Зрители восхищенно смотрят на парня под одиноким светом софита.

На сцене появляется тень первого танцора в полностью чёрном одеянии.

Пак замечает образ человека, который обращается пеплом и становится невообразимым сгустком темноты. «Страх» — звучит в голове имя тени. Звук оркестра обрывается. Наступает оглушительная тишина, режущая слух.

Перед глазами возникают воспоминания, которые будут в будущем одинокого танцора. И пугающие чувства заставляют леденеть душу и тело, пока тень медленно приближается к спине Пака и дышит в затылок, словно смерть.

Смутные воспоминания становятся резким и четким видением перед глазами, когда тень хватает тело танцора и душит. Кровь, пролитая у осколков. Гул, стоящий в ушах, а затем темнота. Самый сокрушительный страх — страх смерти окутывает тело с головой.

В темноте появляются лица родителей, близких друзей, теплая улыбка Чонгука, восхищение зрителей. Страх разочаровать людей. Иногда он полезен, но не в случае парней, которые закрывают свои недостатки поддельными улыбками и желанием быть для кого-то идеальным.

Из страха, словно росток, вырастает одиночество, которое осколками впивается в сердце Чимина. Ведь страхом разочаровать себя и окружающих он не притягивает к себе людей, а только отталкивает. Потому что не хочет говорить о боли в сердце, о своих негативных мыслях, о своем пессимизме в плохие дни.

Тень страха ходит вокруг. А затем хватает тело танцора за ноги и утягивает под воду. Тело и мозг противится. Срабатывает защитный механизм, и парень начинает задыхаться. Он путается в руках теней, сгустки темноты окутывают тело. Парень пытается вырваться, но паника подкатывает к горлу комком.

Паническая атака не заставляет себя ждать и вместе с тенью беспокойства тянет тело всё ниже и ниже, на дно океана. Там пустота, там темнота, там горе, как ежедневная боль, ходят вокруг бездыханного тела и вырывают сердце кусочек за кусочком.

Парень выныривает обратно на сцену. А тени, словно черти, танцуют вокруг, заполняют сцену шумом, гамом, совсем не подходящим под танец Чимина. Они сбивают его с ног, окружают бедное тело. Преследуют парня, пока тот пытается скрыться от них за декорациями.

Резкий звук скрипки появляется и тут же теряется в звуках других оркестровых инструментов. Они словно поглощают жизнь маленькой скрипки, забирая с собой её тонкую душевную натуру. Заставляют повиноваться новому темпу, новому стилю. Она не поспевает за ними и ломается.

Под отчаянный и одинокий звук струн Пак падает на колени и с болью в глазах тянет руку к верху, словно моля несуществующего бога помочь. Но никто не приходит. С его глаз льются горькие слезы, и наступает апатия.

Он падает в пугающую черноту. Звуки прекращаются. Ни один в зале не аплодирует.

Чимин резко просыпается. Его подушка промокла от слез, одеяло валяется на полу. А на сердце незаживающая рана.

***

Очарование. Зачем оно существует? Зачем люди вообще хотят очаровываться другими людьми? Чтобы вдохновляться? Чтобы выстраивать отношения с незнакомцами?

Люди склонны придумывать образ незнакомого ему человека, который состоит из ярлыков, а не на объективном мнении. Если улыбается, значит добрый. Если всегда следит за внешностью — аккуратный и перфекционист. Но такие субъективные суждения не всегда сходятся с реальностью. Может человек улыбается только потому, что знает только одну эмоцию. Может человек не перфекционист, а просто хочет угодить окружающим. И этих «может» — множество.

Парадокс мышления. Мы приписали качества, которые хотим видеть в незнакомце. Мы придумали образ. А потом другой виноват в том, что не оправдал наши ожидания. Звучит глупо и больно, не правда ли?

Чонгук очаровался. На нем сработал так называемый «Эффект Чимина», когда Пак кажется людям таким невероятным, таким нереальным, что хочется сделать из него неприкосновенного идеала и следовать за ним каждый день, вдыхать воздух рядом с ним, пить из одной бутылки и радоваться этому.

Чонгук сошел с ума от уверенности и харизмы Чимина, не замечая, через что последнему приходится проходить, лишь бы не разочаровать людей вокруг себя. Он сделал из него ангела, но затем разбился о горькую реальность. Чимин был таким же, как и все. Нет, даже хуже. Он был, как мать Чонгука, которая все время врала сыну, лишь бы тот не заметил её прогнившую душу.

Чон, сам того не замечая, стал гнобить и себя. За то, что не замечал, как Чимин хромал, как старался держать лицо, а затем отворачивался и чуть ли не кричал от ужасающего давления.

Пак сам поддался искушению вновь стать для кого-то идеалом, скрывая самое человечное, что в нем было. Боль, переживания, страхи, апатию, которая накатывала волнами ужасающего шторма. А после того, как его ложь раскрыли, стал убивать себя морально день за днем. Он все время задавался вопросами «Почему я отрицаю часть себя?», «Зачем я врал Чонгуку, раз видел его желание помогать?». Но на них пока не было ответов.

Пак чувствует одиночество. Удушающее одиночество, которое рвет его сердце изнутри на миллион мелких кусочков.

Куда бы он ни шел, его везде отвергают, не принимают за нормального человека, осторожничают в словах, а за спиной смотрят с сожалением и называют инвалидом. И как бы он ни старался завести разговоры с людьми, они относятся к нему по-другому. Но хорошо, что они не издеваются над ним. Видимо, видят душевную пустоту в карих глазах парня и отходят.

В начале пути он общался только со своими докторами и родителями. Больше никого он не подпускал к себе после того, как его лучший друг, как считал Чимин, назвал его слабаком и инвалидом на глазах у знакомых с танцевальной студии. Пока парень отсутствовал, этот «друг» смог отговорить хореографа принимать Пака обратно в танцевальную компанию.

Родители ничего не могли сделать с этим. Пак слышал, как они выслушивали отказы от разных танцевальных компаний, студий и любительских клубов по фигурному катанию. А затем и сами стали отговаривать Чимина быть таким упертым и уговаривали стать обычным рядовым рабочим в компании отца.

Но Чимин не хотел. И родители знали это. Знали, старались поддерживать, но в их глазах читалась не нужная Паку жалость.

А теперь и Чонгук. Он тоже предал его, когда убежал с болью в глазах. Словно Чимин виноват в том, что стал таким, словно Чимин был уродцем в глазах Чонгука. В его взгляде также присутствовала жалость.

— Я не жалкий, — парень отчаянно шепчет и смотрит перед собой в зеркало. Его глаза вновь увлажняются от безысходности.

Хорошо, что парень пришел, когда никого нет в студии. Ему бы было очень стыдно за свои слёзы.

Он резко поворачивается и поднимает белое длинное полотно, с которым репетировал новый танец.

Его сердце воспылало от ярости и боли, которые неприятно жгут грудную клетку, но заставляют каждый день двигаться дальше.

— Не жалкий! — Он включает музыку через пульт на колонках, кидает его на диван и делает резкий поворот.

Вокруг него оборачивается ткань. Пак ведет руку в сторону и делает первый перекидной. Ткань резко двигается вслед за парнем.

Классическая композиция заполняет зал. Медленные движения наполнены болью. Каждую секунду Чимин источает страх быть отвергнутым, брошенным и забытым.

Его сердце быстро колотится, когда движения переходят на быстрый темп.

И это же быстрый темп отгоняет его от плохих мыслей, успокаивает. Парень начинает контролировать тело. Старается двигаться, как и задумано, но дает свободу рукам, которые вертят белое полотно вокруг тела.

Красота выворотности ног, как у профессионала, высокий подъем стопы, утончённость, воздушность и легкость тела. Уверенность, грация, исключительность и харизма — вот как можно было описать танцора. С каждым движением, оборотом, прыжком в танец возвращается жизнь. Тело двигается в такт, словно впитывает движение каждой струны скрипки.

— Чимин, — тихо шепчет Чонгук, наблюдая за этим за немного приоткрытой дверью танцевального зала.