– Только это не исправишь, – сказал он.
Он спросил, смогу ли я найти другое жилье в такие короткие сроки. Квартира превратится в строительную площадку: будет много грязи и пыли, особенно в начале. Я сказала, что для себя пока ничего не нашла, но мои сыновья смогут поехать к отцу и остаться у него. Прищурив глаза, он посмотрел прямо на меня.
– Он, получается, живет неподалеку? – спросил он.
Если с детьми всё улажено, продолжил он, мы должны справиться. Теперь никто не будет переживать хотя бы из-за них. Он сказал, что рабочие могут не трогать до последнего одну из спален. Когда они закончат со всем остальным, сказал он, я смогу переехать в другую, которая уже будет готова. Он открыл дверь своего фургона и забрался внутрь. Я увидела, что внутри валяется куча картонных стаканчиков из-под кофе, упаковка от еды и клочки бумаги. Как я и говорил, уныло сказал строитель, работа предполагает постоянные разъезды. Иногда он проводит в фургоне целый день и завтракает, обедает и ужинает в нем. В конце концов оказываешься в окружении своих же объедков, сказал он, качая головой. Он завел машину, захлопнул дверь и, пока трогался, опустил окно.
– В понедельник, в восемь, – сказал он.
Я спросила Дейла, сможет ли он закрасить седину.
На улице становилось темно, капли дождя стекали по большим окнам салона, напоминая чернила, бегущие вниз по странице. За окнами вдоль потемневшей дороги медленно тащились машины. У всех у них горели фары. Дейл стоял позади меня, в зеркало я видела, как он приподнимает длинные сухие пряди моих волос, а затем отпускает их. Он внимательно рассматривал мое отражение. Его лицо было хмурым.
– В паре седых прядей нет ничего страшного, – сказал он неодобрительно.
Парикмахер, стоявшая позади другого клиента за соседним креслом, прикрыла усталые глаза и улыбнулась.
– Я крашу свои, – сказала она. – Многие красят.
– Но этим ты обрекаешь себя на определенные обязательства, – сказал Дейл. – Тебе придется возвращаться сюда каждые шесть недель. – Это приговор, – добавил он мрачно, и его глаза встретились в зеркале с моими. – Я хочу сказать, что к этому нужно быть готовой.
Парикмахер покосилась на меня и лениво улыбнулась.
– Для многих это не проблема, – сказала она. – Жизнь и так полна обязательств. По крайней мере, стоит попробовать, если это приносит радость.
Дейл спросил, красилась ли я когда-нибудь. Краска имеет свойство накапливаться, и тогда волосы приобретают неестественный и тусклый оттенок. Именно накопление краски в волосах, а не сам цвет приводит к такому результату. Люди часто окрашивают волосы самостоятельно, покупая коробку за коробкой в поисках натурального оттенка, но всё, что бы они ни делали, превращает их волосы в неопрятный слежавшийся парик. Но это, по всей видимости, для них предпочтительней, чем вкрапления естественного серебра. На самом деле, сказал Дейл, особые ценители считают искусственные волосы более реальными, чем те, что даны нам от природы: пока в отражении они видят что угодно, только не естественность, их совсем не беспокоит, что их волосы похожи на волосы манекена в витрине. Хотя у него есть одна клиентка, пожилая женщина, у которой седые волосы по пояс, и она носит их распущенными. Эти волосы, как борода старца, кажутся Дейлу символом ее мудрости. Она держит себя гордо, как королева, сказал он, и седая грива придает ей властный вид. Он опять приподнял мои волосы, подержал их на весу, а затем отпустил; в это время мы смотрели друг другу в глаза в зеркало.
– Речь идет о твоей природной власти, – сказал Дейл.
За соседним креслом женщина с пустым взглядом читала журнал «Гламур», пока руки парикмахера работали с ее волосами, прокрашивая каждую прядь и бережно оборачивая ее в фольгу. Парикмахер работала аккуратно и осторожно, хотя клиентка и не смотрела в ее сторону.
Салон представлял собой светлый, просторный, ярко освещенный зал с выкрашенными в белый цвет половыми досками и обшитой бархатом барочной мебелью. Резные рамы высоких зеркал тоже были выкрашены в белый. Зал освещали три больших светильника, которые висели на потолке и отражались во всех зеркалах. Салон находился на одной улице с невзрачными продовольственными магазинами, киосками с фастфудом и магазинами хозтоваров. Большая стеклянная витрина время от времени дребезжала, когда мимо проезжал грузовик.
Выражение лица Дейла в зеркале было непреклонным. У него самого были темные волосы – искусно уложенная копна кудрей с серебристыми прожилками. Он был высоким и узкокостным мужчиной лет сорока пяти, с элегантной прямой осанкой танцора. На нем был темный облегающий свитер, под которым виднелся намечающийся живот, слегка нависающий над узкими бедрами.
– Этим ты никого не обманешь, – сказал он. – Становится лишь очевидно, что тебе есть что скрывать.
Я сказала, что именно этого и хочу.
– Почему? – спросил Дейл. – Что такого ужасного в том, чтобы выглядеть как есть?
Я сказала, что не знаю, но именно этого, очевидно, и боятся многие люди.
– Я в курсе, – сказал Дейл угрюмо. – Многие люди говорят, что отражение в зеркале кажется им непохожим на них. А я спрашиваю: почему? Я говорю: вам нужно не волосы покрасить, а изменить свое отношение к ним. Думаю, это всё давление. Люди боятся быть нежеланными, – сказал он, приподнимая мои волосы на затылке, чтобы посмотреть, как они выглядят снизу.
В другой стороне комнаты со скрипом открылась большая стеклянная дверь, и в салон из темноты улицы зашел мальчик лет двенадцати-тринадцати. Он оставил дверь приоткрытой – влажный, холодный воздух вместе с шумом дорожного движения хлынул в теплый освещенный зал.
– Можешь, пожалуйста, закрыть дверь? – раздраженно попросил Дейл.
Мальчик встал как вкопанный, на его лице отразилась паника. На нем не было пальто, только черная школьная рубашка и брюки. Его рубашка и волосы промокли под дождем. Через несколько секунд зашла женщина и аккуратно закрыла за собой дверь. Она была очень высокой и угловатой, с широким, плоским, будто высеченным из камня лицом и волосами цвета красного дерева, подстриженными в каре по линию ее квадратного подбородка. Ее большие глаза на похожем на маску лице быстро оглядели зал. Увидев ее, мальчик сразу потянулся рукой к голове, чтобы убрать волосы со лба. Она остановилась у входа в своем двубортном шерстяном пальто солдатского типа, явно взволнованная, будто пытаясь найти источник угрозы, и затем сказала мальчику:
– Давай назови свое имя.
Мальчик посмотрел на нее умоляюще. Воротник его рубашки был расстегнут, и под ней виднелся кусочек его костлявой груди. Его руки висели вдоль тела, пальцы были возмущенно растопырены.
– Давай, – сказала она.
Дейл спросил, готова ли я пойти помыть волосы, пока он пройдется по цветовой палитре и посмотрит, сможет ли найти для меня что-то подходящее. Какой-то не очень темный цвет, сказал он, я думаю в сторону коричневого или красноватого, чего-то более светлого. Даже если это не твой натуральный оттенок, сказал он, думаю, так будет правдоподобнее. Он крикнул подметавшей пол девушке, что клиент готов спускаться. Она автоматически перестала подметать и поставила щетку к стене.
– Не бросай ее там, – сказал Дейл. – Кто-нибудь споткнется и ушибется.
Она снова автоматически повернулась и, взяв в руки щетку, остановилась в замешательстве.
– В шкаф, – сказал Дейл устало. – Просто поставь ее в шкаф.
Она ушла, появилась с пустыми руками, а затем подошла ко мне и встала у меня за спиной. Я поднялась со стула и последовала за ней вниз по ступенькам в теплую, темную огороженную часть зала, где находились раковины. Она повязала мне вокруг шеи нейлоновую накидку и закрепила полотенце на краю раковины, чтобы я могла запрокинуть голову.
– Так хорошо? – спросила она.
На мои волосы полились сменяющие друг друга струи теплой и холодной воды. Я закрыла глаза, терпя чередования и перепады температуры, пока она не стабилизировалась. Опытными движениями пальцев девушка втерла шампунь мне в волосы. Затем запустила в них расческу и стала изо всех сил тянуть, а я ждала, будто это была математическая головоломка, которую следовало распутать.
