- С войны, голуба, ишо прийтить надо...
- Ну придешь если? Первые слова какие скажешь, говорю?
- Никакой войны больше! Все же видят, что это такое...
- Слова твои, рыжий, дельные, - чмокнул Пилипенко губами. - Сбудется это, если уничтожим всех, до последнего, гитлеренышей. Так говорю, нет, товарищ лейтенант? - Он взглянул на Андрея, понимая, что мысль будет одобрена.
- Этим мы и заняты сейчас.
Андрей повернул голову туда, где сидел Рябов. Тот держал ладонь на раненом бедре и молча следил за игрой огня. Заметив взгляд Андрея, тоже повернулся к нему.
- Как, старик?
Андрей спохватился, что говорит языком комбата.
- Ничего, товарищ лейтенант. - Рябов даже снял руку с бедра, как бы подтверждая это. - Жжет бедро, понятное дело. - Помолчал. - А еще смогу фашистам напомнить о себе. В строю, товарищ лейтенант, не думайте...
- Конечно, - дернул Андрей плечом: в том и сомнения быть не может. Кроме мертвых, все в строю.
Он посмотрел на Марию, гревшую руки у костра.
- Жива?
Мария слабо улыбнулась.
- Сушись, сушись, сестричка, - Пилипенко похлопал ее по плечу. В любых обстоятельствах оставался он самим собой. - Не стесняйся, сестричка. Всю мануфактуру с себя скидывай...
Мария смущенно вспыхнула: в самом деле, вся мокрая какая! Она поднялась, пошла в сторону, в кусты.
Несмело побрел за ней Саша.
- Сашенька, миленький. Я не боюсь. Вернись. Посушись и ты. А я тут выжму все на себе. Иди.
Мария скрылась в кустах. Сняла одежду, сбросила берет, мотнула головой, будто стряхивала с нее тяжесть. Разметавшиеся волосы упали на плечи и пошли вниз. Перекинула их наперед, но дрожавшие от холода пальцы ничего не могли сделать с мокрыми волосами. Кое-как отжала их, заплела.
Саша вернулся к костру. Он разделся. Разделись Петрусь Бульба, Шишарев, Вано. Вано сидел в высоко закатанных исподниках, подобрав колени к подбородку, стараясь согреться. Взъерошенные волосы, торчавшие в разные стороны, небритое лицо, на котором густо чернела щетина, и видно было, какая жесткая она и колючая. Андрей почувствовал, как холодно ему в насквозь промокшей, отяжелевшей от воды гимнастерке. Стащил ее. И Семен тоже снял с себя все: изодранную на спине гимнастерку, расползшиеся в швах брюки, прохудившиеся сапоги, и удивленно подумал - ни с того ни с сего, что рванье носится куда дольше, чем новые вещи...
На кустах раскиданы нательные рубахи, портянки, обмотки в бурой болотной жиже; сапоги, ботинки поставлены подошвами к огню, от них растекался неприятно пахнувший пар.
- Рогатину поищу пойду, - поднялся Данила. - Подпору сделаю взводному, Рябову, костыль.
Он вытащил финку из-за ремня и пошел к ручью, отделявшему поляну от болота.
- И не подумал бы, что такие болота есть на свете, и вообще места такие, ей-богу, - пожав плечами, произнес Сянский.
- Знаешь, Сянский, складывается впечатление, точно ты только что сполз с дерева и еще прячешь хвост.
- Виноват, товарищ политрук.
- Вон и сестричка к нам, - завидел Пилипенко Марию, выбравшуюся из кустарника. Он скрестил руки, точно хотел прикрыться.
Вано уже согрелся, почувствовал себя бодрее.
- Слушай, сестричка. Никогда не была в Бакуриани? Никогда? Ай-ай!.. даже не верилось ему. - Рай видела? Ну вот такой и Бакуриани, не отлычишь...
Мария кивнула: согласна, не отличит...
"Слава богу, настроение у ребят не подавленное, - был доволен Андрей. - Еще бы, выручились из гибели..."
- Я, слушай, отлить, - шепнул Вано Полянцеву. - На минутку.
Данила вернулся с плотной рогатиной и подгонял под рост Рябова.
- Обопрешься, взводный.
"Определенно, ребята отошли после вчерашней ночи, - еще раз подумал Андрей. - Они все выдержат, определенно".
- Валерик! - позвал.
Валерик кинулся к Андрею.
- Вот что, Валерик. Обойди всех и уточни оружие. Что у кого есть. И боеприпасы.
- Ага, товарищ лейтенант.
- Семен, - бросил Андрей через костер. Он откинул спадавший клок слипшихся волос.
- Да, Андрей? - Голос утомленный, дремотный. - Да? - Семен чуть отодвинул от огня ноги: должно быть, начало припекать.
"Нисколько не спал, - подумал Андрей о Семене. - И какие у него костлявые ноги..." Он расстелил на земле карту, мятую, с затеками по краям.
- Поразмыслим давай. И тронемся. Нельзя задерживаться. Черт знает, что делается вокруг. Нора.
В самом деле пора. Давно пора.
Семен подсел к Андрею. Тени их фигур недвижно лежали у затихавшего костра.
- Вот наша дорога, - показал Андрей на карте, - видишь? - потер он лоб. Складки на лбу, как и были, остались: ровная сверху, изломанная в середине и такая же внизу.
Ни словом не обмолвились они о вчерашней ночи, словно ничего не случилось. Надо было думать о том, что впереди. Впереди были высота сто восемьдесят три, дорога к ней. Только говорится так - дорога, в действительности это что-то совсем неясное, путаное, хоть на карте и проложена почти прямая линия. Болото линия не пересекала, а они оказались в этом, будь оно проклято, болоте.
- Видишь, до высотки нашей можем идти, обогнув болото, лесом. Да обход какой! Километров восемь, а то и больше. Видишь? Или вот этим проселком... - продолжал Андрей. Проселок пролегал метрах в трехстах от поляны, за кустарником.
Поляна впереди была пустынной, болото, сзади, было пустынным, проселок тоже был пустынный.
- И выследить могут. Если открытым проселком, - заметил Семен.
- И выследить могут. - Андрей вскинул глаза и увидел, что у Семена дергалось веко, будто не переставая моргал. - А свернуть обратно в болото, - мелкое ли дальше? Там и стукнуть нас легче, если выследят.
- И то верно. - Семен, как и Андрей, не представлял себе, как с меньшим риском пройти к высоте сто восемьдесят три.
- Пойдем так, - твердо произнес Андрей. Он провел пальцем по тонкой линии проселка.
- Дорога, - подтвердил Семен. - Если ее не перекроют.
Андрей обхватил ладонью подбородок.
- Противник потерял нас из виду. Пока.
- Я имею в виду другое - вражеские части, которые ранее прорвались на южном и северном флангах.
Андрею пришли на память слова Данилы: за спиной немец уже везде. Он убрал ладонь с подбородка, и лицо приняло прежнее решительное выражение.
- Выбор только между неизвестным нам болотом, вон тем лесом и проселком, - сказал он. - Я выбрал проселок.
- Ну, - Семен кивнул, и это означало, что он понял и согласен.
Показался Валерик.
- Два автомата, товарищ лейтенант, ваш и товарища политрука, два диска, три винтовки и девять патронов. И пулемет, пустой, ни одной ленты. Семь гранат. И нож. Один. Финка. У Данилы. Все, товарищ лейтенант.
Андрей усмехнулся, посмотрел на Семена.
- Ладно. Наматывайте портянки, обмотки, - сказал, - двинемся.
Бойцы наматывали портянки, с трудом натягивали на себя еще не просохшую одежду.
Данила последним сунул ногу в еще сырой сапог, нога не лезла, пальцем нащупал в голенище брезентовое ушко.
- Ух... - запыхтел. - Эх, - прихлопнул сапогом. - Всё...
2
Они не успели оставить поляну.
Посланные вперед, на проселок, Вано и Саша возвратились растерянные, смятенные.
- Слушай... двигаются... немецкие моциклисты... - сбивчиво сообщал Вано.
- Ты спокойней, тогда я лучше пойму тебя. - В глазах Андрея выражение напряженного внимания. - Мотоциклисты. Понял. Сколько?
- Не подсчитывал, товарищ лейтенант. Услышали, что моциклисты, и сразу сюда - предупредить.
- Далеко?
- Километра полтора... Да? - посмотрел на Сашу, ожидая подтверждения.
- Побольше двух, - откликнулся Саша. Зажатой в руке пилоткой вытер он пот на лбу и, мятую, с влажными пятнами, натянул на голову. Как обычно, опустил глаза вниз, в землю. - По звуку если, побольше двух.
- Через несколько минут, слушай, будут здесь, - жестами показывал Вано степень опасности.
