Лестер Гилберт, похоже, совсем не беспокоился, когда в свойственной ему напыщенной манере поблагодарил всех за приход и сказал, что «Девушка из Монтезума» завоевала такие высоты зрительских симпатий, которых теперь предстоит достичь «Веселой Мэй». Лейла слушала, ошарашенная, потому что Гилберт, оказывается, рассматривал «Девушку из Монтезума» только как полезную проверку зрительского интереса перед тем, как предложить действительно стоящую пьесу.

Расположившись на сцене на стульях и на полу, труппа слушала сюжет нового музыкального представления. В основном говорил Джек Спратт, но Лестер Гилберт периодически вмешивался, чтобы подчеркнуть то, что, по его мнению, упустил его помощник. Затем пианист наиграл некоторые песенки, которые были не менее приятными, чем те, что исполнялись в шоу уже восемь месяцев. И когда на сцену выпорхнула Аделина Тейт, чтобы спеть одну из них, которая начиналась: «Кто кого поцеловал, разгорелся вдруг скандал», каждому стало ясно, что на главную роль прослушивания не будет. Аделина уже знала это. Большинство из девушек были достаточно благоразумны, чтобы смириться с тем, что ее изящная фигурка и высокий голос вполне подойдут для роли флиртующей девушки, которая имеет больше власти над полком, чем ее отец.

Главная мужская роль — красивого и храброго лейтенанта — будет, по-видимому, отдана новому артисту из Вены, которого Лестер Гилберт взял несколько недель назад. Вторые партии будут играть те, кто играл их в нынешнем шоу. Лейла поняла, что вся история с «прослушиванием»— чистая показуха, по крайней мере в том, что касалось ведущих партий. На сцене скоро остались только девушки из «Прогулки», несколько балерин и огромное количество мужчин, которые пришли по объявлению о прослушивании.

Пока они отчаянно старались ухватить мелодию и показать всю мощь своих голосов, Лейла повернулась к Рози.

— Бедняги, у них такой испуганный вид. Вытянувшееся, с заостренными чертами, болезненное лицо Рози было полно сочувствия.

— Это самая страшная штука на свете, когда ты вот так должен за три минуты доказать, что ты лучше всех, кто стоит рядом с тобой. И еще хуже, когда знаешь, что лишаешь другого мужчину возможности спасти жену и детей от работного дома.

Лейла вздохнула.

— Мистер Гилберт, кажется, совсем в нас не заинтересован. Я не знаю, что буду делать, если в конце февраля он скажет, что мы больше не нужны. Рози, что ты будешь делать?

Рози улыбнулась.

— Будем беспокоиться об этом в феврале. Есть другие театры и другие шоу. Впрочем, я могу вернуться в «Ягненка и руно».

— Девушка из Линдлей, подающая напитки?

Рози снова улыбнулась.

— Это может привлечь посетителей, особенно если я надену страусиные перья.

Лейлу не так легко было рассмешить. Она хорошо помнила те дни отчаяния, когда ее выгнали Кливдоны. Что она будет делать, если в марте окажется без работы? Она сердцем чувствовала, что уже никогда не сможет стать горничной, и знала, что театр теперь у нее в крови.

Мужской хор наконец был отобран. Лейла видела лица счастливчиков и вспоминала свою собственную радость год назад, когда узнала, что принята на работу. Но вот и для девушек наступил решающий момент.

Лестер Гилберт, такой же свежий и энергичный, как' и четыре часа назад, широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, и объявил что у него для всех сюрприз. В «Веселой Мэй» есть важная сцена, когда капрал Стендэбаут, главный герой комедии, приводит в лагерь цыганку-предсказательницу, чтобы узнать, кого же все-таки любит дочь полковника. Ее карты показывают, что это француз, то есть кто-то из их врагов, и весь полк поражен этим открытием. Но в конце концов выясняется, что это ловкий капрал Стендэбаут втайне от своих товарищей предпринимает опасный маневр, переодеваясь во французского офицера.

— Как вы понимаете, леди, это драматическая сцена. Солдаты чувствуют, что их предали, их захлестывает волна ненависти к Веселой Мэй, которая, как они думают, связалась с врагом. Цыганка должна обладать огненным темпераментом, хорошими актерскими способностями, которых обычно не требуется в музыкальной комедии, и настоящим голосом, чтобы у публики мурашки побежали по спине.

Гилберт ходил по сцене взад и вперед, в безукоризненном черном пиджаке и полосатых брюках, покачивая тросточкой с серебряным набалдашником. Девушки замерли от нетерпения.

— Я точно знаю, что я хочу, леди, и должен предупредить вас, что мне придется искать кандидатку на эту роль вне моего театра, если я не найду среди вас актрису, отвечающую моим требованиям.

Он остановился на середине сцены, оперся на трость и окинул острым взглядом ряды лиц, уставившихся на него.

— Итак, кто из вас думает, что способен взвалить на свои плечи успех или провал всего спектакля?

— Никто из нас, если он ставит вопрос именно так, — пробормотала Рози. — Если в спектакле что-нибудь не заладится, во всем обвинят цыганку. Я вижу это за версту.

Пианист заиграл мелодию из этой сцены. У цыганки было большое соло, а затем вступал хор солдат. Это была волнующая музыка. Прежде чем она закончилась, четверо девушек вскочили на ноги, желая попробоваться на эту роль. Лейла почувствовала, что Рози толкает ее локтем.

— Иди, Лей, это как раз твоя музыка. Вспомни «Либерстраум».

Лейла почувствовала странное возбуждение.

— Я не запомнила мелодии и не умею читать по нотам. Я только выставлю себя круглой дурой, — сказала она.

— Как и остальные. Никто из них не умеет читать ноты.

Лейла колебалась, боясь, что, если она провалится, ее могут выгнать даже из хора.

— Ты сказала, что во всем будут обвинять цыганку, — напомнила она подруге.

Рози похлопала ее по коленке.

— Старик Гилберт сказал, успех или провал. И потом, это он ставит шоу, а не я. Мало ли, что я сказала. — Она взглянула на Лейлу. — Разве ты не хочешь воспользоваться случаем, чтобы показать мерзкому Вивиану, что не нуждаешься в его дурацких туалетах?

Лейла вскочила и под испытывающим взглядом Лестера Гилберта присоединилась к четырем предыдущим девушкам у пианино. Что ж, теперь она принимала подарки и приглашения от джентльменов, как он просил, и выслушивала их оскорбления. У него есть возможность дать ей соло и выполнить свое обещание.

Поскольку она вышла последней, ей и петь пришлось последней, а это означало, что, когда ей вручили бумагу с текстом и она вышла на середину сцены, мелодия уже хорошо засела у нее в голове. Лейла стояла в лучах света, ее волнение нарастало, она представляла ряды лиц в красных плисовых креслах в украшенных золотом ложах. Все эти лица будут смотреть на нее, если она взвалит на свои плечи успех всего спектакля.

До нее донесся голос Лестера Гилберта.

— Пианист уже два раза сыграл вступление, мисс Дункан. Вы доставите нам удовольствие услышать ваш голос или нет? Лола — пылкая цыганка, поющая о предательстве, а не робкая девушка, которая готовится уйти в монастырь.

Лейла понимала, что он пытается подбодрить ее, и ей вдруг вспомнилась сцена в кебе, когда сонный, самоуверенный голос превратил Лейлу Дункан в Лили Лоув. Чувство стыда и невероятного разочарования от слов, которые он сказал ей, гнев оттого, что он понял, что она обыкновенная девушка, придали ее голосу краски и нюансы, когда она запела о предательстве. Она призывала все эти пустые кресла сочувствовать, а не осуждать, сострадать, а не презирать тех, кто слишком легко поверил в любовь.

Когда Лейла закончила петь, ее всю трясло. Она была ошеломлена, что пением можно передать все чувства: радость и злость, что звуки выходят не только из горла, но и из сердца. Дрожа, она повернулась и обнаружила, что все на сцене аплодируют ей, на их лицах она увидела выражения, которые представляла в пустом зале. Всегда красивое лицо Рози стало от возбуждения еще прекраснее. Она вскочила на ноги и энергично захлопала в ладоши. Лестер Гилберт, раскинув руки, пошел к ней навстречу. На его лице сияла широкая улыбка.

— Мисс Дункан, — выразительно произнес он. — Почему вы мне никогда не говорили, что у вас такой великолепный голос? Уже много лет я не имел удовольствия первым увидеть настоящий талант. Если Бог вкладывает в кого-нибудь из нас способность производить такие звуки, значит, он существует.