— Здравствуй, Эмель, — сказал Омар елейным голосом.

— Мой принц, — я поклонилась и крепко зажмурилась, пытаясь подавить в себе чувство печали. — Как насчет вина? — проворковала я и налила нам по бокалу.

Я быстро выпила свое вино и начала наливать себе второй стакан.

— Сядь, — сказал Омар, убрав мою руку с графина.

Я послушалась.

— Твой отец сказал мне, что ты самая красивая из его дочерей, но ты отчаянно нуждаешься в том, чтобы тебя сломали. Я и подумал… — продолжил он. — Это может быть весело. Возможно, сегодня мы смогли бы продвинуться в этом направлении. А завтра попробуем снова. И если после третьей ночи меня удовлетворит твоя покорность, возможно, — он сделал паузу и отпил вина, — возможно, мы поженимся.

От его слов холодок побежал по моей спине. Я заёрзала на тюфяке.

— О, я надеюсь доставить тебе удовольствие, — промурлыкала я, понимая, чего он хотел от меня.

Я отклонилась назад и упёрлась на локти. Ухмыльнувшись, Омар подошёл ко мне и встал у меня между ног. Он наклонился и грубо сдёрнул хиджаб с моего лица.

— Так-то лучше, — сказал он. — А теперь на колени.

Я повиновалась. Омар нащупал пояс своих штанов и спустил их вниз, обнажив ту часть тела, которую я должна была обслужить. Он подался вперёд, подставив свои бёдра к моему лицу. Я поблагодарила Эйкаба за то, что уже ничего не чувствовала из-за алкоголя и бурака, и взяла его в рот.

Я закрыла глаза и представила огромное безоблачное небо, по которому я плыла. Спокойное небо, где я не чувствовала ничего. Я представляла только это и больше ничего.

— Да, — зашипел он, его голос был хриплым от желания.

Он схватил меня за плечи и с силой опустил на песок. Его глаза остекленели, пот сверкал у него на лбу. Я уставилась на его грудь, которую покрывали белые одежды, и представила пушистые облака. Он схватил руками моё лицо и заставил меня посмотреть на него. Наши взгляды встретились, и в его глазах я увидела желание, которое так отличалось от того, что я видела в глазах Саалима.

Я слегка покачала головой, чтобы избавиться от мыслей о джинне.

— Сними свою одежду, — скомандовал он.

Я сделала, как он просил. Он окинул моё обнажённое тело оценивающим взглядом, задержавшись на груди и ногах. После этого он тоже разделся и прижался ко мне своим телом.

— А это приятно, не так ли?

Я пробормотала что-то, соглашаясь с ним. Я закрыла глаза и снова представила небо. Если бы я была птицей, я бы воспарила высоко-высоко, и никто не смог бы поймать меня.

Он схватил меня сзади за голову, двигая меня словно куклу, и его губы припали к моим. Я ничего не почувствовала, я всё выше взлетала в небо.

Он засунул мне руку между ног.

Я снова подумала про Саалима. Знал ли он о намерениях Омара? Может, он поэтому умолял меня не ходить к нему сегодня? Я была для него лишь средством, помогающим ему кончить и выпустить наружу ненасытную страсть. Его заботила не я, а пространство у меня между ног.

Он развернул меня так, чтобы я не смотрела на него, и бросил меня на кровать. Мои волосы упали с моих плеч. Шрамы на моей спине засияли точно сигнальные огни в ночи.

Он зарычал и снова перевернул меня на спину.

— Я не хочу это видеть.

Он забрался на меня, и сквозь пелену я увидела, что выражение его лица стало безумным. Он резко вошёл в меня, а я закрыла глаза и застонала, как меня и учили. Он сжал моё тело так сильно, что на нём должны были остаться синяки, и начал проникать в меня снова и снова.

Я попыталась снова подумать о небе, о птице, вырвавшейся из клетки, которой я хотела быть, но мне ничего не приходило в голову, кроме мыслей о Саалиме, и слёзы полились по моим щекам.

В деревне раздался полуночный горн. Через несколько минут появилась прислужница.

— Эмель.

Омар снова попросил меня.

— Хорошая девочка, — промурлыкал отец, погладив свой стеклянный сосуд, в котором не было густого золотого дыма.

Он сидел на троне, груды волшебной соли джинна окружали нас словно зрители. В верхней части песочных часов, стоявших рядом, виднелась порция песка, равнявшаяся двум дням. Песок потихоньку струился вниз, но нижняя часть часов заполнялась слишком медленно. Отец отхлебнул своего мутного арака и отправил меня вон, к жениху.

Увидев синяки, которые он оставил на мне прошлой ночью, Омар осмелел и на этот раз был грубее и злее. Я легла на спину, заставив свои мысли улететь в те миры, о которых мне рассказывал джинн. В те края, где дома делали из камня и повсюду росли цветы точно сорная трава.

В ту ночь я не стала думать о Саалиме. Нет, я не могла осквернить воспоминания о его надежных руках, плескаясь в грязном пруду с этим монстром.

Испытывая боль во всем теле, лежа в поту рядом со спящей свиньёй, я решила, что не позволю случиться третьей ночи.

Только не так.

Нет.

Я должна была иметь свое мнение.

— Третья ночь, Эмель? О, как же хорошо ты его ублажаешь!

Моего отца распирало от удовольствия. Он хлопнул в ладоши. Я была измотана, в синяках и у меня всё болело. На этот раз ни дым, ни алкоголь в моей крови не могли облегчить мою боль.

В верхней части часов песка осталось только на один день. После того, как одна луна и одно солнце совершат своё путешествие, Омар должен будет решить, стану ли я его женой.

Отец снова отослал меня в постель к варвару. Но я не была более беспомощна.

Я спрятала под одеждой небольшой пузырек, который получила от лекаря. Войдя в шатёр, я увидела Омара, сидевшего на подушках. Воздух внутри был мутным из-за дыма бурака, как и в предыдущие ночи, а сам он уже изрядно выпил. Я холодно поприветствовала его, и он засмеялся.

— Как ты себя чувствуешь, голубка моя?

Я почувствовала насмешку в его голосе, когда он назвал меня прозвищем, которое часто использовал мой отец.

Я не ответила. Я налила ему ещё бокал, как я делала это раньше.

Я изогнулась так, чтобы платок, прикрывавший мне плечи и спину, не дал ему увидеть мои движения. Вынув пробку из пузырька, я осторожно понюхала его, боясь подносить его слишком близко к своему лицу. Но содержимое ничем не пахло.

Нервничая, я вылила всё его содержимое в бокал с вином. Ничего не произошло. Я с облегчением выдохнула, но затем начала волноваться о том, что мог дать мне лекарь. Может быть, это была всего лишь вода?

Я повернулась к Омару и, лениво улыбнувшись, протянула ему его вино. Я в страхе проследила за тем, как он выпил его, ожидая, что он остановится, заметит неладное и впадёт в ярость. Но ничего не произошло. Он осушил бокал одним залпом.

— Сядь со мной, — приказал он и, взяв меня за руку, притянул к себе.

Вино из моего кубка расплескалось через край и попало ему на штаны. Он издал раздражённый звук, но ничего не сказал. Я села рядом с ним.

Он начал говорить о будущем, размышляя о том, что я, вероятно, была для него не лучшим выбором. Он невзначай оскорблял меня и говорил о том, что мои шрамы, по его мнению, выглядели очень неприглядно. Я сидела, застыв в одном положении, я не могла его слушать. Всё, что я могла делать, это ждать.

Прошло немного времени, прежде чем его слова сделались невнятными. Я напряглась, услышав изменение в его голосе. Я пристально посмотрела на него. Его веки отяжелели, и он начал часто и медленно моргать. Паузы между его словами стали длиннее.

Несмотря на его заторможенное состояние, понимание отразилось на его лице. Казалось, он был ошеломлён и уставился на меня с настороженностью и подозрением. Затем он запрокинул голову, закрыл глаза и уснул глубоким сном.

Я прождала всю ночь в тишине, словно скорпион, но он не пошевелился. На рассвете я осторожно потрясла его за плечо, чтобы проверить, проснется ли он. Но этого не произошло. Когда свет в шатре изменился, а солнце начало вставать, я вернулась домой.