лоха сидело, – сказал он. – Прикинь, еврей и русский. Одного звали Василий Цукерман, а второго – Рудольф Сахаров. Гвоздь их родственниками называл.

– Почему родственниками? – не понял Виктор.

– Ну, так фамилии одинаковые, – ещё шире улыбнулся Беляш. – А с именами, как нарочно, всё наоборот: еврей – Вася, а наш – Рудольф.

И Беляш рассмеялся тоненьким рассыпчатым смехом, как у девочки.

– Это смешно? – спросил Виктор. – Это, блядь, смешно?!

Его затрясло от гнева. Он шагнул к Беляшу, сжал правую руку в кулак и замахнулся. Беляш внезапно и очень точно ударил Виктора между ног. Виктор охнул. Сложился пополам. Дышать было невозможно.

– Сука, – прошипел он.

– Сам мудак, – взвизгнул Беляш и бросился вон из подвала.

Топот его ног по лестнице. Хлопнул люк. Темнота.

Виктор подтянул колени к животу. Полежал, жадно хватая воздух. Потом, кряхтя, сел на карачки, поприседал. Боль постепенно отошла.

Он встал и вытянул руки вперёд. Осторожно, мелкими шажками, подошёл к стенке. Стал к ней спиной и сел. Вокруг – темнота и тишина.

Виктор сунул руки в карманы телогрейки. Спички! Там лежали спички и какие-то бумажки. Осторожно вытащил их, достал спичку и чиркнул ею о коробок. Крошечное пламя ударило по глазам, заставив зажмуриться.

Когда он открыл глаза, то увидел перед собой череп и дико заорал, уронив спичку. Опять всё поглотила темнота.

Виктор вжался в стену. Тишина. Лишь слышно, как бешено стучит сердце. Ему показалось, что он вновь стал маленьким мальчиком.

– Папа, – прошептал он, – папочка.

Тишина. Только сердце и темнота. Страшная темнота, в которой кто-то есть. И чуть заметный запах сигарет. Тех самых сигарет с верблюдом.

Виктор стянул с себя телогрейку, достал из внутреннего кармана телефон. Включил фонарик. Луч света выхватил из темноты кусок стеллажа и один из стульев. Черепа не было. Он ему померещился. В подвале вообще никого не было, кроме Виктора. Связи не было тоже.