Я вышла из шикарного офисного здания, где разместилась очередная обитель глянцевой ереси для «независимых и успешных», в которой я, далеко не юная особа, согласилась нести чепуху, нечто вздорное и ложное. Моя маска – пятый по счету псевдоним – ничуть не спасала меня от себя. И этот еретик в моем обличье, давно заслуживший своими проповедями быть заживо сожженным на костре, собирался поговорить о границах дозволенного со своим змием искусителем. Но не успела я и рта открыть, как он меня опередил.

– Слушай, мать, молодец, что позвонила. Тебе на карточку перевели очередной гонорар. Имей в виду. И еще. Есть одно выгодное для нас с тобой дельце, надо встретиться и обсудить.

– Слушай, сын! – сохраняя его интонационный строй, закричала я так, что некоторые прохожие повернулись в мою сторону. – Насколько я помню, благодетель ты мой, моя статья называлась «Она не всегда говорит правду». Даже представить не могу, во что она теперь превратилась. Хорошо, что я давным-давно не читаю твой пошлый и, выражаясь твоим языком, отстойный журнал. Из твоей помойки кормятся лишь непросвещенные и бездушные особи неопределенного пола. Поставлять в нее отходы больше не собираюсь. Ни за какие деньги.

Я отключила телефон и вошла в метро. Я прекрасно понимаю, на что иду, когда отдаю каждый свой текст в руки Виктора. Иногда мне кажется, что написать циничнее и омерзительнее о взаимоотношениях мужчины и женщине после меня уже никто не сможет. Ан нет.

– Ну, и как Зара-Мара оценила очередной шедевр? – почти без издевки спросил муж, удобно устраиваясь в кресле в гостиной.

– Можешь не верить, но зовут ее Лара. Тут ты в точку попал. А если опустить подробности, то примерно так же, как ты, когда подарил мне два томика Жорж Санд на мои ожидания получить от тебя нечто иное.

– Не поняло, – попытался пошутить муж, но, как оказалось, неудачно.

Он встал и пошел за мной в ванную. Прежде чем захлопнуть дверь, я резко повернулась к нему.

– А что тут понимать?! Именно так, как ты и сказал – «не-по-ня-ло».

Я включила душ и начала с каким-то ожесточением смывать с себя переживания и впечатления последних часов этого дня. Налила в ванну горячей воды и погрузилась в белоснежную искрящуюся пену. Через несколько минут я успокоилась. Ничего необычного не случилось. Произошло то, что я и ожидала, хотя на презентации нового журнала и говорили о его непохожести на другие «легковесные» издания. Текст, названный как «От любовницы на время к любовнице навсегда», который в течение нескольких дней создавался, так сказать, умом и сердцем, был отвергнут. Примеры из жизни и литературы, цитаты из классики, научные данные о психологии и физиологии полов, рассуждения о роли любовницы в жизни мужчины и т.д., – вся эта безнадега, по мнению редакции, в лице Лары, читательницам не нужна. Они жаждут и получат руководство к действию «Жена не стена». Вторая статья «Улики, которые он оставляет», написанная «левой ногой», получила одобрение нынешних просветителей и воспитателей молодежи, и с новым названием уже ждет выхода в свет. Помню, как мы хохотали с мужем, когда я зачитывала ему некоторые абзацы. Он тогда удивился, что, оказывается, некоторые мужчины, великие конспираторы, дарят своим женам и любовницам одинаковые духи.

Кстати, и зачем я сейчас обидела мужа, напомнила ему о «дареном коне»? На мой прошлый день рожденья он накрыл стол, разлил по бокалам джин с тоником, хотя я всегда предпочитала красное вино, подарил два романа Жорж Санд. В тот вечер я не стала в сотый раз говорить, что хотела бы перечитать так любимую мною в студенческие годы Франсуазу Саган. Для него за этими иностранными именами стоит одно – «бабский бред».

В банном халате и с мокрой головой я прошла в спальню и включила компьютер. Муж стоял за моей спиной и, вероятно, хотел услышать какие-то объяснения. Нет, его уже не интересовало, что произошло в редакции. С опозданием, но его все-таки задели мои слова по поводу подарка. А я не настроена была говорить об этом.

– Почему же ты так радовалась этим дурацким книжкам, если твои ожидания не сбылись? – Он спросил это, явно нервничая. И такое состояние ему было несвойственно.

То, что сейчас происходило между нами, начинало походить на выяснение отношений. Мы уже давно этим не занимались. Мне надо было остановиться или сменить тон общения. Но я не смогла этого сделать и продолжала злобно выплескивать свое раздражение, хотя понимала, что муж тут не при чем.

– Во-первых, романы Жорж Санд, или Авроры Дюпен, в моем присутствии попрошу дурацкими не называть. Во-вторых, к твоему сведению, ожидания оправдываются, а мечты сбываются. В-третьих, я не готова именно сейчас обсуждать наши взаимонепонимания, которым через три недели исполнится пятнадцать лет. Только не подумай, что я напомнила о годовщине ради получения очередного подарка. Кстати, о дарах и приношениях. Свари и принеси мне кофе. И надеюсь, ты помнишь, что в субботу мы идем на день рождения к Наде. Если тебе нетрудно, когда поедешь по Крымскому мосту, сверни на набережную. Купишь ей на вернисаже картину, настоящую, написанную на холсте маслом. Полагаюсь на твой вкус. И, пожалуйста, постели себе в гостиной. Я буду работать.

Через пять минут муж поставил на стол чашку кофе, встал за моей спиной и положил руки мне на плечи.

– Я, конечно, сделаю все, о чем ты просишь. Но боюсь, что снова получится, как с теми книжками, – он говорил спокойно и по-доброму.

– Прости меня, пожалуйста. Твой подарок замечательный. А сейчас ты попал под горячую руку. Сделка с собственной совестью до сих пор не дает мне покоя. Эти Зары, Мары, Лары все еще выводят меня из себя. Господи, и что за имена у них такие?! – Я повернула голову и подбородком прижалась к его ладони. – На картине не должно быть ни сосен, ни волн, ни квадратов. Пусть это будет нечто от новоявленного Пиросмани. В коридоре, у телефона, лежит моя карточка. Снимешь тысяч десять – пятнадцать. Спокойной ночи!

После одиннадцати в нашей квартире, как всегда, наступила тишина. Я выключила компьютер, достала чистый лист бумаги и начала писать:

«Он говорит, что никогда не видит снов, может быть, потому, что больше, чем я, устает, а возможно, утром их забывает. Я по ночам смотрю сюжетные цветные сны, хорошие и плохие, запоминаю их и пересказываю ему. И некоторые из них сбываются: увидела кровь – неожиданно приехала мама, увидела покойника – резко изменилась погода, увидела мясо – заболела… Он смеется и не верит в мои вещие сны, считая все это женской фантазией. Каждую ночь стала видеть один и тот же сон: теряю его и не могу найти, зову, а он не слышит. Плачу во сне и просыпаюсь с мокрыми глазами и болью в сердце. Через какое-то время появился второй навязчивый сон: мы голые лежим на виду у незнакомых людей в грязной соломе, вокруг нас мутная вода. Я рассказала ему эти сны и увидела знакомую ухмылку на лице, услышала те же слова – «бабский бред».

А недавно мне приснился чудесный сон. Мы молодые и счастливые, ничего плохого еще не случилось в нашей жизни. Он идет мне навстречу и широко-широко распахивает свои объятья. Я бегу к нему в необыкновенно восторженном состоянии, повисаю у него на руках, задыхаясь от любви. Не расскажу ему свой сон. Зачем рассказывать?! Этих распахнутых мне навстречу рук я не увижу больше никогда. Раньше мы могли прекратить любые размолвки, выяснения отношений, ссоры и даже скандалы одним вопросом: «Ты меня любишь?». И неважно, кто его задавал. Замирало сердце. Теперь уже давно не было ни этого вопроса, ни этой остановки сердца».

Я выключила лампу и положила аккуратно исписанный лист в папку «Мое». Таких папок у меня много. В них законченные тексты, от маленьких, на полстраницы, до больших, на десяток страниц. Каждый из них имеет свое заглавие, этот я назвала «Не расскажу тебе свой сон». То, что я доверяю бумаге, необязательно передает мои собственные переживания, ощущения, эмоции, чувства. Прочитанная книга, кем-то произнесенная фраза, какое-то воспоминание, впечатление, что-то случайно увиденное или услышанное может заставить меня взять авторучку и чистый лист бумаги. Это не дневник, хотя почти все я излагаю от первого лица. В своих сочинениях я вольна вести речь от трех грамматических лиц. Обычно человек пишущий представляет свой рассказ отстраненно: «Она проснулась, ей показалось, у нее нет выбора…». Построение речи от третьего лица имеет характер литературности, некоторой искусственности, относительной ограниченности. Я же в своих записях часто предпочитаю форму изложения от первого лица, она кажется мне наиболее простой, открытой, естественной и изначальной: «Я проснулась, мне показалось, со мной что-то происходит, обо мне он не думает…» Степень участия авторского «я», на мой взгляд, порождает целую гамму оттенков и нюансов. Несколько лет назад я попробовала писать от второго лица. Этот довольно необычный, несколько вычурный тип повествования, созданный представителями «нового романа» во Франции, встречается крайне редко: «Ты проснулась, тебе показалось, твой муж тобой пренебрегает…». Стилизованный, излишне затейливый, нарочито усложненный, замысловатый характер такой речи и определенная трудность ее создания явились причинами, по которым я отказалась от нее. Вообще-то, любая речь исходит от «я», обращена к «ты» и повествует о «нем» или «я».