Когда прошло ещё пятнадцать минут, а курица на столе начала остывать уже третий раз, Уилл не выдержал и пошёл за Ганнибалом в подвал. Спустившись по добротной лестнице, он тихонько прошёл между деревянными стеллажами с вином, и увидел своего ненаглядного, застывшего в углу с какой-то странной бутылкой.

— И как долго ты собирался скрывать от меня правду, Ганнибал? — печально покачал головой Уилл, облокачиваясь на дорогостоящую стенку с вином.

— Какую правду? — вздрогнул Лектер, испугано взглянув на мужа.

— Теперь на тебе кольцо, которое я сегодня надел на твой палец, — серьёзно сказал Уилл, опуская глаза, — и я думал, что между нами больше нет секретов.

— Их нет, Уилли. О чём ты?

— Я и раньше был ревнивым, но подумал, что все твои похождения в прошлом. Кто она, Ганнибал? Не уверен, что готов мириться с твоими изменами.

У Лектера так вытянулось лицо, что он стал похож на удивлённую сову, которой сказали, что она теперь заяц, и он чуть не выронил из рук бутылку, которую всё ещё нервно тискал в руках.

— Уилл, ты обалдел? Какие ещё измены?

Уилл сделал несколько шагов вперёд и провёл рукой по рядам пыльных бутылок.

— Ну, и с какой из них у тебя роман, Ганнибал? — улыбнулся Грэм, подходя ближе и вырывая вино из его рук. — Кто тут отбирает у меня мужа в первую брачную ночь? Это она? И давно это у вас?

— Да, прости, милый, это она, — облегчённо рассмеялся Ганнибал, утыкаясь носом Уиллу в ухо. — Это особая бутылка, и я…

— Особая бутылка? — поднял брови Уилл, отпихивая от себя мужа. — Вы все коллекционеры похожи немного на маньяков, и я не удивлюсь, если ты ходишь сюда по ночам и беседуешь со своими бутылками. Это просто вино, Ганнибал.

— Видимо, я поторопился, когда сделал тебе предложение, — хмуро проворчал Лектер, бросая нежный взгляд на свою коллекцию. — Да, большинство из этих бутылок просто вино, как ты выразился, но есть один стеллаж, на котором я храню то, что для меня дорого. Пошли, я покажу.

Ганнибал схватил мужа за руку и потащил к небольшой стойке, по мнению Уилла, так же просто забитой винищем сверху донизу. Он благоговейно замер у стеллажа, как будто он был в Лувре, а не в подвале с винишком, и бросил укоряющий взгляд на мужа, который тоже послушно уставился на бутылки.

— Здесь каждая бутылка хранит в себе воспоминание, Уилли, — медленно сказал Ганнибал, отпуская его руку и не моргая смотря на вино.

Его взгляд, как и всё лицо, снова стал пустым и безжизненным, и Уилл, оглушённый своей эмпатией, вздрогнул от страха. Он увидел своего Ганнибала, который, казалось, начал от него отдаляться, совсем одного, потерянного, окружённого только прошлым, которое окутывало и не отпускало его из своих лап, и не выдержав, он бросился к нему, обнимая и прижимая любимого к себе, который вроде бы этого даже не заметил.

— Я храню их как напоминания, как заметки для самого себя, и помню до минуты, и даже до мысли, которая была у меня в голове, когда я их покупал. Вот эту я привёз с собой из Парижа, — тихо сказал Ганнибал, касаясь кончиками пальцев какой-то бутылки. — Она хранит в себе память о моих родных, живущих там, и я выпью её, когда никого из них не останется в живых. Эту я купил в Балтиморе, когда выбрал этот дом, эту, когда бросил хирургию, а эту, когда познакомился с тобой.

— Со мной?

— Да, в тот день, когда ты спас Эбигейл.

— И что за воспоминание она хранит? — недоумённо спросил Уилл. — Меня, шокированного и залитого кровью с головы до ног?

— Почти, — тонко улыбнулся Ганнибал. — Она хранит мои мысли о тебе. Я бы выпил её тогда, когда раскрыл бы тебя полностью. Ты сразу захватил моё сознание, тем, что ты делал поступки, на которые казалось ты не был способен. Я увидел в тебе что-то, что мне захотелось потрогать и забрать себе, но я не мог тебя похитить и положить в своей подвал памяти, поэтому я купил это вино и положил его сюда.

— А это что за бутылка? — тихо спросил Уилл, указывая на странную ёмкость без этикетки, которую он отобрал у Лектера. — Она тоже очень важная?

Ганнибал посмотрел на Уилла с недоумением, и даже с какой-то неприязнью, как будто он мешал ему своим присутствием, но тряхнув головой, он забрал вино из рук мужа и бережно стёр пыль с горлышка бутылки.

— Это самая старая бутылка здесь. Я храню её почти тридцать лет и увёз её с собой из Литвы из нашего фамильного замка. В ней заложено очень многое, мои воспоминания о доме, о родителях, ещё кое о ком, мои новые и удивительные мысли и решения, и я думал, что никогда не захочу открыть это вино. Я даже не уверен, что оно не испортилось и его можно пить. По молодости я не знал, как хранить вино правильно и возил его с собой просто в чемодане. Иногда мне казалось, что прошлое — это всё, что у меня есть, но теперь у меня есть ты, и я не уверен, что хочу делить мои мысли о нас с тем, что было важно для меня когда-то.

Ганнибал снова начал мысленно уплывать куда-то в прошлое, и не долго думая, Уилл больно ущипнул его за задницу.

— Так, это всё прекрасно, но я хочу есть, я тут замёрз, ещё я хочу выпить и получить обещанное, — строго сказал Уилл. — Мы берём с собой это древнее вино и то, что ты купил в память обо мне. Больше ничего не надо хранить, я всегда буду рядом, обещаю, и давай уже пошли наверх, пока курица на столе не начала нести яйца.

Ганнибал хотел было возмутиться пренебрежению к его переживаниям, но Уилл уже схватил его за руку и потащил обратно в гостиную. Он усадил его за стол, всучил ему вилку и нож в руки, и начал открывать старое вино, пытаясь вбить штопор в затвердевшую пробку. Через десять минут мучений, Уилл смог открыть бутылку и по комнате пополз кислый запах дешёвой браги. Плеснув в бокалы по глотку вина, он тоже сел за стол, молча отсалютовал мужу, и они вместе попробовали это страшное пойло. Если Уилл и смог проглотить это адское бухло, то чувствительный Ганнибал весь перекосился и выплюнул его обратно в бокал, вздрогнув всем телом от отвращения.

Лектер быстро вскочил на ноги, схватил бутылку и начал выливать вино в раковину, задыхаясь от вони этого домашнего самогона.

— Что за пойло? — едва сдерживая смех, спросил Уилл, забрасывая в рот всё подряд, пытаясь перебить ужасное послевкусие.

Ганнибал лишь усмехнулся и даже ополоснул пустую бутылку, чтобы она не смердела на всю кухню. Он думал, что если и откроет эту бутылку, то лишь в том случае, когда его поймают. Он часто представлял, что полиция ломает его дом, а он спускается в подвал, открывает это вино и пьёт его, прощаясь с Чесапикским потрошителем, и был рад, что этого не случилось. Он бы не хотел, чтобы его забирали блюющего на полу от отравления.

— Вино не виноградное, — покачал головой Лектер, открывая другую бутылку и наливая им в чистые бокалы, — да и откуда в Литве виноград. Оно ягодное, я схватил первую попавшуюся бутылку и таскал её с собой тридцать лет. Конечно оно испортилось, хотя может оно и должно быть таким. Видно, что оно самодельное, а не покупное, и что там раньше гнали я знать не знаю.

Они вернулись к холодному ужину и через полчаса смогли избавиться от привкуса прошлого Ганнибала.

— Я пойду наверх, приму душ первым и перестелю постель, — сказал Лектер, бросая недоеденный ужин и вставая на ноги. — Можешь здесь убраться? Мне надо минут двадцать.

— Беги, беги, я всё уберу.

Ганнибал упорхнул наверх, а Уилл быстро навёл порядок на кухне. Что-то засунул в посудомоечную машину, бокалы ополоснул и вытер полотенцем, а остатки ужина упаковал в мешок и выбросил в мусорку. Когда он поднялся в спальню, его муж, уже чистый и в халате, менял наволочки и Уилл проскользнул в ванную, где тщательно помылся, высушил волосы феном и обмотавшись полотенцем, вывалился к своему брачному ложу. От увиденного зрелища он замер на месте, быстро моргая и подбирая упавшую на пол челюсть.

Ганнибал застелил кровать тёмным постельным бельём, которое отливало медным, кроваво-красным цветом, а сам свадебный подарок сидел почти голый на коленях, положив руки на бёдра. На нём были только безумно белые трусики, типа боксеры, белые манжеты на запястьях, такой же белый галстук и ободок с короткой фатой, едва доходившей до плеч. Уилл нервно сглотнул, не зная, что делать. Его муж был так прекрасен, на фоне тёмной комнаты, что если бы не фата, то он просто бы упал перед ним на спину, умоляя взять его поскорее.