Тем временем Энджел достала из багажника плакат, с которым они встречали Ирину в аэропорту, и радостно предложила:
– Давайте сфотографируемся!
– Хорошая идея! – поддержал её Керри.
Все тут же устремились к Ирине. Ирина оказалась в центре, уставшая, но улыбающаяся изо всех сил.
Позже на фотографии она увидела, что её наряд, в котором она прилетела – бирюзовая, в полоску футболка и синие, широкие, в складку шорты, – необыкновенно гармонировал с окраской дома, поэтому взгляд невольно выцеплял её фигуру среди белозубо улыбающихся американцев. На снимок также попали белые цветущие шары и две деревянные ступени, ведущие ко входной двери дома, на которой блестел серебряный колокольчик.
– А теперь давайте все в дом, – сказала Грэйс, – Ирина, должно быть, падает от усталости, – и легко преодолев две ступеньки, распахнула дверь.
Ирина переступила порог и сразу же оказалась в гостиной. Она ошеломлённо глядела по сторонам: ни коридора, ни шкафа для верхней одежды, ни просто какой-либо входной зоны не было. Прямо с ходу она оказалась в сердце дома – всего через два метра от неё стоял диван.
Это заставило Ирину почувствовать сильную неловкость – будто она вступила в интимную зону хозяев, не постучавшись.
Видя, что Ирина застыла на месте, Грейс предложила:
– Давай я проведу тебе экскурсию по дому. Это наша гостиная.
– Подождите, я разуюсь, – опомнилась Ирина и нагнулась, чтобы снять босоножки.
– Нет-нет, не нужно. – Грейс остановила её жестом. – Мы не разуваемся у входа.
Почти квадратная гостиная плавно перетекала в кухню с маленьким встроенным гарнитуром и круглым обеденным столом. Помимо дивана и двух кресел с журнальным столиком посередине, в гостиной не было ничего – даже телевизора.
Только теперь Ирина заметила, что под ногами у неё было что-то мягкое, – весь пол был застелен ковровым покрытием. Мягкость ощущалась даже сквозь подошву босоножек.
Всё кругом блестело какой-то надраенностью и вылизанностью – было видно, что хозяева слишком любили чистоту. Стены украшали обои с неброским голубоватым принтом деревенской тематики, а на кухне в качестве декоративных элементов красовались деревянные утки от мала до велика.
Дав ей немного времени осмотреться, Грэйс продолжила:
– А вот здесь комната Энджел.
Она распахнула дверь, которая находилась на небольшом расстоянии слева от входной двери.
– Да, это моя комната, заходи! – И, обогнав Ирину, Энджел забежала внутрь первая.
Ирина увидела тесное квадратное помещение, половину которого занимала двуспальная кровать.
«Двуспальная кровать?! В детской?! У моих родителей и то никакой двуспальной кровати за всю жизнь не было, а тут… А где же учебный стол?» – Ирина озадаченно осмотрела комнату, но кроме комода, стоявшего в углу, и встроенного шкафа под одежду, ничего не увидела. «Как же она тут учится?» – мелькнуло в голове.
– Пойдём, я покажу тебе ванную и твою комнату, – позвала её Грэйс.
Проходя мимо кухни, Грэйс мимолётно бросила:
– Здесь у нас кухня.
Из кухни они свернули налево, в небольшой коридор, из которого выходили две двери: одна в ванную, другая – в спальню Керри и Грэйс.
– Вот ванная, твои принадлежности, – показала Грэйс и, помолчав, добавила воспитательным тоном: – Мы принимаем душ каждый день.
Это тоже прозвучало как указание, но Ирина была рада ознакомиться с правилами семьи сразу, чтобы не выглядеть на фоне обитателей этого выскобленного домика белой вороной.
– Теперь пройдем в твою комнату, – продолжила Грэйс.
Они вернулись в кухню, прошли через заднюю дверь и очутились в небольшом коридорчике. Здесь отчаянно работала стиральная машина, издавая гулкие неприятные звуки. Рядом с ней теснилась молчаливая сушилка.
«Джонсонов не было дома часов пять, а стиральная машина работает?..» – удивлённо подумала Ирина, но промолчала.
Грэйс протиснулась через узкий проход и открыла дверь в крошечное помещение, которое, по всей видимости, было техническим и где ранее, судя по всему, законно проживали обе машины. Теперь же комнатёнку переоборудовали под спальное место, выдворив стиральную машину с сушилкой прямо в коридор. На их же место поместили компактное раскладное кресло и тумбочку. Проходившие в углу две железные трубы должны были заменить гостье вешалку для одежды – на них кто-то с видимой заботой и аккуратностью развесил аж около двадцати плечиков из толстой проволоки.
Техническое помещение не предполагало наличия стандартного окна – благо, что здесь вообще было хоть какое-то окно, пусть даже маленькое, убогое, под самым потолком. Благодаря ему в комнатку попадало немного солнечного света.
– А вот и твоя комната, располагайся, – проговорила Грэйс. – Здесь можешь развесить свою одежду. Переодевайся, отдыхай, обед будет готов через 40 минут.
Она улыбнулась как ни в чём не бывало и пропала.
Ирина ещё раз обвела глазами своё странное обиталище и устало опустилась в кресло.
«Хорошо ещё, что сюда вошло кресло, – саркастически заметила она, – могли бы и вовсе на полу уложить. Как им вообще разрешили взять студента по обмену? У них что, нет никаких требований к принимающей семье? Тут даже шкафа нет. Сами-то бы попробовали пожить в этом ящике! – возмущению не было предела. – Поселили в кладовке, практически без окна, вдали от американской цивилизации, в настоящей *опе. Что я здесь буду делать целый год???»
Ирина закрыла лицо руками. Ей хотелось рыдать. Мысли путались, мозг отказывался поверить в увиденное. Впервые в жизни она почувствовала невероятную жалость к себе. Хотелось зареветь, позвонить домой и пожаловаться маме о том, как все её надежды рухнули и как ей невыносимо плохо и одиноко. Ей казалось, что она неожиданно очутилась за стеклянной стеной, где её никто не слышит, не чувствует, не понимает.
Однако времени на страдания не было. Обед будет через 40 минут, и Ирина должна выйти на всеобщее обозрение улыбающейся.
Встряхнув головой и стиснув зубы, Ирина начала распаковывать чемодан. Понятные ритмичные действия успокаивали. Одну за другой она развесила свои вещи на плечики и вдруг остановилась, внимательно оглядывая знакомую одежду. Здесь, в этой чужой, холодной комнате, вещи показались ей необъяснимо родными. Будто близкие друзья последовали за ней в далёкую ссылку. В сердце защемило – это был первый привет от Родины, который она ощутила со всей остротой.
Навернулись слёзы, но Ирина слишком хорошо понимала: плакать нельзя! Объяснять покрасневшие глаза она не собиралась – это было слишком унизительно и, как ей казалось, бесполезно. Поэтому насухо вытерев лицо, Ирина поспешила в душ.
Вскоре позвали к столу.
На обед Грэйс приготовила в духовке мясо с овощами и большую чашку зелёного салата с помидорами черри.
– Представляешь, Ирина, – голосом, полным восхищения, говорила Энджел, – Грэйс вырастила эти овощи сама! На заднем дворе нашего дома.
Грэйс довольно улыбалась. А Керри смотрел на жену с благодарностью.
– Да, мы отличаемся от других семей в Бьютт-Фолсе. Почти никто ничего здесь не выращивает, – поделилась с Ириной Грэйс. – Все предпочитают закупать овощи в супермаркетах. И я их прекрасно понимаю: не надо вставать в шесть утра, чтобы поливать грядки, не надо ничего сажать, пропалывать. Гораздо проще купить всё готовое. Ведь любое растение требует человеческого труда.
– Непосильного, я бы сказала, – вставила Энджел. – Я бы, например, ни за что на свете не смогла вырастить ни одного овоща. – Она засмеялась.
Грэйс согласно кивнула и продолжила небольшую лекцию о тяготах сельского труда.
Ирина поймала себя на том, что сидит с приклееной улыбкой и согласно кивает. Однако внутри она совершенно не могла взять в толк – чем они восхищаются. Ведь у Ирины дома, в России, каждая вторая семья имела свой огород и выращивала наверняка в разы больше овощей и фруктов, вовсе не считая это героическим подвигом. В магазинах не хватало продуктов, и люди выживали как могли.
