– Ну наконец-то! – встречает нас Вика в небольшом холле и командует: – Раздевайтесь и пойдемте внутрь.

Дожидается, когда мы сдадим верхнюю одежду в гардероб и ведет за плотные шторы, по краям которых несут вахту по-деловому строго одетые девушки с дежурными улыбками на ярко подведенных губах.

– Добро пожаловать. Проходите.

Но Свяжина, словно и не замечает их присутствия, проходит мимо и сообщает нам доверительно:

– Столики все заняты, будем тусить у барной стойки. Но это и к лучшему – так мы будем у всех на ладони, и нас будет просто невозможно не заметить.

– Тебя и сейчас невозможно не заметить, – уверяет ее Виолетта.

– Спасибо, – довольно улыбается Вика, сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с темно-вишневым цветом ее любимой помады. – И спасибо, что послушались моего совета.

– Разве? – удивляется отличница и демонстративно осматривает свое одеяние – она осталась верной себе и не нацепила так навязываемого ей платья.

– Аха, – скалится Виктория. – Я просто хотела, чтобы ты оделась не как обычно, а лучше всего этого добиться, поставив тебе запредельные условия. Ты однозначно понизила бы планку, и вуаля – заданное платье превратилось в нормальный топ. Проси больше – получишь меньше, – заключает она с умным видом.

Она так горда собой, будто не развела одноклассницу на какую-то незначительную мелочь, а реализовала план Барбаросса. Никак не меньше. Я невольно улыбаюсь этой особенности подруги переоценивать свои достижения. Но недооценивать себя куда хуже, чем переоценивать, это я знаю точно.

Идя по залу, мысленно отмечаю, что музыка тут не сильно громкая, и можно почти нормально поговорить, не напрягая связки и уши собеседника. Танцпол, видимо, где-то в другом месте.

– Тебе привет от Никитоса, – огорошивает меня Вичка, когда мы подходим к бару, и двое парней галантно уступают нам стоящие рядом высокие стулья.

От неожиданной информации я едва не промахиваюсь мимо стула. Хватаюсь за край круглой седушки враз ослабевшими руками и сажусь ровнее. Щеки мои под плотным слоем тональника наверняка вспыхнули от резко прилившей к ним крови, но увидеть это невозможно, а чтобы скрыть огонь, вспыхнувший в глазах, я резко отворачиваюсь и хватаю ламинированный лист коктейльной карты. Делая вид, что изучаю список, стараюсь унять тахикардическое сердцебиение и вернуть влажность мгновенно пересохшему рту.

Справившись с собой не так быстро, как мне бы хотелось, я не могу не спросить:

– Он тебя сюда привез?

– Аха, – все-таки отвечает Вика, хотя ее вниманием уже завладел один из джентльменов, на чьих местах мы сидим. Она точно не собирается сама платить за свою выпивку, и сразу принимается за охмурение потенциального спонсора.

Ее жертва что-то шепчет ей на ухо, она смеется, тоже склоняется к его уху, и парень, многозначительно поведя глазами, куда-то удаляется.

Как удобно, когда рядом есть такой Никитос, с горечью думаю я. Но как же не подходит ему это… прозвище!

– Если здесь не найду никого, кто меня отвезет, то позвоню Никитосу. Пофиг, что ночь, не на такси же тратиться.

Меня коробит от столь явного выражения ее потребительского отношения к нему. Я и раньше неприязненно воспринимала проявления такого ее обращения, которое она даже не пыталась скрывать – от нас, по крайней мере. Искренне надеюсь, что с ним она ведет себя иначе. Если и для него ее потребительство очевидно, но он продолжает цепляться за эти отношения, то я вообще ничего не понимаю в людях и отказываюсь жить в этом мире.

– А почему он с тобой сюда не пришел? – влезает сделавшая заказ на две безалкогольные – для начала – Кровавые Мэри Обухова. – И за пиво бы платил, и домой отвез. И не надо вешаться на первых встречных.

Виолетта тоже явно не одобряет методы, которыми наша общая подружка добивается экономии карманных денег.

– Да вы чего? Я для этого и хожу сюда – чужих парней поцеплять, навыки соблазнения свои потренировать, ну, типа не терять квалификацию. Зачем мне здесь свой "самовар"? Тем более я Никитосу сказала, что сегодня у нас важная миссия – найти Кирке бойфренда.

Первый же глоток коктейля застревает у меня в горле, и, поперхнувшись, я выплевываю его обратно в бокал с черешком сельдерея и лаймом.

– ЧТО ты сказала?!

– Правду. Лично я тебя сюда ради этого притащила. И ты пришла, разве нет? Он, кстати, пожелал нам удачи.

Этими словами она ставит точку в своем участии в беседе, так как возвращается ее филантроп-назначенец с двумя бутылками пива в руках. Я отодвигаю от себя бокал с испорченным напитком, чувствуя, как пылает от нестерпимого стыда лицо. Теперь он будет думать, что я охотница за парнями! Такая же, как Вика. Хотя он и раньше мог так думать – не зря же мы дружим. "Если он вообще о тебе думает", сама себе язвительно возражаю я, но этим не успокаиваюсь, продолжая развивать мысль о том, как ужасно я теперь выгляжу в его глазах.

Погруженная в свои мысли, я не замечаю, что Вика со своим новым другом куда-то отходят, и на ее стул слева от меня опускается Виолетта. Подталкивает ко мне новый бокал и сочувственно спрашивает:

– Ты что, знакома с ее Никитосом?

Я киваю и делаю глоток. Горло обжигает мощная доза алкоголя – эта "Мэри" явно не безалкогольна. Вытаращенными глазами я смотрю на подругу.

– Подумала, что тебе нужно выпить. Там двойная порция водки.

– Я вообще-то водку не пью, – выдавливаю я.

– Я знаю. Но это и не водка, а водкосодержащий напиток, – наставительно изрекает будущая золотая медалистка.

– Действительно, – усмехаюсь я и, согласная с тем, что немного выпить мне не помешает, делаю второй глоток, меньше и осторожнее.

Краем глаза вижу, что Обухова удовлетворенно кивает.

– Почему на тебя так влияет упоминание Викиного парня, полагаю, лучше не спрашивать?

Чуть повернув голову, я смотрю в ее понимающие глаза. Спалилась…

– Не стоит. Если мы не собираемся сегодня напиваться.

Взгляд подруги перемещается куда-то мне за плечо, и ненакрашенные, но припудренные, губы расплываются в ехидной улыбочке. Я поворачиваю голову в том же направлении, куда смотрит она, и вижу парня, сидящего у стойки наискосок от нас, и не сводящего с меня пронзительного взгляда пугающе темных глаз. Он сидит, наклонившись вперед, почти лежит на барной столешнице, и мне кажется, что это неспроста. Словно он не хочет, чтобы люди, сидящие между нами, и другие, постоянно подходящие за выпивкой, не заслоняли меня от него, не мешали обзору. Когда я оборачиваюсь на него, то вижу, что он улыбается. А он, увидев, что я заметила его интерес, улыбается еще шире и еще… Я не могу подобрать определение для его улыбки. Она какая-то скользкая, какая-то всезнающая, какая-то… раздевающая? Одновременно и лестная, и гадкая, и от нее у меня в животе все скручивается в тугой узел. И этот узел разрастается с каждым глухим ударом сердца, которые я и как будто слышу, и ощущаю физически – сердце бьется там, где узел. Теперь он – мое сердце. Я чувствую необъяснимую тревогу, у меня снова пересыхает во рту.

Поспешно отводя взгляд, я делаю торопливый глоток. Вот теперь мне точно нужно выпить. И двойная порция алкоголя сейчас как нельзя кстати.

– Запал парниша, – мурлычет, наклонившись к моему уху, Виолетта. – Вичка-то свое дело знает.

– Какое дело? – от напряжения я чуть повышаю голос. – Думаешь, это она его подослала?

Стараясь отвернуться от странного парня как можно дальше, я кручусь на барном стуле, и слежу за тем, чтобы даже случайно не повернуть голову в его сторону.

– Это мысль, – смеется подруга, – но я, скорее, имела в виду ее совет про платье. Ты послушалась, и вот – первая жертва.

– Я не послушалась, – возражаю я уже тише. – Просто ничего другого не нашла. Планировала раздеть Алиску, но она пришла домой не в духе – родители не отпустили ее на выхи на дачу с друзьями, а я не помогла их убедить. Теперь я – главный злодей, и просить что-либо у нее бесполезно, мне она не даст даже линялой футболки.