С юристки Неллочка перевела взгляд на входную дверь, куда с хохотом уже вваливались три подруги, по всей видимости, молодые неработающие мамашки, которые только что спихнули своих чад на полдня в садик и теперь до обеда могли прятаться в кофейне от семейной жизни, притворяясь незамужними и бездетными, полными надежд и опьяняющих планов.
За стойкой, где вкусно пахло кофе и выпечкой, стояла дородная хозяйка кофейни, она же по соображениям бюджета и бариста, крупная и гладкая, как молодой кабачок. Бариста была приветливая, но очень невыспавшаяся (кофейня открывалась в шесть утра), и поэтому её лицо, блёклое, как луковица в супе, нарушало всю эстетическую яркость кофейни, исходящую от румяных круассанов, пронзительной белизны чашек и стального блеска кофеварок.
За столиком напротив неизменный утренний старичок шуршал свежей газетой. У него на голове под редким пушком волос просвечивалась бледно-розовая макушка, похожая на молодой картофель. Встретившись взглядом с Неллочким левым глазом (правый был не виден из-за зеркальца, которое Неллочка держала перед носом), старичок гармошкой растянул рот в дежурную улыбку.
– Доброе утро! Газету? – последовал ежеутренний вопрос.
– Спасибо, не надо, – традиционно ответила Неллочка. Гармошка обиженно сложилась. Как всегда, Неллочка почувствовала себя неловко, как будто старичок в очередной раз предложил ей руку и сердце, а она опять отказала. Старичок, конечно, раздражал своей тупой любезностью, но, тем не менее, каждый вторник Неллочка ждала его вопроса, на который у неё уже был готов ответ.
«Хоть бы не помер!» – думала Неллочка каждую неделю, дергая за ручку кофейни.
Имени старичка Неллочка не знала, как, впрочем, не знала имён юристки, панка, баристы, названия породы дерева, под которым каждый вторник ставила машину, и точного адреса кофейни. Но все эти люди и предметы были частью Неллочкиного ритуала, неизменными составляющими её кофейной традиции, которой Неллочка следовала так скрупулёзно, как будто вывязывала замысловатый узор у кофточки для особого случая. От постоянства людей и предметов у Неллочке на душе становилось привычно тепло, как от глотка утренного кофе-макиато с несколькими каплями ванильного экстракта, за который она каждый вторник аккуратно доплачивала 50 центов. Именно центов, потому что эта кофейня с её посетителями находилась в Америке.
Америку, в отличие от Капки, Неллочка любила. Во-первых, хотя бы уже за то, что Америке было всё равно, любишь ты её или нет. Главное, чтобы ты платил налоги, не опаздывал на работу и не ездил с превышением скорости. А за такую гражданскую добропорядочность Америка щедро платила тем, что забывала о тебе, оставляла в покое и не донимала вопросами типа, что ты сделал для Родины и готов ли отдать за неё жизнь. Главное, Джонни, платить налоги, а уж на эти денежки Родина сама о себе позаботится!
Во-вторых, любить Америку Неллочке приходилось из-за физической с нею близости. Когда ты несколько лет ходишь по американской земле, пьёшь американский кофе и каждый вторник ставишь машину у американской кофейни под деревом, с которого, как золотистые чешуйки, на тебя падают американские листья, то привязываешься к этой стране и волей-неволей начинаешь чувствовать, если уж не сильную любовь, то, по крайней мере, лёгкую влюблённость. Неллочка вспоминала, как давно в школе на уроке физики им объясняли, что если два отшлифованных куска металла плотно прижать друг к другу, то поздно или рано их молекулы начнут взаимодействовать и через какое-то время куски нельзя будет оторвать друг от друга. То же самое и с Америкой. За несколько лет Неллочка припаялась к ней так, что, глядя на развевающийся звёздно-полосатый флажок над входом в кофейню, она уже не думала «на кой … он здесь-то?», а, наоборот, мысленно здоровалась с ним, как с тем деревом. Неллочка приняла американский флажок в свою кофейную традицию и каждый вторник загадывала, каким он будет на этот раз: висящим понуро или радостно трепыхающимся на ветру. Как встретит флажок – так и сложится день. Погода в здешних местах была ветренная и поэтому вторники у Неллочки неизменно складывались удачно.
Кроме вторников, так же удачно складывались четверги и пятницы, понедельники и субботы… И сегодня, как всегда, всё было просто замечательно: Неллочка проскочила в город до образования пробки на дороге, успела поставить машину под своим любимым деревом и теперь сидела в своей любимой кофейне, за своим традиционным столиком у стены, в предвкушении своего любимого кофе-макиато с несколькими каплями ванильного экстракта. Неллочка уже ощущала его пряно-карамельный привкус во рту и готова была в любую минуту бежать за ним вприпрыжку к непроснувшейся баристе за стойкой. И только мысль об опаздывающей Капке удерживала Неллочку на месте. Было как-то неудобно начинать кофепитие без сумасшедшей, но всё-таки приятельницы, которую Неллочка сама приручила к кофейне и утренней традиции по вторникам. Втянув Капку в кофейную зависимость, Неллочка чувствовала себя отчасти виноватой в том, что Капка, которой при её вулканической энергии кофеин был просто противопоказан, именно из-за Неллочки подсела на макиато с ванильным экстрактом. В душе Неллочка оправдывалась, убеждая себя в том, что в Америке дружишь не с кем хочется, а с кем придётся и что выбираешь не ты, а иммиграционная служба, против которой, как против течения жизни, не пойдёшь. И если уж эта служба распорядилась так, что Капка и Неллочка встретились в одном городе, то бороться с этим раскладом свыше было бессмысленно. И поэтому Неллочке ничего не оставалось, кроме того, как каждый вторник терпеливо вылавливать Капку из противоположного угла кофейни и сознательно обрекать себя на выслушивание Капкиных рассказов про заловку и свекровь.
Конечно, Неллочка могла разбавить Капкину компанию приятельницами поуравновешеннее, но после кофепития с Ариадной решила больше не экспериментировать. Как при раздельном питании Капку следовало ни с кем не смешивать. Как, впрочем, и Ариадну, эту красавицу, умницу и москвичку, которая постоянно находилась на грани замужества, но никак не могла эту грань переступить. На том единственном кофепитии с Ариадной сумасшедшая Капка, даже не выяснив, за кого Ариадна собирается замуж на этот раз, тут же стала горячо советовать, что с американцами лучше не связываться. Как клялась Капка, это всё равно что устанавливать контакт с инопланетянами, то есть, сигнал есть, а расшифровать невозможно. Не дав Ариадне раскрыть рта, Капка перескочила на «наших» и сказала, что уж раз Ариадна так хочет бракосочетаться, то ей лучше всего выйти замуж за русского иммигранта, но только не за бывшего москвича (потому что все москвичи, как известно, большие сволочи!), а за порядочного провинциала. На этой фразе красавица, умница и москвичка Ариадна подняла на Капку свои томные глаза и сказала, что провинциал, это, конечно, хорошо, но «только учи его потом всю жизнь как правильно нож держать». На этой фразе томичка-Капка назвала Ариаднино отношение к провинциалам великомосковским шовинизмом, а самих москвичей снобами, которые убеждены, что цивилизация существует только в пределах МКАД, а за кольцевой вся страна живёт натуральным хозяйством и не расстаётся с деревянной ложкой. На этой фразе Ариадна вступилась за честь столицы и прошлась по периферии. Потом глубинке удалось отыграться и Первопрестольной влетело по первое число. Как всегда, досталось и Америке за то, что «хорошо себе устроилась и живёт богато», а напоследок влетело Неллочке за дурацкую идею с кофепитием в такую рань!
С последним Неллочка была абсолютно согласна: то, что идея с кофепитием была дурацкой, Неллочка поняла раньше всех, когда в тоске наблюдала за умирающей струкой пара над своей кофейной чашкой, остывающей под щипение Капки и Ариадны. В тот вторник вместо пряно-карамельного привкуса макиато у Неллочки остался кислый осадок обиды за неудавшееся кофепитие и тревога за традицию, которую Неллочка боялась потерять, как близкого человека.
После этого кофепития Неллочка перевела общение с Ариадной в телефонный режим, а вторники подарила Капке. И сделала это не потому, что уважала провинцию больше, чем столицу, а потому что любила традицию. В конце концов, Ариадна постоянно рисковала выйти замуж и неожиданно уехать, а Капка хоть и планировала свой развод, как стройку века, но всегда отвлекалась от намеченной линии и превращала разрушние ячейки капобщества в долгострой. И уже три отложенных Капкиных развода стали для Неллочки своеобразной гарантией того, что Капка никуда не денется и что Неллочкина кофейная традиция не исчезнет, как пар над остывающим макиато в то неудачное утро.