Капка, разумеется, всё истолковала по-своему и ликовала по поводу победы провинции: «Что, получила, фря московская?! Прискакала, понимаешь, в Америку из своей столицы! Да эти москвичи сюда табуном едут, будто Америка резиновая!» О себе Капка предпочитала говорить, что её в Америку «пригласили» (ну выслала же ей еврейская организация приглашение на выезд по линии мужа!) и она приехала культурно, а не нахрапом, как Ариадна, которая отправила пятьдесят шесть писем во всевозможные компании, пока её наконец не взяли простеньким программистом!
В знак благодарности Капка тоже пошла Неллочке навстречу и при всей своей непереносимости повторяющихся событий поклялась не пропускать ни одного вторника. От кофепития у Капки даже зародилась собственная традиция каждый вторник критиковать Неллочку за неизменный макиато, один и тот же круассан и традиционный столик у стены.
Других традиций Капка не признавала и каждый раз заболевала душевно и физически, когда в её жизни появлялся хоть какой-то намёк на постоянство: Капка устраивалась на одну работу и тут же начинала искать новую, собиралась покупать дом и уже прикидывала, как она будет его выгодно продавать, бегала к юристке за консультацией о разводе и мечтала поехать с мужем в Мексику следующей зимой. За каких-то несколько месяцев Капка уже успела купить в кредит новую квартиру (тип «евро-кондоминиум»!), сменить мебель, перекрасить кухню, а потом приложила все усилия, чтобы по крайней мере днём в этой квартире не появляться. Кроме йоги, массажа и фитнес-центра, которые Капка посещала с весны, постоянно бросая и снова записываясь, она решила заниматься латиноамериканскими танцами, пошла на курсы для желающих открыть свой собственный бизнес и вступила в грибной клуб.
Последняя организация была особенно примечательной. Благодаря ей и Капке, Неллочка узнала, что в Америке, оказывается, существуют грибы и, что ещё более удивительно, существуют желающие их собирать и даже есть. В отличие от американских рыбаков, которые, купив лицензию на ловлю и протомившись долгие месяцы в ожидании сезона, ловили рыбу, фотографировались с уловом и отпускали его обратно, грибники же уносили свой улов из лесу домой и хладнокровно пожирали его за ужином, предварительно сделав закладку в «Лесной энциклопедии» на случай вызова парамедиков из службы 911.
Кроме коллективных походов в лес, клуб устраивал ежемесячные банкеты, на которых все без исключения блюда, даже мороженое, были приготовлены с добавлением грибов. Накануне сегодняшней встречи Капка так восторженно рассказывала Неллочке по телефону о своём новом увлечении, что Неллочка чуть было тоже не захотела присоединиться к грибникам. Но наутро, которое, как известно, и в Америке мудренее, Неллочка всё-таки решила сначала выяснить у Капки, подаётся ли на клубных банкетах к грибному мороженому кофе и из чего именно его варят.
А добравшись до кофейни, Неллочка уже твёрно знала, что ни в какой клуб она вступать не будет. Во-первых, не было никакой гарантии, что очередной банкет не выпадет на вечер во вторник и что Неллочке придётся идти на работу с утра, чтобы вечером успеть на ужин к этим проклятым грибникам. Они ведь не понимают, что Неллочка не имела права жертвовать тем, что не принадлежало ей и что время по утрам во вторник было не её – оно принадлежало традиции!
А во-вторых… Неллочка вдруг вспомнила свою институтскую подругу, которая ненавидела грибников так же сильно, как заядлых туристов и прочих любителей дикого отдыха, и говорила, что, когда мужик рядом, она хочет, чтобы он за ней активно ухаживал, а не рассказывал о том, как он сплавлялся по реке Зырянке!
Итак, Капкина грибная провокация провалились. Неллочка облегчённо откинулась на плетёную спинку стула и мысленно похвалила себя за верность традиции. Неллочка, конечно, знала, что Капка обязательно будет уговаривать её пойти на собрание клуба грибников, оплатить одним чеком членские взносы за целый год, а на Неллочкины отказы начнёт её ругать за однообразие в жизни, за то, что все дни у Неллочки одинаковые, как кирпичи в кладке и что она вообще в своём “асфальте” скоро окончательно посереет. Неллочка и асфальт были любимой Капкиной мишенью, потому что Неллочка, если не сидела в кофейне, то работала в строительной компании, которая раз в два года проводила специализированную выставку под названием «Мир асфальта». На эту выставку со всех концов Америки съезжались профессионалы-строители, обсуждали новые смеси для покрытия дорог, заключали контракты с подрядчиками, любовались работой новых экскаваторов с увеличенным объемом ковша и посещали образовательный семинар под волнующим названием «Асфальт и его будущее». «Вот, – тыкала в рекламную брошюрку Капка, – даже у какого-то асфальта есть будущее, а у тебя?! Даже каким-то экскаваторам увеличивают объём ковша, а ты не можешь этого сделать с собственным бюстом!» («А ты со своим?!» – мысленно язвила Неллочка.) А Капку несло дальше, как на быстрой скорости по новому асфальту, про однообразие, про кирпичи в кладке и про Неллочкину активность дохлой кошки.
Понять, что Неллочка сознательно не хотела разнообразия, для Капки было так же трудно, как запомнить, за каким столиком они встречаются по вторникам. Капка отказывалась верить в то, что за происходящим вокруг можно просто наблюдать, а не принимать в нём участия. «Подумать только! – мысленно ужасалась Капка, – ходить в одно и то же кафе, превратиться в жалкого кофейного зомби, чьей судьбой распоряжается дородная бариста, наливая тебе очередную порцию дымящегося счастья в пустую чашку!»
Несмотря на то, что Капка смирилась с Неллочкиными странностями по вторникам, она страдала от кофейного постоянства, как от астматического удушья. Капка в ужасе сознавала, что незаметно для себя она перешла на времяисчисление кофейными чашками и каждый вторник невольно подсчитывала, что четыре чашки – это уже пройденный месяц, а двенадцать – пустой кофейник и конец времени года, и что не успеешь оглянуться, как сможешь сосчитать количество кофейников, оставшихся до климакса. Последнего Капка боялась больше, чем болезней, терроризма и безработицы (хотя сама и не работала!) вместе взятых. Чтобы не думать о грядущей катастрофе, от которой никому ещё не удалось спастись, Капка носилась по городу, залетая во все шумные и людные места и продлевая себе ощущение жизни до позднего вечера, когда уже нельзя было не возвращаться домой, в дорогую недавно купленную квартиру (тип «евро-кондоминиум»!), из которой Капка сегодня-завтра собиралась переезжать. В квартире Капка заземлялась до рассвета, а утром опять вылетала на улицу, как упрямый осенний лист, который веником вымели из прихожей. Капке казалось, что если она задержится дома на полчаса дольше обычного, то любой из квадратных футов в её евро-кондоминиуме, за который она ежемесячно выплачивала немалые деньги, будет вправе задать ей по-английски один и тот же вопрос: «Чё ж ты всё носишься?! Ведь тебе уже не двадцать пять!» Обидным было то, что на этот вопрос (пусть даже воображаемый) Капка не знала ответа, но знала, что у всяких там “евро-кондоминиумов” аргументы будут только прибавляться: «…тебе уже не тридцать пять, не тридцать шесть, не тридцать семь…»
Поэтому по утрам Капка катапультировалась из дома раньше, чем все полторы тысячи квадратных футов успевали заметить Капкино исчезновение в гулком полумраке непроснувшейся квартиры. Вторым по счёту, кто не успевал засечь момент, когда Капка рассеивалась в предрассветном тумане, был её муж-программист (вроде программист, Капка особо не расспрашивала!), который работал дома и рано не вставал, с которым Капка собиралась разводиться и у которого о разводе не было ни малейшего подозрения.
Из-за Капкиной насыщенной жизни программист уже пятнадцать лет не видел жену спящей в постели по утрами и был уверен, что у неё до сих пор, как в их студенческой молодости, при первом луче солнца начинают золотиться рыжеватые брови. Программист забывал, что времени, проведенного вместе, Капке вполне хватило, чтобы превратить эти брови сначала в тёмно-коричневые, потом в чёрные, а потом вообще ликвидировать с лица взамен на татуаж. Программист никогда не спрашивал, куда Капка уносилась в предрассветные часы: может, потому что не успевал спросить, а может, потому что понимал Капку с полуслова-полудвижения: на полный отчёт при Капкином расписании программисту расчитывать не приходилось. А Капка, убежав из дома утром, вечером чувствовала себя вернувшейся из двухнедельной командировки – так много всего уже произошло, а ещё нет и четверга, и впереди ещё столько несделанного, неувиденного, неуслышанного и надо бежать-бежать и не думать о грядущей катастрофе, о летящих годах и о выпитых за них кофейных чашках.
