- От тебя ничего не скроешь! - Маг сорвал длинную травинку, напомнившую ему о милой привычке Геллерта, и его сердце снова наполнилось нежностью. - Как ты думаешь, это нормально? Любить… мужчину?

- Конечно, - звонко рассмеялась Ариана. - У любви не бывает границ, есть только теплый свет, который согревает твое сердце. - Она снова погрузила пальцы в волосы брата. - Не оглядывайся ни на кого. Просто люби.

После разговора с сестрой, сердце Альбуса перестало метаться словно опаленный мотылек, и заметно успокоилось. Едва солнце коснулось краешком гор, маг набросил рубашку, небрежно застегнув ее на пару пуговиц, даже не удосужившись заправить в брюки, и вышел из дому.

Все эти дни он снова и снова повторял один и тот же маршрут, поворачивая возле старого высохшего дуба, проходя мимо уютной деревянной веранды Уоллисов, и, наконец, оказываясь возле кованой ограды миссис Бэгшот. Бросив взор на темные окна на втором этаже, он беззвучно выругался. Комната Геллерта по-прежнему пустовала.

Спрятав руки в карманы, Альбус уныло побрел в сторону кладбища. Ровные ряды гранитных изваяний хранили здесь память нескольких поколений. Какими были все эти люди? Добрыми, злыми, сильными, слабыми, счастливыми или одинокими? Могли ли они сказать, что прожили жизнь не зря? На нескольких могилах лежали свежие цветы. Значит, кто-то помнил о них.

Умиротворение, возникшее после теплых слов Арианы, рассыпалось подобно пыли на дороге. Справа от мага возникла до боли знакомая темная плита из гранита, на которой зияли глубокими ранами слова: “Кендра Дамблдор. 1851-1899”. Дамблдор устало опустился на колени перед могилой матери. У него не было сил идти дальше.

Едва Альбус потянулся рукой к палочке, что лежала в его заднем кармане, как на темные камни легли безупречные алые розы. Маг недоуменно обернулся и с облегчением обнаружил рядом с собой Гриндевальда. Бывший студент Дурмстранга выглядел весьма осунувшимся и печальным, на нем были надеты темно-коричневые брюки и жилет от костюма, рукава рубашки подвернуты, как любил носить сам Дамблдор.

- Это твоя мама? - Альбус кивнул в ответ, поднимаясь с земли. Он так много хотел сказать, но было ли это позволительным теперь? - Прости, я не знал, что она умерла. - Геллерт немного помолчал, размышляя, стоит ли продолжать свое откровение. - Моя мать погибла, когда мне было двенадцать. Несчастный случай, как думают многие. Но я-то знаю, что это не так. - Юноши стояли перед могилой, опустошенные, искалеченные болезненными воспоминаниями, объединенные общей скорбью.

- Знаешь, у моего отца непростой нрав. Весьма непростой. - Геллерт продолжал говорить, не отводя глаз от надгробия. - Он грубый, жестокий человек с весьма извращенным пониманием того, что такое любовь. - Маг горько усмехнулся, отчего у Альбуса похолодело внутри. - Уверен, смерть была лучшим исходом для моей матери. Она была слишком… доброй для этого ублюдка. Не смела дать ему отпор, опасаясь, что тогда он примется за меня. - Его голос осекся и сник. Геллерт на миг закрыл глаза, перебарывая спазм в горле. - Он бил и насиловал ее на моих глазах, чтобы воспитать во мне безжалостность. И, поверь, ему это удалось. Я стал безжалостным к таким мерзавцам, как он. - Альбус протянул руку и сжал холодную ладонь Гриндевальда в своей теплой ладони.

- Когда моей сестре исполнилось шесть лет, произошла трагедия. - Дамблдор тяжело вздохнул. Он никогда прежде не делился этой печалью ни с кем. - Ариана была наивна и не понимала, почему свои способности следует скрывать от магглов. Играя с ней, соседские ребята, по-видимому, поняли, что она не такая как все. Лишь Боги знают, что они с ней делали! Как могли надругаться над моей крошкой эти мелкие бесчувственные звереныши! Ее нашли без сознания, избитую, искалеченную. - Маг почувствовал, как Геллерт сжал его руку сильнее.

- Отец был вне себя от ярости. Потеряв контроль над собой, он убил этих мальчишек. В Министерстве даже не стали слушать его доводов, просто отправили в Азкабан. - Ветер пошевелил розы, отчего их лепестки затрепетали подобно язычкам пламени. - Сестра так и не смогла оправиться от случившегося. Ее магическая сила породила обскура. Чем сильнее она переживала, тем страшнее были разрушения. Мы спрятали ее от чужих глаз, стараясь уберечь. Но однажды, во время очередного приступа, мама не успела увернуться.

Альбус впервые поднял глаза на Геллерта и печально улыбнулся.

- Я знаю, ты думаешь, что я слишком мягок, раз продолжаю восхищаться магглами после всего случившегося…

- Вовсе нет! - перебил его Гриндевальд. - Ты совсем не такой. Ты намного лучше меня, намного сильнее. Ты способен прощать.

- Зато ты намного решительнее. - Альбус склонил голову набок. Теперь, когда между ними не осталось сокровенных тайн, ему было намного легче быть открытым до конца. - Почему ты уехал? И почему вернулся?

- Потому что я понял, что люблю тебя. - Геллерт пытливо заглянул в голубые глаза. - Не как друга, не как волшебника, а со всей страстью, как любят своего единственного. - в ответ Альбус ничего не сказал. Да и к чему были слова? Он просто стиснул Геллерта в крепких объятиях и закрыл глаза, пряча лицо в светлых локонах. В груди мага снова разлилось тепло, будто не было этой разлуки, не было долгих дней одиночества и терзаний.

Геллерт обнимал его так, словно боялся, что никогда больше не увидит. Он не желал разжимать рук ни на миг. Если это чей-то морок, пусть он развеется однажды, но только не сейчас. Он коснулся губами каштановых кудрей, скользнул щекой по щеке, легонько поцеловал уголок любимых капризных губ, изогнувшихся в счастливой улыбке.

Альбус вздрогнул от этого легчайшего прикосновения, словно от удара молнии. Его губы раскрылись, подобно цветку, впуская трепетность поцелуя, пальцы коснулись острой скулы. Боль отступала, и невидимые крылья вновь расправлялись за его спиной, готовые поднять в небеса. Ради этого стоило жить.

========== Вспышка сверхновой ==========

Если бы кто-то из жителей Годриковой впадины решил развеять скуку этой ночью, то он наверняка бы вышел из дому. Его взору предстала бы соблазнительная округлость Луны, бесстыдно выглядывающей из-за рваной горной гряды, что окантовывает ночное небо. Он бы заметил, что в соседних домах горят лампы и свечи, звучит музыка, мерцают экраны телевизоров. С заходом солнца городок оживал, и сегодняшняя ночь не была исключением.

На верандах журчали голоса игроков в покер, из открытых окон доносились запахи жареной картошки и папиросного дыма, но наш безымянный наблюдатель выбрал бы куда более интересное место. Он непременно пошел бы на местное кладбище, что раскинулось посреди долины так вольготно, словно именно оно является главным центром поселения, а вовсе не покосившаяся церквушка св. Иеронима или дом старосты.

Каждый житель Годриковой впадины знал, что рано или поздно окажется на этом кладбище, пополнив собой многочисленные ряды давно почивших, и это знание было столь же привычно, как ритуал приветствия по утрам. Оно было не звенящим ледяной пустотой “Memento mori”, а скорее обыденным и безразличным “все мы там будем”, и потому наш любопытный персонаж не чувствовал бы ни печали, ни страха. Он бы бродил между покосившимися, разрушенными, заросшими, а местами весьма новыми памятниками, наслаждаясь тишиной и покоем, пока не заметил бы нечто из рядя вон выходящее.

В дальней аллее тесно сплелись в поцелуе две высокие гибкие фигуры. Лунный свет мягкой кистью окрашивал их силуэты, подчеркивал хрупкую деликатность их уединения. В том, как они льнули друг к другу, сквозил невероятный восторг. Эти двое не были частью нашего мира, они шли против общественных устоев, законов и мнений. Они любили друг друга, и они оба были мужчинами.

Сладкие губы Геллерта были удивительно мягкими и жесткими одновременно. Они то дразнили нежной деликатностью, то обрушивались на приоткрытый рот Альбуса, подчиняя себе его глубины. Тонкие пальцы волшебника скользили по хрустящей ткани рубашки, спускаясь к основанию спины возлюбленного. Он почувствовал как двигаются налитые мышцы под его прикосновениями, и низ живота скрутило судорогой внезапно нахлынувшего желания. Геллерт не без труда оторвался от пьянящих губ Альбуса и заглянул ему в глаза. В них горел тот же пылкий огонь.