Потом селения закончились, и мы ехали, наблюдая лишь лес. Даже не так. ЛЕС. Но не мрачный, еловый, а светлый, лиственный, еще не позеленевший, но уже окутанный прозрачной дымкой. Красота!

Правда, мне красотой любоваться дозволялось на привалах. А так Генри старательно пытался обучить меня магии воздуха. Как будто было в этом что-то тайное. Самое смешное: я прекрасно справлялась со сложными заданиями — например, когда надо было легчайшим движением пальца качнуть единственную травинку. Но если Генри требовал от меня перемещения во-он той обломанной ветки во-он туда — дело заканчивалось либо сенокосом- вернее, содранным покровом земли. Либо полетом этой ветки над головой учителя.

Гришка только хмыкал многозначительно, намекая Генри, что учат меня неправильно.

Кстати сказать, Аленка тоже пыталась учиться. И у нее вполне сносно начали получаться мелкие бытовые заклинания. Во всяком случае, обязанность греть в дороге чайничек из дорожного погребца прочно за ней закрепилась. Впрочем, Аленка и не возражала, время от времени разыгрывая целые представления для благодарной публики.

На второй недели нашего путешествия я притомилась повторять одно и то же, приноровившись вместо чтения коситься в окно. И стала замечать, что попутчиков-то у нас и нет. Встречные кареты, кибитки и подводы, а так же конные и пешие нам еще попадались, а вот попутчиков не было.

Генри на прямой вопрос ответить не смог. Потому мы поехали еще медленнее, выискивая кого-нибудь, с кем можно было бы потолковать по душам.

И вот мы наехали на табор.

Видимо, это межзвездная, межпланетная и межмировая раса. Здешние цыгане были высоки, волосы имели кудрявые, но светлые. Кожа не смуглая, как у наших, земных, а цвета кофе с большим количеством молока. И глаза у всех поголовно карие. И уши классические эльфийские — длинные и заостренные.

Табор был невелик — всего-то три кибитки. Яркие цветастые юбки, платки, кофты, звонкие браслеты на ногах и руках у женщин. Яркие атласные рубахи у мужчин. К слову, их всего было пятеро. Женщин — больше. С десяток разновозрастных ребятишек носились поодаль от коней.

Генри заволновался, углядев кого-то в шумной голосистой толпе, обступившей нашу карету.

— Девочки, сидите в карете и носы не высовывайте, — пригрозил Гришка. — Аленка, тебя в первую очередь касается.

Та только губу оттопырила.

Сам он тоже не торопился наружу.

Потом в карету заглянул Генри.

— Все нормально, — сказал. — Это семья моего старого знакомого. Нам не причинят вреда.

И вот мы сидим у костра. Вечер. Мы добыли часть своих припасов — в общий котел, так сказать. Аленка расщедрилась — решила угостить новых знакомых пельменями, которые нам уже изрядно поднадоели. Мы ж не умеем понемногу, мы ж в промышленных масштабах их лепим….

Короче — ей старшая цыганка выдала здоровенный котел, так живо напомнивший мне котлы ведьм — какими их рисуют в книгах. Здоровый, на высоких ножках — поставил над огнем, и никаких тебе проблем, только жар успевай регулировать.

Воды мальчишки наносили, пока наш личный водо- и дровоноситель забалтывал парнишку цыганенка. Мне даже стало парнишку жалко — Сель оказался болтуном почище сорочонка.

Аленка командовала, я тренировалась, направляя легкий ветерок в пламя — чтобы оно охватывало бока котла и равномерно их прогревало.

Вскоре вода вскипела. Аленка кинула туда пару целых луковиц, пряные травки, в очередной раз пожалев, что никто здесь не удосужился выдумать Рим, Древнюю Грецию и прочее Средиземноморье, а стало быть, и лаврушечки нашей родненькой в мире не водится. И мы засыпали первую партию пельменей. Над полянкой поплыл аппетитный аромат, мгновенно приманивший к костру всех.

А после ужина, получив от благодарных едоков кучу комплиментов, мы расположились все у того же костра. А рядом с нами устроилась матриарх семейства.

Азгей была стара. Она была старше бабули Лани. Это читалось в ее выцветших глазах — уже не жгуче-карих. Скорее, они были оттенка старого меда. Белесыми, с черными зрачками, на дне которых все еще вспыхивали угольки.

Это читалось в ее походке — неуверенной, будто она разучилась передвигать ноги. Даже в том, как она сидела, читалось, что она стара.

— Что ж, я вижу, что он не ошибся, перенеся тебя в наш мир, девочка, — сказала Азгей, пристально посмотрев на меня. Мы с Аленкой переглянулись. Ни я, ни она, ни наши спутники не говорили цыганам, кто мы, и откуда. И уж тем более, не сообщали, что иномирцы.

— Не переживайте, — чуть приподняла она уголки губ, обозначив улыбку. — То, что ведомо мне — остается в моем сердце. Моим детям ни к чему знать о вашей дороге.

— Уважаемая, — нерешительно начала Аленка, но Азгей властно подняла сухую руку с дряблой морщинистой кожей.

—Помолчи, дитя, — сказала она. — Ты всего лишь спутница. Александра — идущая за Светом.

— «У-у-у! — взвыла я мысленно. — Все-таки пророчество! За что?!!! Не хочу!»

— За чем, за чем идущая? — открыла ротик Аленка.

— Древнее пророчество гласит: «Дитя иного мира дойдет до конца дороги, принесет Свет и вернет тех, кто однажды покинул Элейнлиль, обидевшись на своих друзей, в одночасье ставших врагами».

— Это орков, что ли? — округлила глаза Аленка. Ну, да. Романы-то мы вместе почитывали. Бывало — и хихикали над ними.

Азгей недоуменно на нее посмотрела и покачала головой.

— Раса такая нам неведома, — сказала она. — Вы сами узнаете — кого должны вернуть. Как только придет время.

Меня опять перекосило. Вечно с этими пророчествами так! Сколько я о них романов читала! И везде одно и то же: пойди туда, не знаю — куда. Найди то — не знаю что. Эх, нет в жизни счастья!

— Бабушка, — осторожно начала Аленка. — А вы знаете — кто нас в этот мир забросил?

— В свое время узнаете, — прикрыла глаза тяжелыми веками Азгей. — И да — ты выйдешь замуж за того, кто тебя любит, и кого любишь ты. Ведь этот вопрос жжет тебе кончик языка?

Аленка запунцовела.

— А ты встретишь своего мужчину там, куда идешь, — посмотрела она уже на меня. Лукаво так посмотрела.

— Я как бы уже замужем. Боги местные обвенчали, — показала левое запястье, на котором по-прежнему светилась татуировка. Кажется, она даже ярче стала. С чего бы это?!

— Одно другому не помешает, — устремила взор в наступающую темноту Азгей. — Все в мире непросто, девочка с Земли. Один женился не любя. Другой полюбит, не женившись. Как только вспыхнет в небе огненный цветок — так и поймешь — кто твой муж. А сейчас хватит разговоров, время петь…

Вот и поет мой братец, сидя у костра. Перебирает струны настоящей гитары и поет:

— По приютам я с детства скитался…

Где-то в Небесных Чертогах

— Что опять пошло не так? — рвал на себе волосы цвета летнего дождя один из Ветров. — Я же все сделал правильно! Я же все просчитал! Девчонка из дворца сбежала, брак я волею своей расторг, принц свободен и готов к новым отношениям! Что не так? Почему он недоволен? Чем его так зацепила эта иномирянка? Мало ли в его постели побывало баб?! Да они же все на одно лицо! То есть, на наличие необходимых анатомических деталей! Так какая ему разница — та или эта?! В конце концов, я — Покровитель брака в этом долбанном мире! Значит, мне и решать — кто с кем продолжением рода заниматься будет.

— Сори, ты бы успокоился уже, — подал голос еще один Ветер. — Ливень с грозой не по сезону сейчас. Смоет ведь подопечных — что делать станешь?

— Не смоет, Виль, — хохотнул третий голос, и по Чертогам будто промчалась легкая поземка. — Силенок у нашего братца на такое не хватит. А ты и в самом деле успокоился бы, Сори. Сказано же тебе — Стрег им брачные оковы надел. А мы не доросли еще — с дядькой бодаться. Займись лучше своими прямыми обязанностями — сезон брачный у твоих эльфов вот-вот начнется.

— Дядька — дядька, — мрачно пробормотал Сори, прекращая однако рвать волосы. — Вспомнил про нас…. Мог бы и еще лет с тысячу не вспоминать. Бродил где-то в дальней Вселенной — и бродил бы дальше. Нет, заявился. Ревизией занялся. Проверяет, как за младенцами. И то ему не так, и это не этак. Ладно, оставлю пока принца. Пусть передохнет. Потом злее будет. Брак-то — тю-тю. Расторгнут.