Они познакомились во Франции в маленьком городке Мерибель. Он тогда работал в добывании под прикрытием сотрудника отдела личной безопасности посольства. Три посольских семьи катались на лыжах. Отдых был спокойный, посольские едва ли кого интересовали, и сам Ракитин понимал, что сопровождение таких персон, это скорей всего форма поощрения самого Семена за предыдущие месяцы ишачки по добыванию в Европе. Каждое утро, позавтракав, вся компания выбиралась на склон, где и катались часов до трех. Через два дня к ним присоединилась милая девушка. Она была врачом. Работала в Москве, во Францию приехала в командировку для проведения курсов реабилитации некоторых сотрудников посольства. В советское время такой врач был редкостью. Она лечила иглоукалыванием, гипнозом, акупунктурой.

Невысокого роста, изящная, всегда в прекрасном настроении. От этой женщины исходила удивительная энергия свежести. На нее нельзя было не обратить внимание. Посольские жены встретили Светлану удивительно доброжелательно. Обычно чопорные и надменные, они сразу же стали оказывать ей небывалые знаки внимания. Вечером во время ужина, когда Семен удивлялся переменам произошедшими с номенклатурными матронами, он почувствовал на себе ее добрый и внимательный взгляд. Именно тогда он и услышал впервые ее голос. Не тот, который слышали все. А именно ее голос. Это было как шелест ветра. Что она ему сказала? Кажется «Добрый вечер, мой прекрасный рыцарь». Он поднял глаза, внимательно посмотрел на нее, обвел взглядом сидящих за столом и услышал продолжение: «Нас никто не слышит. Только не отвечай мне, ты пока не умеешь». После ужина, все вышли из гостиницы пройтись перед сном. Дети бегали вокруг взрослых, мужчины шли немного впереди, говоря о каких-то, как им казалось, важных делах, женщины чуть сзади, обсуждая, что-то другое. Семен все не мог успокоиться. Он, конечно, уже слышал о докторе Светлане, о ее удивительных способностях, но монолог на уровне передачи мысли – это было слишком. И дело тут не в том, что он не верил в такое. Будучи активным сотрудником одного из самых прогрессивных с научной точки зрения учреждений страны, где в ход шло все что давало хотя бы призрачный шанс опередить противника, Семен сталкивался в своей жизни и с экстрасенсами, и гипнотизерами, да и еще с дюжиной нетрадиционных специалистов. Однако, то, что произошло с ним сегодня, было не на что не похоже.

После прогулки все разошлись по номерам. Делая свой обычный комплекс упражнений перед сном, Семен все еще думал о произошедшем. А утром ему предстояло удивиться уже по-настоящему.

Обычно, они поднимались на фуникулере на самую высокую точку и только там надевали лыжи и начинали спуск. Все катались достаточно прилично. Дети занимались с тренером, где-то внизу и появлялись в районе обеда. Все хотели посмотреть, как покажет себя на горе московская докторша. Была суббота, народу прибавилось за счет приехавших на выходные французов. Их группе пришлось продвигаться к кабине маленькими шагами в довольно большой очереди. Такие ситуации не радовали Семена. Он все же был на работе и пытался обезопасить своих подопечных от возможных происшествий. Двигаясь в непосредственной близости от мужчин, он все же улавливал передвижение женской группы, которая была несколько сзади них. Когда все уже были на верху и выходили из здания станции, толпа рассосалась. Спустившись по ступенькам на снег, он оглянулся. По лестнице, весело переговариваясь, спускались жены и доктор. Все было нормально. Семена всегда забавлял вид горнолыжников. Тяжелые ботинки, блокирующие ступни, делали походку необычной. Казалось, ты находишься среди космонавтов на какой-то неизвестной планете. Особенно ему нравилось наблюдать за женщинами. Их походка не только менялась на космическую, но и выражение их лиц также неуловимо превращалось в какое-то особенное. Появлялась мечтательность и отрешенность. Навстречу поднимался какой-то француз с ребенком на руках. Одной рукой он прижимал к груди своего малыша, в другой нес лыжи. Когда мужчина был на две ступеньки ниже спускающихся русских и начал тесниться к перилам что бы пропустить женщин, из рук одной дамы выскользнули лыжи. Она оперлась ими что бы сделать очередной шаг вниз и в этот момент лыжи начали падать. Семен отчетливо увидел, как окаймленный железом кант лыж приближается к французу, вернее к смуглой головке его ребенка. До них было не менее пяти метров. Никто бы ничего не смог сделать что бы предотвратить трагедию. Иногда с Семеном случалось такое. В мгновения высочайшей концентрации, он начинал видеть происходящее в замедленном темпе. Один раз именно эта способность спасла ему жизнь. Так было и сейчас, лыжи наклонились и приближались к голове малыша, на солнце сверкнул обод, оставалось каких ни будь десять сантиметров и вдруг лыжи пошли обратно. Точно также как падали, вернулись на место в еще открытую кисть, упустившей их дамы. Словно в кино, рука в перчатке крепко обхватила лыжи. Семен недоуменно оглянулся. Никто из присутствующих ничего не заметил. Женщины преодолели последние ступени и приступили к одеванию лыж, продолжая беседу. Струйка пота противно бежала между лопатками. Кроме этого, да еще крепко стиснутых зубов, ничего не напоминало о происшедшем. Семен перевел дух, рядом стояла Светлана и улыбалась. «Нужно больше отдыхать, Семен. А то, что только не привидится», весело шепнула она ему глядя в глаза.

Через три дня Светлана уехала. Накануне вечером, они долго сидели у камина в баре гостиницы и разговаривали. О чем? Он не помнил. Она дала ему свой телефон и просила позвонить в Москве. Семен помнил, что не о чем особенном они не говорили. Но именно с этого вечера, он никогда не чувствовал себя одиноким. Она всегда была с ним. Ему даже не нужно было напрягаться что бы вспомнить ее. Она просто приходила. Это было необъяснимо, но он физически ощущал ее присутствие в себе.

Они встретились в Москве через четыре месяца. Начиналась очередные, и как всегда судьбоносные выборы президента. График был жуткий, работали сутками, практически никто не ходил домой ночевать. Приходилось урывать для сна часа четыре, где придется. Он звонил каждый день. Это был его ритуал. Прижимать трубку к уху, вслушиваться в длинные гудки, и слышать: «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». Выборы прошли. Победил тот кандидат, который, как тогда, казалось, был нужен стране. Уже заканчивались бесконечные «разборы полетов», были написаны представления к наградам и приказы о взысканиях, а в трубке перекрикивая длинные гудки, все звучал ее голос. «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». В этот раз он услышал «Привет, мой прекрасный рыцарь. Я вернулась.»

Они стали жить в месте с первого дня. Это было так естественно, что Семен этому не удивился. Ему было тогда не многим за тридцать пять. Перспективный сотрудник, обличенный большим доверием. Он мотался по всему миру, потеряв счет городам и странам. Прекрасно говорящий на трех языках, обладающий европейской внешностью, Ракитин привлекался к самым активным операциям. Ему посчастливилось миновать болото лубянки. Он не сидел в кабинетах, не лебезил перед начальством, не выгадывал зарубежных командировок. Его шеф, такой же как он сам, с незаурядными способностями, майор, Паша Калинин был неуловим. Они встречались с ним то в Париже, то в Андорре. Порой Ракитин даже забывал, где он работает, и кто он сам. Калейдоскоп имен и биографий, контактов и профессий. Их подразделение конечно имело какое-то название. Что ни будь типа «Б-1346-бис» или «отдел помощи ветеранам», он не знал, да его это и не интересовало. Они были фантомом. Все зависело от их фантазии. А уж этого было хоть отбавляй. Особенно отличался Вова Волгин. Однажды, когда они искали подходы к одному типу из комитета конгресса США по разоружению, именно Вовка придумал беспроигрышную комбинацию со слепым гомосексуалистом. Проблема была лишь в том, что никто не соглашался на эту роль. В слепого то поиграть были все согласны, а вот что бы ориентацию поменять, пусть и на благо великого отечества, с этим произошла заминка. И тогда тот же Волгин и придумал прекрасный выход. Он притащил из Мадрида секретаря нашего посольства, замеченного в нетрадиционной ориентации, красиво подвел его к конгрессмену в одном из баров Вашингтона и с фантастическим блеском разыграл комедию со своим слепым товарищем, за которым некому присмотреть до завтра, потому что сам Смит (то бишь Волгин) должен немедленно уехать по срочному делу. Перед таким приключением, осторожный как лис, конгрессмен не устоял. Румяный молодой европеец, с нежной кожей юноши, говорящий по-английски с таким милым испанским акцентом, беззащитный и трепетный. Расчет на голубые флюиды оправдался. И уже через час, «испанец», размякший от виски в кресле у камина в доме объекта, признался конгрессмену в своем тайном желании обнять мужчину.