– Ответьте мне: да или нет, – умолял он.

– Простите, я не ожидала….

Ирина смутилась и отступила на полшага. Виктор ничего не мог понять. Только что она говорила, как сильно переживала за него и вдруг…

– Не могу. – Ирина едва заметно качнула головой.

– Но, почему? Вы не любите меня? – Виктор растерялся.

– Нет, что вы…. Как бы вам объяснить, Виктор Аркадьевич. – Она отпустила его руку, выпрямилась. Лицо приняло привычные строгие черты. – Вы для меня больше, чем друг. Понимаете, я семь лет училась в Смольном институте. Вообще не представляла, что творится за его стенами. Вы же не знаете, как нас воспитывали. Словно в сиротском доме. В благородном сиротском доме. Родителям разрешалось навещать нас два раза в год. А если учесть, что папенька за границей служит, так я вообще видела родителей редко….

– Но я тоже воспитывался в кадетах, – не понимал Виктор. – Причём ту воспитание?

– Я вышла из института, совершенно не понимая жизнь. Не знала, что надо расплачиваться с извозчиком, как нужно делать покупки в лавке, как общаться с прислугой…., – элементарные вещи, казалось бы…. Ах, о чем я? – сбилась она с мысли, но тут же нашлась: – Поймите, я никогда не разговаривала свободно с мужчинами. И тогда, помните, на балу в Аничковом дворце вы первый меня пригасили на вальс.

– Это был самый чудесный вечер, – с придыханием произнёс Виктор.

– Иногда я ловлю себя на мысли, – испуганно произнесла Ирина. – А если бы это были не вы? А если кто-то другой? Стал бы он мне таким же близким другом?

– Так, вы отказываете мне? Скажите прямо, – упавшим голосом потребовал Виктор.

– Виктор Аркадьевич…. Я ещё не разобралась в себе. – Ирина подошла к перилам балкона и встала к Виктору в пол-оборота. – Вы здесь не при чем. Дело во мне. Я думаю, что пока ещё не готова к жизни замужней дамы. Может, это юношеское легкомыслие, но я чувствую, что мне надо совершить что-то нужное, большое, необходимое для общества…. По вашему выражению, я вижу, что говорю какую-то глупость. Вы не воспринимаете мои слова всерьёз. Думаете, что это – вздорные мысли глупенькой девочки, начитавшейся французских вольнодумцев….

– Поверьте, я всегда считал вас разумной, с сильным характером…, – попытался вяло возразить Виктор.

– Тогда, вы должны меня понять, – спокойно и холодно сказала Ирина. – Давайте сделаем так, – она попыталась улыбнуться. Улыбка получилась фальшивой. Вновь подошла и мягко сжала руку Виктора. – Если все хорошо сложится, мы встретимся через год и продолжим нашу беседу. Вы готовы подождать?

– Хоть всю жизнь, – горячо ответил Виктор.

– Вот и отлично! А я постараюсь разобраться в себе. Повзрослею и выкину всякие глупости из головы. Успокоюсь, в конце концов….

– Да, конечно, – кивнул Виктор, но Ирина почувствовала, как он сильно расстроился.

Призывно заиграл вальс. Виктор почувствовал пустоту вокруг себя. Зачем он так спешил в Петербург? Убежал из госпиталя? Чтобы встретить её и получить отказ? Он решил перевести беседу в более умеренное русло, взял себя в руки и как можно спокойнее спросил:

– А почему вы не танцуете?

– Потому что, вы не танцуете, – просто ответила Ирина.

***

Павел кружил Юленьку в вальсе так лихо, что она вскоре попросила минутку передохнуть.

– Как вам идёт офицерская форма, – восхищалась Юленька парадному мундиру Павла. – Вы повзрослели, а ещё недавно выглядели в юнкерском сюртуке, словно мальчишка.

– Спасибо за комплемент, Лили, но я пока что – прапорщик, хоть и сдал экзамены на отлично. И орденов у меня ещё нет – одни пуговицы. Ах, да, вот этот мальтийский знак мне вручили, как выпускнику. – Он указал на белый крест, висевший слева.

– Но почему вы не в гвардии? – наивно спросила девушка.

– В гвардию попасть не так-то просто, Юленька. Надо заслужить. Но у меня все впереди.

– Вы будете служить в Кронштадте?

– Ещё не знаю. – Павел понизил голос до шёпота. – Подал прошение в Дунайскую армию.

– Господи! – Юленька схватилась за щеки. – Но там же – война!

– Так, я – офицер. И присягнул служить царю и Отечеству, – гордо ответил Павел.

– Нет! Вы меня решили покинуть? – обижено надула губки Юленька.

– Сами подумайте, в Кронштадте до штабс-капитана мне лет десять надо служить, а то и больше. А на войне звания быстрее дают и награды получают. Вот, взгляните на моего старшего брата. Ему тридцати нет, а он скоро майором будет.

– Виктор? – Юленька чуть не всплакнула. – Вы хотите появиться как-нибудь передо мной весь израненный?

– Я не это имел в виду, – попытался успокоить её Павел.

– Ах, я в этом не разбираюсь, – пожала худенькими плечиками лягушонок. Из глаз её уже катились слезы. – Простите, мне надо разыскать сестру. – Вскочила с места и упорхнула.

– Прошение подал, говоришь? – Сзади подошёл Александр.

– А ты подслушивал? – возмутился Павел.

– И, конечно же, ни отец, ни мать не знают. Совесть у тебя есть? – пристыдил его Александр.

– Но, послушай, Саша, – вспыхнул Павел, – тебе можно черт знает, куда уезжать по службе, Виктору разрешено в самое пекло, а меня – в Кронштадт? В этих замшелых фортах сидеть.

– Павел, послушай, в семье тебя любят больше всех. Ты младший. Нам разве одного инвалида мало?

– Не называй Виктора инвалидом! – рассердился Павел. – Он, всего лишь, ранен. И я устал уже быть миленьким мальчиком. Чем я хуже вас с Виктором? Почему вы сами выбирали себе путь, а обо мне вечно папенька печётся. Виктор захотел пойти в кадетский корпус – и пошёл. Ты захотел стать морским офицером – пожалуйста, кто тебя держал? А меня – в инженерное училище, к папеньке. А я гусаром, может быть, хотел стать. Дед Аслан меня на коня в шесть лет сажал. Шашкой владеть учил. Джигитом будешь – говорил он. Джигит окопный, – горько усмехнулся Павел.

– Джигит, гусар, – передразнил его Александр. – Тебе ещё Виктор не рассказал, чего он натерпелся?

– Он офицер, и обязан терпеть. И я буду терпеть! – твёрдо пообещал Павел.

– Ох и упрямый ты…. Точно – в деда Аслана пошёл.

– Но подумай сам, Саша, вот, как я приду в гарнизон? Все знают: для меня приберегли тёплое место по протекции отца. Как я буду общаться с офицерами? Меня примут, как папенькиного сыночка? Насмехаться надо мной будут….

Александр подумал, вздохнул:

– Пожалуй, ты прав. Будь я на твоём месте, так же поступил. Ладно, не дуйся. Только родителям все равно надо сказать о своём прошении.

– Обещаю, сегодня же вечером скажу отцу. А ты меня поддержишь?

– Ох, Пашка, вспомни, я всегда за тебя заступался. Даже маленький когда был, нашкодничаешь, кто вину на себя брал? Конечно же – брат Александр.

– Спасибо, Сашка! Люблю тебя! – обнял его Павел.

– Кстати, ты втюрился в Лягушонка? – хитро взглянул на брата Александр.

– Правда же, она прелестна? – краснея прошептал Павел.

– Да, ту угловатую девчонку, что я помнил до отъезда с современной Юленькой не сравнить. Но постой, ещё вчера ты был без ума от Наташеньки Пушкиной.

– Брат, ну о чем ты говоришь? – возмутился Павел. – Наталья Сергеевна старше меня.

– На год всего-то.

– Да дело даже не в том. Она тоже меня считает милым мальчиком и не принимает всерьёз. Как же мне, Сашка, надоело быть милым, маленьким мальчиком! Хочу быть таким же, как Виктор.

– На костылях?

– Ох, и злодей же ты! Вот тебе – точно надо жениться, – вспылил Павел.

– Рано ещё. Кому я с мичманскими погонами приглянусь? Потом, ну что за семьи у моряков? Он вечно в море, жена на берегу…. Моряк, что монах. Монахи служат Богу, а моряк – стихии.

– Я не помню, чтобы ты ухаживал за девушками. Может, действительно собрался в святую обитель?

– О чем спор? – Виктор тяжело опустился рядом с братьями на стул.

– Новость у нас, – сказал Александр. – Пашка в Дунайскую армию собрался.

Виктор недобро взглянул на брата.

– Что отец?

– Пока не знает, – пожал плечами Павел.

– Как это? Ты без его ведома? Ну, Павел! – Виктор хотел было его отругать брата, но передумал и махнул рукой: – Правильно. К майору Тотлебену попадёшь. Он из тебя человека сделает.