«Думаю, мы оба избегаем друг друга

Когда ты исчезнешь всё обрушится, как домино…

Мы как Джульетта и Ромео

Я слишком сильно влюблен в тебя, но мне не холодно от этого. Жарко.»

Юнги ведёт пальцами по записям, красивому почерку и задумывается, а затем спрашивает:

— Что это?

— Это просто песня. Чёртова песня, которая не хочет двигаться! — незнакомец почти срывается на крик.

Незнакомец выхватывает блокнот из тонких пальцев Юнги, но тот не собирается отдавать песню.

— Давай я помогу тебе, а ты перестанешь орать? — Мин морщит свой нос, закрывая глаза.

— Что? — совсем выбивается из привычной колеи незнакомец, — Ты пишешь стихи?

— Да. Я репер, тексты пишу, продюсер, — открыл Юнги темные глаза и посмотрел на соседа.

— Я… Я не знаю тебя, — тот вспоминает всех знаменитостей, что видел и слышал.

— Конечно, я же твоя Муза, — Юнги решает немного поехидничать над молодым писателем.

И это явно удается. Незнакомец удивленно распахивает глаза и всматривается в острые скулы Юнги, его бледную кожу и длинные с широкими суставами пальцы.

— Ты не моя муза, — выдает парень и закусывает губу, всё так же не веря глазам.

— Почему это? Ты думал, что муза это такая грудастая баба в лёгком одеянии? — Юнги едва сдерживает иронию в голосе и усмехается, — Все вы думаете однобоко, — притворно вздыхает.

Сам он никогда не видел своё вдохновение в образе человека. Его вдохновением была жизнь, были проблемы и люди, но вот никак не баба, как в основном представляет молодёжь, которая едва начала писать.

Юнги так же вырывает ручку из рук парня, как блокнот, и быстро пишет.

«Несбыточны мечты разбиваются о твои старые фотографии.

Ты отбираешь у меня солнце и звёзды.

Я ждал тебя там, где была лишь тьма.

Если встретимся вновь, то наверняка распрощаемся.»

— Можешь не благодарить, — свободным движением отдает вещи парню, как будто сделал одолжение, а сам усмехается над охреневшим лицом незнакомца, — Мин Юнги — муза на пару строк, — легко представляется и облизывает губу кончиком языка из-за сухого воздуха в салоне.

— Чон Хосок, — протягивает руку для знакомства, но Юнги игнорирует.

— Можешь звать меня Юнги-хён. Ты же младше меня на года два? Я девяносто третьего, — улыбнулся широко своей улыбкой во все тридцать два так, что видно верхнюю десну. Дети часто смеются над его улыбкой, потому что это выглядит слишком по-детски для взрослого парня.

— Да, старше меня на год, — запихнул свои вещи в рюкзак Хосок. Из его кармана послышался звонок сотового. Чон вновь извинился и ответил на звонок.

— Да, мам, я еду уже, — Чон улыбнулся, отвечая.

Юнги отворачивается к окну, по которому ползут капли воды. Внезапный разговор Хосока с мамой заставляет вспомнить Мина его родителей и один из последних дней в Корее.

flashback

Всё началось жарким летом. Юнги сдал все экзамены и был свободен от школы. Всё замечательно, да? Но всё было совсем не так.

— Здравствуйте, — сказал совершенно незнакомый голос за дверью, — Я могу поговорить с твоими родителями?

— Да, проходите, — Юнги впускает незнакомую женщину в официальном костюме в дом.

А после случается переворотный момент в жизни.

— Ты приёмный, — говорит та женщина, сидя напротив семейства Минов. Родители шумно вздрагивают и отводят взгляд, брат сжимает коленку Юнги.

Тишина. Абсолютная и удушающая.

— Ты же понимаешь, что мы говорим это, когда дети становятся совершеннолетними и понимающими, — то ли спрашивает, то ли утверждает женщина.

— Да, — ровный голос Юнги, даже не хрипит от неожиданного разговора, — Спасибо, что сказали, — тихо пожимает плечами.

Где-то в подсознании всё рушится. Как будто неожиданно подорвали весь город, и от него не остается и живого места. Как будто умирает любимый персонаж в книге. Это разрушает твои стереотипы, принципы и правила.

Женщина уходит и оставляет огромную дыру в области солнечного сплетения, которая порой кровоточит до сих пор.

— Юнги, — зовёт голос брата, Мин не реагирует, родители, точнее приёмные родители, машут хёну рукой и просят уйти вместе с ними. Они знают, что на лице Юнги не будет ни морщинки, ни крика с его стороны. Он слишком в себе, не дает боли поглотить реальность. Он будет умирать внутри, но не снаружи.

Юнги сжимает губу, закрывает глаза. Одинокая слеза катится по щеке.

flashback

Мин Юнги шумно вздрагивает, не давая боли вновь захлестнуть себя.

— Юнги-хён, — обеспокоенно зовёт Хосок, когда видит сжимающегося Мина на кресле.

— А? Да? — Мин поворачивается к Чону с абсолютно нейтральным выражением лица, как будто сейчас на мгновение его не проглотило прошлое.

— У нас одинаковые шарфы, — глупо, абсолютно не в тему, но так необходимо.

— Что? — Юнги посмотрел на свой шарф и на шарф Хосока, — А, точно, — улыбается Мин, понимая всю нелепость ситуации. Парные шарфы? И правда смешно. Вновь улыбка, но более расслабленная.

— Да, — тоже глупо улыбается сосед, как будто они, случайные прохожие, стали чем-то родным друг другу, — Я пойду уже. Пока, — он машет рукой Мину и поднимается с кресла.

— Пока, солнце, — совсем тихо говорит Юнги.

Хосок и правда мимолетное солнце, которое так вовремя разогнало тучи парня.

========== Глава 2 ==========

Ранняя весна в Сеуле всегда разная, хотя и имеет одно общее свойство. И это свойство — толпы. Они никогда не исчезают с улочек города. Всегда и везде шумят, иногда стараются перекричать транспорт или же собственных собеседников, которые в свою очередь так же не слушают своих товарищей.

Так происходило всегда и будет всегда, пока люди, наконец, не поймут, что надо смотреть дальше своего собственного носа. В этом разница с Японией, как замечает сам Юнги. В Японии люди больше сближены между собой, но часто это может показаться фальшивым. Хотя … Это так и есть. Люди по своей природе никогда не будут альтруистами на все сто процентов. Да, в Азии это меньше заметно, но лишь потому что люди притворяются, большинство людей спрятаны под собственными масками, и никто не знает их настоящих на самом деле. Во всем мире так, а в Сеуле, по мнению Юнги, это заметнее больше всего.

«…Вот, например, взять маленькую девочку, которая кормит птиц и бабку, кричащую на нее. В этой сцене видно, что дети менее эгоистичны, чем взрослые. Девочка заботится о птицах, чтобы те не умерли, а бабка заботится о своем балконе, на котором они потом оставляют свой помет…» — продолжает свои мысли Юнги в ноутбуке, — «А вот эта девушка — официантка, которая несет мне кофе и мило улыбается. Разве она не заботится о своем кошельке больше, чем о моем желании выпить кофе?».

Юнги успевает захлопнуть ноутбук перед тем, как официантка по-эгоистичному заглянет в экран. Ведь женщины чувствуют, когда на них кто-то внимательно смотрит или даже пишет о них, больше чем мужчины. И вот первое доказательство того, что девушка надумала о взгляде Юнги на нее: завернутый в салфетку листочек с номером телефона. Ошибочная мысль работницы кофейни летит прямо в предыдущую опустошенную чашку кофе и мокнет в кофеине. Девушке говорят об этом другие сотрудницы, она поворачивается и злобно смотрит в глаза Юнги, а затем показывает средний палец с дорогим кольцом. Мин усмехается, видя эту забавную сцену, и открывает ноутбук, чтобы продолжить свои записи.

***

Примерно через час он покидает помещение и едет в сторону реки Ханган.

Вечереет. Мин мчится на велосипеде под шум музыки в ушах. В наушниках играет песня, написанная совместно с Намджуном еще год назад. Третий сайфер. Они не знали почему именно третий, ведь первых двух частей не было… Да и ясно, по какой причине. Они не нашли подходящего голоса для лишней партии. А в третьей части они пригласили друга Джуна из Сеула для записи. Голос подходил, но все же чего-то не хватало.

Юнги замедляет темп, тем более, что он уже подъехал к довольно уютному месту, чтобы перекусить бургером. Он стал снимать наушники и вновь услышал эту песню. Сначала Мин подумал, что ему кажется, но все же это было по-настоящему. Третий сайфер реально лился над рекой своим раскатистым битом и интересным звучанием на фоне. Еще звучала партия Намджуна в начале. Юнги заинтересовало откуда это звучит, оглянулся по сторонам. Никого не было, но музыка продолжала звучать. Парень поставил на подножку велосипед и оглянулся вновь. Наконец, под фонарем недалеко от себя он заметил незнакомца, который повернулся лицом к холодной реке и держал в руках колонку. Вот-вот должна была прозвучать партия Supreme Boi. Неожиданно парень начинает читать её сам, слово в слово. Мин удивляется еще больше, ускоряет шаг и встает рядом в тени фонаря. Движения точные, руки двигаются в стиле рэперов, даже слышится легкий битбокс. Эмоции точно передают всю крутость песни, тональность голоса, паузы … Юнги невольно пускает слюну, как какая-то фанаточка, на этот голос (правда, мысленно). Парень начинает двигаться в стиле хип-хоп, при этом звуча так, как нужно было для записи в тот день в Японии. За несколько секунд до своей партии Юнги выходит из тени, превращаясь в андеграундного репера, вышедшего на произвольную сцену. Он воодушевленно подхватывает ритм и читает свою партию в точности тем же голосом, что записан на колонке у незнакомца. На середине его разносит так, что он почти задыхается, выплевывая слова, как гимн своей жизни и качает телом в такт. Он не замечает, что незнакомый парень уставился на него, как на инопланетное существо, а затем подхватывает и вставляет свои выкрики, звуки в такт песне, оживляя её. После последнего звука из колонки парни заканчивают, слегка задыхаясь от непривычно быстрого ритма. Парень выходит из полутени, и Мин серьезно удивляется. Тот же серый шарф что и у него, темные волосы, маска закрывает половину лица.