— Джейсон! Приготовьтесь. Первый дубль начинаем со второй камеры! — прокричал нам Таннер.

Лицо Олив смягчилось, а глаза наполнились слезами.

— Ты собираешься меня поцеловать? Перед камерами?

Я заправил локон ей за ухо. Он был не таким мягким, как ее прекрасные волосы, но это вынужденная мера.

— Ты так говоришь, будто я никогда не целую тебя, жена.

— Ты недостаточно часто целуешь меня, — прошептала Олив у моих губ. Она больше не сопротивлялась и не пыталась сбежать, поэтому я крепче прижал ее к своей груди, улыбнулся и тихо сказал: — Я стараюсь изо всех сил, но, видимо, не справляюсь. Может, тебе стоит взять все в свои руки?

— Тишина на площадке! — Таннер произнес последнее предупреждение, и съемочная группа затихла.

— И что теперь? — прошептала Олив. Ей было трудно стоять на одном месте.

— А вот что, — сказал я и обхватил ее лицо ладонями, чтобы камера не смогла уловить незначительные различия между моей Олив и Линдси.

— Фон! — выкрикнул Таннер. Спустя несколько секунд на нас хлынули холодные капли искусственного дождя, и Олив громко завизжала:

— Джейсон! Я убью тебя!

Не выпуская ее лица из своих ладоней, я улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Оказывается, в тебе прячется убийца, малышка. А я-то надеялся, что ты как настоящий любитель дождя непременно оценишь такое. Это небольшое отступление от твоей книги, но я подумал…

— Это идеально, — сказала она, запрокинув голову и смеясь, — и хоть поливают нас из шланга, я согласна. Ты действительно мой? — спросила она; мокрые волосы уже прилипли к ее лицу.

— Мотор!

— Да, милая, — прошептал я ей в губы, и сердце в груди сжалось, — я так сильно люблю тебя, Эви, — сказал я, зная, что Таннер снимает и позже, при монтаже, сделает все как надо.

Искусственный дождь лил на нас, а я все целовал и целовал ее — нежно, медленно. В какой-то момент Таннер переключил камеры, но нет такой силы, что могла бы вырвать Олив из моих рук. Она моя. Я никому не позволю забрать ее — ни злым маленьким пчелам, ни тем более Адаму Коннору.

Каждый раз, когда мы отстранялись друг от друга, чтобы перевести дух, я шептал ей, как сильно люблю ее и как безумно хочу залезть к ней в трусики, когда вернемся домой. Как только она улыбалась, я дарил ей нежный поцелуй и упивался ее счастьем.

Когда ее тело начало дрожать, я крепче прижал ее к себе. Олив глубоко вздохнула.

— Я сдержал свое обещание, — сказал я, целуя уголок ее губ. Мир вокруг исчез, остались только двое, стоящие на бутафорской дороге. — Я говорил, что никогда не забуду тебя, Олив Торн, и, похоже, мое сердце действительно не в силах было этого сделать, дорогая. — Я дернул за прядь ее волос, и этот знакомый жест вызвал у нее улыбку. — Мой мир не так ужасен, когда в нем есть ты, малышка. Я буду целовать тебя тысячу раз каждый день, если это поможет тебе любить меня до конца жизни.

Слезы, текущие из глаз Олив, смешивались с каплями дождя, но она все равно улыбалась.

— Ты украл мое детское сердечко всего лишь одной своей ямочкой, подлый маленький воришка. После этого мне так и не удалось разлюбить тебя. Не знаю, как это сделать.

— Не хочу, чтобы ты выясняла как. Я подарю тебе столько поцелуев и оргазмов, сколько ты пожелаешь. — Я поцеловал ее.

— Почему у меня такое чувство, словно ты рекламируешь себя? Я подумаю над тем, чтобы приобрести тебя, если пообещаешь сделать это в кинозале у себя дома. Возможно, попутно мы что-нибудь посмотрим? Или послушаем? И я хочу заняться этим в бассейне как минимум дважды. Еще в клубе Девлина в одной из тех приватных комнат. А может быть, мы сможем…

Я снова ее поцеловал.

— Чувствую, меня ожидает рабский труд. Ты ведь знаешь, что нас снимают?

Ее глаза округлились от шока, и я услышал хихиканье съемочной группы.

— Убейте меня. Кто-нибудь сделайте, чтобы меня убило бутафорской молнией… чем угодно… пожалуйста. Для фильма это идеальный ход. Автор умер во время съемок последней сцены. Подумай о кассовых сборах или… черт… о чем там еще думают…

Таннер, поменяв угол камеры, велел нам продолжать, и я с улыбкой снова потянулся к Олив. Наклонившись к ее уху, я прошептал:

— Я буду трахать тебя где угодно и когда пожелаешь, Олив. Только помани меня своим прелестным пальчиком, малышка, и я возьму тебя в ту же секунду.

— Джейсон, дайте мне еще один поцелуй, и мы все закончим. Обхвати ее лицо ладонями и действуй, — донесся до нас голос Таннера.

— Эти губы … — Я коснулся ее нижней губы большим пальцем. — Хочу, чтобы они всегда чувствовали вкус только моих губ и больше ничьих. Я твой, Олив, единственный, идеальный вариант — называй, как хочешь, это все я.

— Мотор!

Обхватив лицо Олив ладонями и чуть отклонив голову, я поцеловал ее — неторопливо, постепенно углубляя поцелуй, пока не перестал понимать: то ли она вдыхает жизнь в меня, то ли я настолько жаден и беру все, что Олив с такой легкостью отдает мне.

Закончив целовать ее, я осознал, что мои руки дрожат, и вовсе не от холода.

— Я люблю тебя, малышка, — выдохнул я.

— Удивительно, но ты был лучшей разновидностью душевной боли, Джейсон Торн. — Она улыбнулась напротив моих ненасытных губ, и все было так идеально, как никогда раньше.

— Снято, ребята!

* КОНЕЦ *