Пока мужик ловил прежний дыхательный ритм, я по-быстрому вывернул его карманы. Ничего особого, окромя горсти патронов 7,62х38. Красивые латунные гильзы, целые капсюли и клейма… Странные клейма. Это и привлекло моё внимание. Не помню, чтобы Венгерский патронный завод Кайнок, или как его там, вот так маркировал Нагановские гильзы. Красивая надпись «КАЙНОКЪ 7,62» красовалась на донце гильзы, вокруг капсюля. Год производства тоже как-то не совпадал. Не считаю себя великим знатоком, но вроде как в 89 году позапрошлого столетия Наган ещё не был распространен, а в этом столетии уже поздновато выпускать к нему патроны. Чертовщина, да и только.
— Бля-я-я… — простонало лежащее на земле тело, наконец нормализовав дыхалку.
— Признаки разумной жизни, это хорошо, — спокойно прошептал я, убирая патроны в карман кофты. Отвлекли меня не типичные гильзы, дав мне пищу для размышления и тем самым успокоив расшалившиеся нервишки. — Ну что, будем разговаривать как человек с человеком или поиграем в допрос пленного вьетнамца?
— Тебе пизд… — разорался раненый, зажимая кровоточащее плечо, но договорить я ему не дал. С подшага влепил ещё один пинок в грудь, отправляя лежачего вновь ловить свой ритм. Можно пока и револьвер проверить.
Офицерский Наган производства Ижевского оружейного завода, даже клейма сохранились. 1941 года. Да в моих руках настоящий дедушка, хотя и не такой старый, каким мог бы быть. Рукоять не такая удобная как у того же Макарова, но это всё на любителя. Пока что хватит и такого, но судя по тому, какой беспредел тут творится, возможно мне все же стоит разжиться более привычным стволом. С ПМа я хотя бы стрелять умею, а вот с Наганом умею работать только в теории.
Откинув дверцу барабана, прокрутил тот, осматривая гнёзда. Все семь полные, капсюли целы. Это хорошо, особенно учитывая, что у меня в кармане ещё примерно штук пятнадцать патронов к нему.
— Сука, тебе точно пиздец, — прохрипел водитель, пытаясь отползти обратно к машине.
— И почему же? — не стал его разубеждать, затыкая наган за пояс сзади, чтобы не мешался. Проследил куда ползет паршивец.
Как оказалось, раненый не желал сдаваться и норовил дотянуться до отставленной мной сайги. Зря. Я ему давал шанс решить всё мирно.
— Тебя захерача, — оскалился он, уже схватив дробовик за пистолетную рукоять, но я с подскока наступил ему на кисть, пригвоздив ту каблуком к асфальту. Вновь вскрик. Да, это больно, когда вот так вот руку срывают вниз. Ну а что он хотел, это не по гражданским стрелять.
— Ну что ж ты мямлишь, — недовольно хмыкнул я, подхватывая сайгу за цевьё и закидывая её на крышу машины. — Ну давай же, скажи мне, кто же такой сильный меня захерачит? А? Пахан ваш? Вы ж бандформирование, это как пить дать… А впрочем, ты сейчас мне всё расскажешь, дорогой. Времени у меня с тобой возиться нет, у меня там женушка лежит в неадеквате.
Подхватив его за шкирку, потащил в лес, к месту, где нашинковал его товарища. Вид тела с вскрытой глоткой немного вразумил водителя, так что стоило добавить уже более физический стимул к разговору. Аккуратно усадив «языка» под дерево, выудил свой нож. Кизляр всё ещё был залит кровищей, так что для допроса самое то.
— Сколько вас, — прорычал, отведя целую руку пленного к дереву, попутно наваливаясь на него всем корпусом, чтобы не дергался.
— Пошёл… — начал было он брыкаться, но тут же почувствовал, каково было Хресту на распятии. Кизляр довольно легко пробил его кисть, пригвоздив её к стволу дерева, а я лишь добавил, пару раз стукнув сверху, для верности.
Вопль боли был так же быстро заглушен хлесткой сутенёрской пощечиной. Отвык от ударов тыльной частью ладони, аж мышцы чуть свело, но эффект хороший. Мужик скулит от боли, но уже не орет, зато скула начинает потихоньку багроветь, наливаясь синяком.
— Повторяю. Сколько вас? — куда спокойнее спросил я. Злость уступала место хладнокровию. Когда ты зол, а уж тем более, когда ты в ярости, «языка» можно легко убить и тогда останешься без необходимой информации. Да, я хотел вскрыть ему глотку за то, что он и его дружки сделали с моей Юленькой, но это успеется. В конце концов, у меня нет в аптечке средств для поддержания жизни, максимум что я смогу сейчас, это сменить повязку и всё. Даже хирургического инструмента для извлечения картечи, и того нет. Поэтому требуется быстро устранить угрозу и заняться поисками медицины.
Водитель тем временем морщился от боли, стиснув зубы. Стойкий парнишка. Вот только он не понимает, что я с ним не в шутки играю.
— Послушай сюда, — пришлось выудить чистенький нож из кармана кофты. Тот самый Стил Вилл, который очень не хотелось бы марать в чужой крови, но видимо придется. — Ты можешь сколько угодно показывать яйца, делать вид что ты крутой, что твои братаны тебя не кинут, но давай я тебе раскину расклад. Так понятнее? Так вот. Вы ехали медленно, следовательно торопиться вам некуда. На малейший шорох среагировали остановкой, что лишь доказывает это. Всё это ранним утром, значит, как минимум до обеда у нас с тобой есть возможность поговорить. Вы ехали втроем, при этом с левыми стволами. Корочек при вас нет, так что вы в любом случае бандформирование. Причем средней руки, поскольку из «боевых» только Наган. Как видишь, вас троих намотал на фюзеляж одиночка с ножом, а уж что я сделаю с твоими дружками, имея две сайги и Наган… А это я еще в вашей машинке не копался. Так что решай, буду я выслеживать вашу шайку как спецназовец или выйду к ним по-доброму. Ты пока думай, а я начну с тебя кожу срезать.
Раненый натужно засопел, явно размышляя. Не знаю, реально ли его вдохновили мои рассуждения, а потому я решил подкинуть ему ещё стимула, вскрыв ножом рукав куртки на прострелянной руке. Какая красота, пять прилётов и ни один не перебил артерию. Легко парнишка отделался, но ничего, сейчас усугубим. Дабы подстреленный быстрее начал соображать, я аккуратненько начал расширять ножом один из пулевых каналов, пытаясь на живую достать картечь из слепой раны.
Молчит. Это плохо. Таких ломать крайне сложно, а я людей ломать не шибко люблю. Нет, командировки подготовили меня ко всякому, да даже более того, мне приходилось проводить экспресс-допросы, но вот не люблю я их. Самому как-то противно от этого, палачом себя чувствую, но служба такая. Остается лишь перекреститься и дальше резать глотки всех, кто подвергает жизнь твою и жизни твоих близких опасности.
— В молчанку играть можно долго, — предупредил я его, аккуратно расширяя входное отверстие, чтобы четче видеть, что там внутри. Хирургические перчатки всё ещё на руках. Попачкались правда, но зато не порвались. Этот гад не моя жена, чтобы я переживал за то, что могу занести ему какую-то инфекцию в кровь.
Замычал. Больно ему. Очень больно, всё же по живому режу, но терпит гадёныш.
— Ну что ж ты так? Боишься стукачом стать? А ты не бойся, не стучишь же, просто отвечаешь на правильно поставленные вопросы под воздействием фактора травматического шока. Я же тебя не мучаю, а так, первую помощь оказываю, чтобы ты, дебилушка, выжил, — успокаивающе проговорил, продолжая расширять раневой канал и кажется нащупав одно из ответвлений. Этого я и боялся. Чисто свинцовая картечь, без оболочки. Попав в ткани, начала дефрагментацию, то есть, разрушилась на несколько кусочков, которые как отдельные снаряды начали проделывать свои ходы, проникая дальше. Словно корни у дерева, раневые каналы разрастались в стороны от основного захода. Лечится такое крайне болезненно и не дай Бог, если подобное у Юленьки.
— А-а! — вновь вскрикнул он, за что получил ещё одну пощёчину, от которой лишь зло зашипел. — Сука, восемь нас было! Восемь, блять… Везли по этапу, да не довезли, машина по дороге крякнула. Вызвали дежурку, та не приехала, ночь стояли в лесу. Тут Дамиру на мобилу смска пришла, мол вы терь в игре, раздражитель или типа того. Мол надо других кошмарить. Ну и наводка на хату.
— Кто такой Дамир и что за хата, — уточнил, прекратив экзекуцию.
— Семенов Дамир Михайлович, осужден по двести пятой, с нами ехал тип старшим, по красоте с мобилой… Хата как хата. СИЗО мелкое, двухэтажное, ну чисто дежурка какая деревенская, — уже более охотно отвечал водитель, смекнув, что если он говорит, то его не режут.