Моя бабушка. Паутинки
Из морщин. По рукам и шее.
Моя бабушка по старинке
Лечит горло моё шалфеем.
Моя бабушка носит платья
Из цветастого льна и ситца.
Моя бабушка шепчет: «Катя…
Ну зачем тебе та столица?»
Молоко подаёт на полдник.
Варит борщ из своей капусты.
С моей бабушкой – дом наполнен.
А без бабушки… сразу пусто.
Я зашла – и её не вижу.
Синий коврик, вручную сшитый.
Фотографии, столик рыжий,
Грязный пол. А всегда – намытый.
Онемела в дверях, опала
Лепестками-руками оземь.
«Где ты, бабушка!» – закричала.
Наступила в секунду осень.
Слышу – звуки костра за домом.
Полетела туда как птица.
Кудри цвета стоят седого,
Из цветастого платье ситца.
Грабли весь огород счесали.
Сорняки горят, дым стеною.
Улетают мои печали,
Видя бабушку пред собою.
Обняла меня. Запах сажи.
Лепестками-руками. Вечер.
Моя бабушка – это я же.
Моя бабушка – это вечность.
Моё море
Небо в дождь наверху затёрто.
Ещё день, а не видно света.
Ты смеёшься с другой о чём-то.
Мне бы тоже смеяться с кем-то.
Ноябрём впереди мелькает.
Вот экватор сменила осень.
Ты смеёшься с другой часами.
А со мной не смеёшься вовсе.
Вот меняет листва оттенок
И совсем пропадает вскоре.
Мои чувства, врезаясь в стену,
Образуют из грусти море.
Это море – прозрачный карцер.
Между нами навечно волны.
Я ни с кем не могу смеяться.
Я плыву и плыву безмолвно.
Ты ничем меня не обидел.
Не обязан ничем, так смейся.
Моё море никто не видит.
Лейся смех ваш рекою, лейся.
У тебя же не смех – разряды.
Я стою – и воды по локоть.
Ты смеёшься, смеёшься рядом.
По воде убиваешь током.
И спасти меня – нет, не выйдет.
По плечо мне уже печали.
Потому что никто не видит
Моё море, не замечает.
Каждый на свете красив по-своему
Мной ещё с детства одно усвоено –
Нет красивого кожи цвета.
Каждый на свете красив по-своему,
Нет идеалов и правил в этом.
То, что кому-то так безобразно,
Будет другому – сироп медовый.
Каждый на каждого смотрит – разно.
Друг мой, поэтому будь готовым:
Если когда-то толпа звенящая
Мнений ворох навяжет свой,
Ты сохрани в себе настоящее,
Ведь оно – красивей всего.
Шатает
Как хлебать по-кошачьи и с пола,
Как в театре без гардеробной,
Между мной и тобою – полость,
И к тебе подойти – неудобно.
И к тебе подлететь – опасно,
Корабли туда – не доплывают.
Я – оранжевое на красном,
Ты – хозяин, а я – крепостная.
Ты – великий, а я – крупица,
Меня тысячи, ты – уникальный.
И мне надо уже лечиться –
Я больная, а ты – нормальный.
Я – пешком и до дыр подошвы,
Ты – машиной неспешно виляя.
Ты хороший, хороший, хороший!
Я плохая, плохая, плохая!
Твоим голосом мысли стали.
Говорю, для тебя – немая.
Каждый шаг твой – прочнее стали.
Я стою, и меня шатает.
В тебе – летняя ежекадность,
Я – осенняя круглогодично.
Во мне самая серая стадность,
В тебе – самая яркая личность.
Знаю только одно я точно,
Только точно одно я знаю…
Я люблю тебя.
…Я стою, и во мне – прочность.
Ты стоишь – и тебя шатает.
В боль иду
В боль иду. Запах боли
Чувствую до двери ещё.
Сердце уже на горле,
Кострами горит цвет щёк.
Сердце из тела выход
Ищет. К тебе выходит.
В комнате очень тихо.
Мысли кружат в хороводе.
Тёмно-зелёным цветом
Я ощущаю горе.
В окнах – деревьев ветошь,
День – несказа́нно чёрен.
В боль иду. С болью справлюсь.
Сильная-сильная девочка.
Сердце тебе оставлю.
Мне оно больше незачем.
Наркоманка
Хрупкость листвы и ломкость
осенью неизбежна.
А у меня тут ломка
по твоим пальцам нежным.
Сердце танцует танго,
рядом когда со мной ты.
Прячу, верчу в бумагу,
словно косяк какой-то,
Все твои письма. Кинешь
взгляд – отхожу минуту.
Голосом героинешь,
я задыхаюсь будто.
Рядом с тобой – без кожи,
венами наизнанку.
Смотрю на тебя и ёжусь.
…Чёртова наркоманка.
Рыбу несут на сушу
Чем крепче кофе, тем мои мысли легче.
Чтоб откусить – надо сильней кусать.
Чтобы бухать – надо стальную печень.
Чтоб не сойти с ума – я начала писать.
Голос певицы часто мне давит уши.
Я выключаю, с музыкой нынче в ссоре.
Чтобы убить – рыбу несут на сушу,
Чтоб человека – резко бросают в море.
Море любви, а потом покидают тело,
Вместе с собой забирают сердца и души.
Плавают люди, гребут неумело.
Рыбы впиваются жабрами в сушу.
Будь хоть принцессой, хоть рыцарем храбрым.
Рыбу съедят, и тебя не жалко.
Я вот себе… отрастила жабры.
Кинут – я выплыву, как русалка.
Кареглазый закат дальний
Я к тебе бы – как к небу ветер,
Будь земля ты – дождём стала б.
Мне тебе – обо всём на свете
Рассказать – будет жизни мало.
Говорить, пока маг-вечер
Не покроет наш день ночью.
Говорить бы с тобой вечно –
Это всё, что душа хочет.
Но нет слов от тебя, писем.
Каменистей ты всё, скальней.
Ты как небо ко мне – высью,
Кареглазый закат дальний.
Мои руки хладеть стали
В ледяной тишине стойкой.
Кареглазый закат дальний,
Почему ты молчишь столько…
Шипы
Кривится былая стать,
Не вижу вокруг весёлого.
Ещё разучилась спать –
Подушка шипами в голову.
Горячим кипит покров,
И сердце болит и мается.
Стесняюсь своих зрачков,
Которые расширяются.
Обнять бы тебя… кручу
Запястия рук обеих.
Да сколько же этих чувств.
И как поместить в себе их.
У карих порогов глаз
Навечное спотыкание.
Увидеть тебя сейчас –
Светила б как солнце раннее.
Уснуть на твоей груди –
Умерить навеки пыл.
Ты где-то лежишь один.
Я снова ложусь в шипы.
Горела
Я горела так, как горят леса.