Люди замотали головами, они были в полном восторге от его речей про изменения, про бунт. У них начали закрадываться такие вопросы, которые они никогда не подумали бы задать раньше.

— Далмуры. Верующие.

Он замолчал, а музыкант начал стучать кулаками по барабану.

— Они верят в легенды о границе пустыни. Что есть лучшая пустыня, скрытая под той, где мы живем сейчас… скрытая магией, — барабан продолжал стучать. — Они хотят восстановить прежнюю пустыню.

— Даже если всё, что ты говоришь, правда, как они смогут это сделать? — спросил мужчина, стоявший в первом ряду.

— Ходят слухи, что Соляной Король нашёл в оазисе магию. Именно её и ищут далмуры. Именно поэтому умирают люди Короля. Они пытаются остановить их, но стражники Короля неровня этим отчаявшимся людям.

Я с беспокойством огляделась вокруг. Рафаль говорил слишком громко, слишком открыто. Если Соляной Король узнает об этом, он, совершенно точно, прикажет убить Рафаля.

— Они, конечно, хотят знать, почему оазис так охраняют. Почему никто не может зайти туда, кроме тех, кого одобрят Король и его визирь? Разве там хранятся какие-то секреты? — продолжал Рафаль.

Я задумалась о том, откуда ему известно столько всего о мотивах алтамаруков.

Какая-то женщина фыркнула.

— Но секреты не могут изменить пустыню.

— Не могут, — согласился Рафаль. — Но кто может уничтожить магию? Кто может не дать дюнам поглотить поселение Соляного Короля? Кто может создать неисчерпаемые запасы соли, в то время как соляные шахты погребены под землей? — спросил Рафаль, глядя в небо.

Его обвинения были слишком серьёзными. Я испугалась за него и за всех жителей деревни, его окруживших. Моё сердце колотилось, и мне вдруг стало очень жарко. Я начала расталкивать толпу, отчаянно пытаясь уйти оттуда.

Рафаль продолжил:

— Никто, кроме джинна, исполняющего желания.

Люди начали громко охать, и тут же земля ушла у меня из-под ног. Облака закружились у меня над головой, и я услышала, как люди начали в гневе кричать из-за того, что он так спокойно говорил о чем-то столь опасном. Другие же начали смеяться его глупым детским сказкам.

Вдруг чьи-то руки взяли меня за плечи, и я почувствовала, как кто-то коснулся пальцами моего лба.

— С девушкой всё в порядке? — выкрикнул Рафаль, и я увидела его лицо над толпой.

Он встал на цыпочки и смотрел на меня, распластавшуюся на земле.

Отпихнув от себя чьи-то руки, я натянула хиджаб на лицо и закрыла глаза платком, после чего резко встала.

— Я в порядке, в порядке. Оставьте меня.

Не глядя ни на кого, я опустила глаза в землю и поспешила домой, молясь о том, что никто не разглядел моего лица или яркого подола моего платья под абайей.

Алтамаруки искали джинна — искали Саалима. Откуда они знали о его существовании? Мой отец не рассказал о нём ни единой живой душе.

Делая глубокие вдохи, я подумала про Матина, который пытался убить моего отца. Знал ли он о том, что у моего отца есть джинн? Или только предполагал? Я подумала про стражников, которые защищали оазис от нападавших. О бедных мальчиках, которые не знали, почему их жизни стоили защиты оазиса. Они не понимали, что там нечего защищать, кроме тщеславия моего отца и иллюзии могущества.

Когда я пришла домой, я увидела, что Сабра всё ещё не вернулась. Рахима улыбнулась мне и снова помахала у меня перед лицом картами.

— Тебе повезло. Её всё ещё нет, поэтому мне не пришлось врать. Пинар сказала, что после рамы они с Тави пошли навестить твою мать.

Я села на пол в изнеможении и испытала облегчение.

Рахима спросила:

— Что случилось? Выглядишь так, будто случилось нечто ужасное.

ГЛАВА 12

С той поры, как Рафаль заявил о том, что алтамаруки искали джинна, дни тянулись медленно. Я переживала о том, что они могли сделать, и из-за того, что они где-то выжидали. Люди говорили, что Король охранял нас, и что всё было в порядке. Но я не верила в то, что они не вернутся. Но что же они собирались делать дальше?

По утрам я всё время думала про Саалима — мои мысли уносились к нему, когда я видела белые пики шатров рамы, или когда моя маленькая подружка просила меня рассказать ей ещё историй. Знал ли он, что его ищут алтамаруки? Мне очень хотелось снова поговорить с ним. Как мы разговаривали с ним в мой последний день в тюрьме, легко и непринужденно. Я хотела услышать его голос, и к своему удивлению, я страстно желала, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я чувствовала себя беспокойно и взволнованно, думая обо всём том, чего я хотела, но не могла получить. Но я боялась Мазиры, и того, что мои слова будут исковерканы, поэтому мой рот оставался на замке, не выпуская на волю ни единого желания.

— … никогда теперь не выйдет замуж, — прошептала Адила у меня за спиной.

Мои мысли об алтамаруках и Саалиме тут же прервались.

Хадийя уложила мои волосы так, чтобы они волнами ниспадали на спину.

— Мы закроем их. Он не заметит, — сказала она так же тихо.

Не имело значения, как хорошо они маскировали меня для сватовства. Даже если мухáми выберет меня, он увидит всё ночью. И на следующий день выберет другую ахиру. Я вспомнила про Ашика, и меня охватило чувство печали. Каждый день я скучала по нему всё меньше, но с каждым днём я всё сильнее желала того, что он мог бы мне дать. Мне казалось, что всё это было так давно. Как сильно все поменялось — секретов стало меньше, уменьшился и сам мир.

— Вот, это тоже должно помочь, — Хадийя обернула мою шею лёгким шарфом, так чтобы он струился сзади и прикрывал мою спину.

Но не было никакого смысла размышлять о том, что могло бы быть. Я не собиралась предаваться слабости. Я не могла пока сдаться — как Сабра. Даже если я не могла надеяться на то, что мухáми решит, что я его достойна, я не могла не попытаться расположить его к себе. Необходимость выйти замуж за мухáми вдалбливалась в меня с самого детства. То, чего хотела я, и то, чего, как я знала, хотела от меня моя семья, представляло собой сложную паутину эмоций, которую всё ещё нужно было распутать. Но я знала наверняка, что замужество могло освободить меня от двора, и это было гораздо вернее, чем загадать свободу. Поэтому я не могла перестать бороться за это. Не теперь.

Все то время, пока мы шли на смотрины, я глядела в спину своей сестры. Сердце колотилось у меня в груди, а пот стекал по шее. Это был первый раз, когда я должна была увидеть отца после того, как он отхлестал меня плетью.

Придя на место, мы увидели, что Король выпивает с женихом. Его остекленевшие глаза быстро прошлись по нам, после чего он представил ахир, небрежно взмахнув своим кубком. Казалось, он не заметил, что я тоже была здесь, и когда за весь день он не сказал мне ни слова, моё беспокойство начало уходить, и я испытала чувство громадного облегчения. Саалим был прав.

Король выпивал, громко смеялся то над одним, то над другим, чокался с женихом, и сажал своих самых ценных дочерей себе на колени. Он игнорировал меня, так же как и я его. Когда мой отец поднялся, чтобы сообщить, что сватовство подошло к концу, я фыркнула, в последний раз взглянув на слуг и стражников. Я видела стеклянный сосуд отца. Он был пуст, хотя Саалима нигде не было.

Мы направлялись к зафифу, как вдруг Рахима неожиданно остановилась. Она схватилась руками за живот и согнулась. Рвота цвета красного вина хлынула у нее изо рта.

— Има! — я повернулась к ней, и положила руки ей на спину.

Рахима выпрямилась и продолжила идти.

— Я в порядке, — пробормотала она. — Слишком много выпила. Как неловко…

Она взмахнула рукой и попыталась улыбнуться. Она выглядела больной — её кожа была бледной, виски мокрыми. Войдя внутрь зафифа, я усадила её на тюфяк, в то время как мои сестры начали переодеваться обратно в свои платья.

— Хадийя, — сказала я. — Рахима слишком много выпила. Ей надо пойти домой, прилечь.

Я оглядела своих сестёр — кто-то из них медленно раздевался, кто-то прилёг ненадолго отдохнуть от солнца перед тем, как мы должны были вернуться в свой шатер. Хадийя щёлкнула языком и покосилась на ахир, которые двигались так, словно переходили вброд медовую реку.