Не знаю, чем я ему так сильно не угодила… Вроде бы и разрешение веб-камеры позволяло детально изучить внешность претендентки, и в полный рост я неоднократно показывалась, одним словом, видели глазки, что покупали. Перед встречей я не перекрасила волосы в кислотный оттенок, не вставила кольцо в нос и не нарядилась в костюм Бетмена: в целом мой нынешний облик практически не отличался от той девушки с международного сайта знакомства, ради которой Игон Ольбрих удалил свою анкету после единственной краткой беседы. Неужели, увидев меня в аэропорту, он настолько разочаровался, что не смог заставить себя и дальше выносить моего присутствия? Да, я не эталон красоты, но кто мешал Игону остановить свое внимание на пышногрудой блондинке, страстной брюнетке или рыжей бестии, уж в базе дейтинг-ресурсов без труда найдутся «невесты» на любой, даже самый взыскательный вкус? Выбрать из сотен анкет типичную серую мышку и возмущаться, что по факту она оказалась не похожа на кинозвезду – это же ни в какие ворота не лезет! Судя по всему, мой персональный классификатор иностранных женихов только что пополнился еще одной категорией: неадекват обыкновенный, страдающий от запущенной формы тяжелого синдрома под названием «кого хочу, не знаю – кого знаю, не хочу». И черт бы, в сущности, с ним, но почему я непременно должна постигать прописные истины опытным путем и постоянно набивать болезненные шишки, попадая в невероятно унизительные обстоятельства?
Но если морально-психологические аспекты неудачного свидания еще можно было худо-бедно пережить, то пробирающий до мозга костей мороз всерьез угрожал моему здоровью, и вскоре я с ужасом осознала, что практически не чувствую ног. Ботильоны опасно скользили по скрытому под свежевыпавшим снежным покровом льду, и к автобусной остановке я пробиралась с коровьей грацией. Меня колотило от холода, спрятанные в карманы пальто руки онемели, и когда мне все-таки удалось втиснуться в переполненный с утра общественный транспорт, я у меня не сразу получилось рассчитаться за проезд, и я вынуждена была ждать, пока непослушные пальцы чуть-чуть отойдут. Пассажиры изумленно пялились на странную девицу, фатально перепутавшую времена года, а наиболее бестактные особи даже пытались отпускать в мой адрес соответствующие шуточки, но в ответ я лишь выбивала зубами незатейливую дробь и периодически вздрагивала в ознобе. В автобусе было немногим теплее, чем на открытом воздухе, и принимая во внимание, что ехать мне пришлось почти через весь город, ближе к окончанию поездки меня уже безостановочно сотрясала мелкая, лихорадочная дрожь. По закону подлости, остановка располагалась вовсе не в шаговой доступности от дома, и я только чудом доковыляла до подъезда, не прибавив к постигшим меня неприятностям еще и парочку переломов. На обледеневших ступеньках я все-таки поскользнулась и ушибла колено, но на этом досадном инциденте травмы благополучно закончились, и я кое-как вползла в прихожую, где обессиленно рухнула на заваленную Никиткиными игрушками телефонницу.
Что делают нормальные люди, когда они вдруг оказываются втоптанными в грязь? Если говорить о представительницах слабого пола, то те в большинстве своем наглухо запираются в своих комнатах и выплескивают накопившиеся эмоции в истерическом припадке, в ярости молотят кулаками по ни в чем не повинной подушке, рвут и жгут фотографии, без сожаления стирают переписку в сети и постепенно обретают утраченный покой. Но в данном примере речь шла именно о нормальных людях, а я давно считала себя обитателем семейного дурдома, который наш отец крайне метким выражением переиначил в «домдур». Здесь нельзя было и мечтать о минутном уединении, а проявлять чувства в открытую, как это без стеснения делала Илона, я считала постыдным занятием, допустимым разве что для ровесников Никитки, багровеющих от слез и требовательно сучащих ножками в ответ на отказ купить им очередную бесполезную дребедень. Иногда мне казалось, что рано или поздно я действительно сойду с ума от бесконечного сдерживания эмоций, и дабы избежать сей горькой участи, мне следует пренебречь гордостью, и основательно выплакаться, но каждый раз я душила в себе слабость, вскидывала голову и объявляла непримиримую войну превратностям судьбы. Возвращаясь домой «на щите», я тайно надеялась, что мне повезет, и сестричка с племянником куда-нибудь смоются, но моим наивным чаяниям не суждено было воплотиться в явь.
По правде сказать, за прошедший год я не припоминала ни одного эпизода, чтобы Илона выбиралась из дома в такую невообразимую по ее меркам рань: раскачивалась сестричка около полудня, долго крутилась перед зеркалом, препиралась с капризничающим Никиткой, потом еще минут сорок его одевала, на пару часиков выходила на детскую площадку, а вечером уезжала с Вениамином. Но как раз в это время с работы приходили родители, а у Никитки наступал пик активности, и блаженная тишина мне при любом раскладе не светила. После того, как сестренка разругалась со своим богатым ухажером, она взяла за правило проводить свободное время за ноутбуком, и мое личное пространство сузилось до размеров булавочной головки. А еще Илона повадилась таскать лэптоп на кухню и вести ночные разговоры со своими интернет-поклонниками, тогда как мне предлагалось укладывать племянника и отбиваться от его настойчивых просьб рассказать сказку. Ближе к середине ночи сестричка завершала сетевое общение и шла спать – ладно бы она возвращалась в спальню на цыпочках, так нет же – перед тем, как устроиться в постели, Илона успевала разбудить нас с Никиткой, чтобы с утра пожаловаться маме на плохой сон ребенка. Вчерашний вечер мало чем отличался от предыдущих, и угомонилась сестренка уже за полночь, однако, у меня почему-то хватило совести уйти из дома в шестом часу утра, никого не потревожив своими сборами. Все мои домочадцы спали, как сурки, и даже не заметили моего ухода: ведь, значит, можно, если захотеть?
В итоге Илона прекрасно выспалась, и в отличие от меня, выглядела свежей и отдохнувшей. Мало того, в ней неуемно бурлила энергия, и стоило мне загреметь ключами, как сестричка тут же метнулась в коридор, чтобы снести меня лавиной далеких от деликатности вопросов. Я набрала в легкие побольше воздуха, переборола разом обострившееся желание запустить в Илону злосчастными ботильонами и с каменной физиономией принялась раздеваться под источающим любопытство взглядом сестры.
–Что-то ты рано, – бросила пробный камень Илона, – замерзла что ли, нос, вон, весь красный?
В гробовом молчании я негнущимися пальцами расстегнула пуговицы на пальто, мельком взглянула на себя в зеркало и напролом двинулась на кухню ставить чайник. Сестричка неохотно освободила проход и поволоклась следом за мной в надежде раскрутить меня на подробности.
–Слушай, я не поняла, он тебе, что, даже такси не оплатил? – запоздало осенило Илону после того, как я намертво прилипла к батарее, морщась от покалывания в многострадальных ступнях, – хочешь сказать, ты так по морозу в капронках и шлепала? Марта, ты заодно и язык отморозила? Что случилось, спрашиваю?
–Я не обязана перед тобой отчитываться, – я плеснула в чашку кипятка, обхватила ее обеими руками и с наслаждением втянула ноздрями горячий пар, – лучше оставь меня одну, ладно?
–Посмотри на себя, Марта, на тебе лица нет, – взмахнула рукой сестричка, – тебе нужно с кем-то поговорить, я же вижу!
–Мама, я собрал! – на ультразвуке сообщил откуда-то из спальни Никитка, которого Илоне удалось усадить за подаренную Вениамином мозаику, – мама!
–Сейчас приду! – нервно отозвалась сестричка, – Марта, я быстренько гляну, что там у него, и вернусь, а ты пока грейся.
–Вот спасибо, без твоего разрешения там бы и замерзла насмерть, – мрачно ухмыльнулась я, физически ощущая, как по всему телу разливается блаженное тепло, – сильно не торопись, мне и без тебя хорошо.
–Вот больная на всю голову, – беззлобно фыркнула Илона, – Никита, показывай свою картинку, кто тут у тебя? Собачка? Собачка как говорит? Правильно, гав-гав! А мяу-мяу, это кто? Молодец, кошечка! А где у нас кошечка? Теперь собирай кошку, как закончишь, крикнешь мне, я посмотрю! Если не соберешь, мы гулять не пойдем, так что собирай внимательно, понял?
