За тот период времени, что мы с Артемом прожили вместе, Илона успела с горем пополам окончить колледж дизайна, окончательно и бесповоротно возомнить себя творческой личностью с грандиозными амбициями, и целый год промаяться дурью в заведомо бесплодных мечтаниях о высокооплачиваемой работе по специальности. Сказать по правде, большого таланта я за сестричкой не замечала, и потому ничуть не удивилась, когда ее попытки зарабатывать фрилансом провалились с оглушительным треском. Я даже предлагала Илоне протекцию в информационном отделе университета, но моя сестренка посчитала ниже своего достоинства печатать буклеты в вузовской типографии и предпочла и дальше изображать из себя непризнанного гения и перебиваться случайными заказами, регулярно запуская загребущие ручонки в родительские карманы. Те, в свою очередь, не чаяли в Илоне души и продолжали верить, что рано или поздно их недооцененная девочка найдет работу своего уровня, а до тех пор исправно снабжали сестричку средствами к существованию, тем самым лишая ее малейшего стимула активизироваться в плане трудоустройства. Я в эти паразитические отношения принципиально не лезла, полная финансовая независимость позволяла мне жить самостоятельно и абстрагироваться от проблем Илоны, хотя сестра и нередко обращалась ко мне с просьбой дать взаймы. Я отлично знала, что вопреки своим клятвенным заверениям возвращать долги Илона все равно не будет, и если уж помогала ей материально, то старалась отделаться незначительными суммами, не вызывающих острого чувства сожаления о выброшенных на ветер деньгах. А чуть больше трех лет назад сестренка умудрилась забеременеть от своего бойфренда, мгновенно слинявшего в кусты при виде двух заветных полосок.

Красивая, бойкая и раскованная Илона еще со школьной скамьи собирала под своими окнами толпы поклонников, и если я в ее возрасте самозабвенно корпела над учебниками, то сестричка ежедневно бегала по свиданкам-гулянкам и ей ничего не стоило, скажем, прийти домой под утро. Родители благополучно закрывали на поведение Илоны глаза, и в один прекрасный день та явилась вся в слезах и соплях, заперлась в комнате, и проревела там до вечера. Ближе к ночи сестричка милостиво соизволила прекратить добровольное заточение и сообщить нам о своем интересном положении. Я терпеливо выслушала Илону, явно настроенную на всяческую поддержку со стороны семьи, и осторожно посоветовала сестренке подумать о прерывании нежелательной беременности в связи с крайне стесненными финансовыми условиями. Что тут началось! Какими нелицеприятными эпитетами меня только не заклеймили в тот вечер! Я сто раз раскаялась, что поддалась на уговоры родителей и не проигнорировала их просьбу срочно приехать домой, потому что «Илоночка на гране суицида», конец цитаты. В итоге мне достался ярлык бесчеловечной убийцы невинных младенцев, и чтобы погасить разгорающийся семейный конфликт, я вынуждена была избрать политику невмешательства. В конце концов, мое мнение никого не волновало, а навлекать на себя праведный гнев оскорбленных в лучших чувствах родителей мне тем более не хотелось. В общем, я отпустила ситуацию на самотек, и через положенные девять месяцев на свет появился Никита, чей папаша так бесследно и сгинул на просторах нашей необъятной родины. Естественно, никаких алиментов Илоне не светило, и содержание внука целиком и полностью легло на плечи родителей. Мало того, новоиспеченная мамочка постепенно сообразила, что ее прежняя жизнь, проходившая в тусовках и развлечениях, осталась в прошлом, и ненавязчиво делегировала воспитание подрастающего поколения родителям. Как только те возвращались с работы, Илона незамедлительно перепоручала Никитку бабуле с дедулей и с чистой совестью давала деру из дома. Несмотря на то, что родители внука обожали, поправку на предпенсионный возраст и хроническую усталость никто не отменял, поэтому нервная обстановка в семье быстро стала нормой, и я всё чаще отказывалась от визитов, ограничиваясь телефонными звонками и регулярными подарками племеннику. Могла ли я предположить, каким кошмаром вскоре обернется моя жизнь?

Затяжная безработица и неумолимо приближающаяся нищета заставили меня уподобиться Илоне и с повинной головой попроситься к родителям, и к вящему неудовольствию сестренки, первое время откровенно злорадствующей над моими неудачами, я оказалась всё в той же квартире, в которой прошли мои детство и юность. Мы с Илоной снова чуть ли не дрались за каждый квадратный метр, мне было элементарно негде спрятать свои вещи от шалостей непоседливого племенника, меня невыносимо раздражал царящий в комнате беспорядок, но выхода из замкнутого круга упорно не находилось. А еще ушлая сестричка за неделю просекла ситуацию, и начала активно спихивать на меня ребенка, мотивируя это тем, что я, мол, и так дома сижу, а ей, видите ли, нужно общение. Дабы не превратиться в бесплатную няньку, я принялась бегать по собеседованиям с удвоенной силой, но результата всё не было и не было, и с подачи Илоны родители стали прозрачно намекать мне, что если уж я живу за их счет, то должна помогать сестре с ребенком. И вот тут-то я окончательно впала в панику!

Нельзя сказать, что мы с Артемом были убежденными чайлдфри, однако, совместных детей мы не заводили по обоюдному согласию. Артем банально не созрел для отцовства, а я…Не знаю, наверное, мне просто нравилось жить для себя, и пресловутый стакан воды в старости меня не сильно беспокоил. В свои тридцать два я совершенно не ощущала назойливого тиканья биологических часов, не умилялась чужим младенцам, и не испытывала равным счетом никакого желания продолжить род. Многие меня не понимали, кто-то осуждал, кто-то недоумевал, но до недавнего времени я воспринимала бестактные вопросы «детных» коллег исключительно с юмором. Еще до беременности Илоны о внуках заговаривали мои родители, да и мать Артема что-то такое упоминала, но я относилась к этим беседам с философской точки зрения и рассматривала перспективу деторождения как нечто очень далекое и, в принципе, совсем не обязательное. Ума не приложу, с чего сестренка вдруг решила, что я стану идеальной тетушкой-«синим чулком» и посвящу остатки своих дней заботе о племяннике, пока его родная мамуля будет устраивать свою судьбу наравне с необремененными малолетним потомством подругами. Так или иначе Илоне почти что удалось продавить свою позицию перед родителями, и, если бы я демонстративно не взбрыкнула, всё бы сложилось для сестры наилучшим образом. Впрочем, с этого дня родители не переставали обвинять меня в махровом эгоизме, а Илона, не стесняясь в выражениях, цедила в мой адрес презрительное «нахлебница», видимо, всерьез полагая, что смехотворное детское пособие на Никитку дает ей право считать себя выше любых претензий.

За прошедший год я люто возненавидела всех и вся. На ту работу, где требовались сотрудники без опыта, меня не брали из-за возраста, а там, куда я вписывалась по возрасту, отказывали из-за отсутствия опыта. Чтобы зарабатывать переводами и уроками английского была нужна «корочка», а для самоучки не нашлось вакансий даже на неофициальном рынке. От отчаяния я зарегистрировалась на бирже труда и, скрепя сердце, отважилась пройти курсы переподготовки. Государство предоставило мне потрясающую альтернативу: либо отучиться на водителя трамвая, либо приобрести профессию отделочника. Так как иные варианты на бирже отсутствовали, а на период обучение из бюджета выплачивалась копеечная, но всё же стипендия, я закусила удила и обреченно присоединилась к группе будущих штукатуров-маляров в расчете если уж не устроиться на работу, то хотя бы сбежать из дома. Илону данный расклад, понятное дело, не воодушевил, а я получила возможность «легально» уклоняться от заботы о племяннике и следующие месяцы посвятила освоению новых для себя навыков.

В нашей группе я оказалась самой молодой: в основном курсы посещали задерганные тетки за сорок и неблагонадежного вида мужики, в первый же день предложившие выпить за встречу. Контингент преимущественно складывался из бывших заводчан, подпавших под массовое сокращение в процессе второй волны экономического кризиса, и жен вышеупомянутых работяг, всю жизнь просидевших в домохозяйках. Я была уверена, что мне придется невероятно тяжело не только в учебе, но и в общении с моими сокурсниками, но уже вскоре с удивлением обнаружила, что интриги и сплетни распространены в рабочей среде гораздо меньше, чем в интеллигентном коллективе методического отдела. Тетки в общей массе производили впечатление необразованных, хамоватых, но при этом открытых и душевных женщин, а мужики представлялись мне эдакими незлобивыми выпивохами, привыкшими к стабильной работе на заводе и после увольнения разом почувствовавшими себя за бортом жизни. У большинства моих новых знакомых были уже взрослые дети, и я вдоволь наслушалась историй о повсеместно распадающихся семьях, незапланированных беременностях и неподъемных кредитах: люди крутились, как могли, используя любые возможности для заработка, и я внезапно поняла, что мне нечего стыдиться. Высшее образование и семь лет в университете в нынешние времена ничего не значили, и лучше уж я буду выравнивать стены и клеить обои, чем жадной пиявкой присасываться к родительскому кошельку на манер моей незабвенной сестрички.