Раскинувшиеся детали интерьера: мебель, свет, красивый ковер цвета ализарина, голубое окно и тысячи книг, украли мысли и внимания пришедшего человека, смотрящего на все представшее перед ним красоты, с небывалом трепетом и интересом. Он изучал каждый сантиметр, был поглощен каждым корешком, кратко повествующем о содержание книги, спрятанной среди тысяч сородичей, смотрел вверх оценивая масштабы, смотрел по сторонам, и эти действия вкупе укрепляли в нем определённые мысли, заглушая при этом необходимость здраво оценить происходящие. Его внимания, направленное на открывшуюся возможность, было сродни зависимости, проявляющийся при любых дуновениях информации. Он как археолог, яро поглощенный собственными раскопками, не видел за своим стремлением пылающих глаз, направленных на него из глубин особняка.
Поборов приступ возникшей увлеченности, Кейдан собрался с мыслями, вырывая сознания из пучин растворяющих надежд. Пройдя чуть глубже, он обнаружил дополнительные источники света, молчавшие при первом зрительном контакте, но сейчас работающие во всю свою мощность. То были электрические светильники, созданные наподобие канделябров, где заместо свечей были лампы накаливания. Эти устройства имели четкий порядок, они располагались в свободных участках между книжных шкафов. Где-то свет, исходящий из электрических канделябров, светил даже ярче чем люстра, горящая под потолком, где-то из-за нехватки мощности или неисправности свет горел тускло, некоторые устройства вовсе молчали, не подавая признаков жизни, от одних исходил треск электричества бегающего по нити накала, создавая в отдельных кусках помещения успокаивающий звон, другие молчали, бесшумно выполняя свою работу. Светильники неустанно заполняли пустое пространство между шкафов, за исключением верхнего этажа, так как близость огромной люстры не требовала дополнительных источников света.
Продвигаясь ближе к спиральной лестнице, Кейдан заметил укрывшийся от лишних глаз проход, прикрытый деревянной дверью и ведущий куда-то глубже в особняк. Подойдя и дернув ручку, инкрустированную вырезанными изображениями непонятных существ, он обнаружил дверь незапертой и прячущей за собой непроглядную тьму. Свет из помещения, где Кейдан смотрел в просторы обжигающей тьмы, позволял разглядеть лишь несколько деталей. Под ногами было начало ковра, раскрашенного цветом индиго и наполненным узорами разных форм. Его сопровождали деревянные стены, увешанные картинами, скрывающими свое содержания в темноте. Эти крупицы информации единственное, что Кейдан смог углядеть в открывшимся коридоре.
Оставив новое помещение, наполненное неизвестностью пропитанной тьмой, Кейдан продолжил свое путешествия по доступному пространству.
Подойдя ближе к письменному столу, стоящему в окружение кресел и усеянному разными бумагами, Кейдан поверхностно осмотрел его содержимое. Там находились записи, созданные рукой способной красивым почерком умесить всё желанное в границах бумаги. Вдаваться в подробности и изучать всё, что там было написано, стало для Кейдана очевидной тратой времени, так как вокруг, не переставая красть его внимания, светились яркие корешки, взывающие чтобы единственный доступный читатель наконец стряхнул с них пыль, наросшую в результате пренебрежения их природными функциями. Книги жалобно молили, привлекая всё больше внимания и приближая желанный момент.
Кейдан поддался зову литературы, но, прежде чем полностью окунуться в словесный водопад, он оценил коллекцию бара, включающую все самые знаменитые напитки, существующие в далеком мире: «Виски», «Бренди», «Коньяк», «Абсент», «Ром», «Водка» и еще несколько неизвестных напитков. Каждый из перечисленных был залит в красивые бутылки, изображающие разных животных и существ. Так, например, водка располагалась в стеклянной бутылке, изображающей медведя, а виски в стеклянном льве. Бутылки же в виде существ, с щупальцами свисающими с их могучих голов и крыльями за спиной, имели зловещий вид, словно были порождением могущественного воображения, способного создавать подобных существ. Внутри себя, те существа хранили неизвестные жидкости, имеющие зелёный оттенок, гармонично подыгрывающий внешнему виду стеклянных созданий. Всё это хранилось в баре, помещенном между двух книжных шкафов и представляющим из себя несколько выпуклых полок, за которыми было чистое зеркало.
Смотря на всё это, взгляд Кейдана сопротивлялся зову, исходящему от каждой книги, смиренно ожидающей, когда читатель вновь пронесётся по словесным закоулкам, напечатанным внутри. Он чувствовал их физическое давления, чувствовал нарастающую необходимость, требующую исключительного внимания к себе, он чувствовал то, что на самом деле исходило не от книг, а от самого себя. Всё это было игрой его воображения и чувств, пытающихся скрыть свои желания за несуществующим зовом, исходящим от неодушевленных предметов. Кейдана посетила та же страсть, что однажды затянула его повторить свое путешествия в долины, созданные собственным подсознанием. Его сжирала тяга окунуться в труды, раскинувшиеся повсюду.
Когда внимания, уделенное столу и бару, вместе с их содержимым, было освобождено, Кейдан недолго думая отправился изучать все доступные экземпляры книг.
Путешествие началось с первого этажа, где каждая книжная полка была заполнена художественной литературой, включающей в себя как прозу, так и поэзию. Все книги были написаны родным для Кейдана языком, благодаря чему он незамедлительно пустился в подробное изучения каждого, взятого с полки, носителя человеческой фантазии. Знакомство началось с античной литературы. Этот пласт литературы всегда избегался Кейданом, ибо он мало чем мог зацепить внимания искушенного читателя. Из представителей античности нашлись труды Гомера «Илиада» и «Одиссея», труд Софокла пьеса «Царь Эдип», поэма Вергилия «Энеида», роман Лонга «Дафнис и Хлоя», книга Ксенофонта «Отступление десяти тысяч», пьеса Аристофана «Лисистрата» и многие другие. Этот период искусства занимал место подле входа в библиотеку, словно повторяя историю всей литературы, ибо античная литература стояла у истоков зарождения этого направления, также как и полки, заполненные ей, стояли в начале библиотеки. Следуя такой логике, за полками античности расположилась литература средних веков.
В этой части истории находились свои авторы и произведения, а именно: Хросвита Гандерсгеймская и её работа «Пафнутий», Петр Абеляр «История моих бедствий», Гальфрид Монмутский «Жизнь Мерлина», Гартман фон Ауэ «Бедный Генрих», Вольфрам фон Эшенбах «Парцифаль», Томас Мэлори «Смерть Артура». Все эти представители лишь малая часть средневековой литературы. Перечисленные труды завлекли внимания Кейдана, но в скором времени, он, влекомый чувством исследовать больше и больше, двинулся дальше, вновь приближаясь к бару, вокруг которого раскинул свои владения период эпохи Возрождения.
Этот период не стал изменять структуру библиотеки и тоже повторил принцип наполнения полок определенного временного периода. Так в эпоху возрождения вошли: Никколо Макиавелли «Государь», Джованни Боккаччо «Декамерон», Бенвенуто Челлини «Жизнь Бенвенуто Челлини», Данте Алигьери «Божественная комедия», Эрик Чемберлин «Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура», Мигель де Сервантес «Дон Кихот», Леонардо да Винчи «Суждения о науке и искусстве». Эта малая часть книг уже была знакома Кейдану. В свое время, отправляясь в прекрасный мир умственного поглощения, неискушенная душа жаждала прочитать всё то, что некогда признали умы других людей. Те личности, с виду имевшие вес в мире литературы, со смелостью присущей войнам, твердили, что определенные работы заслуживают место на пьедестале истории человечества. Без сомнения, это касается и пройденных периодов, оставленных позади, за спиной Кейдана. Но приходя в мир книг и их создателей, сыграл фактор новичка, отпугнувший от некоторых представителей, датой создания. Эпоха Возрождения стала компромиссом, собравшим в себе полет мыслей авторов, мысли читателей, навязывающих прочтения, и дату создания, не отпугивающую своей архаичностью.
