– Жильё что ли ищете? – спросил он.
– Ну, ищем, а что в этом противозаконного, – напрягся Стёпка, увидев форму на парне.
– Пойдёмте со мной, – сказал пэпээсник.
– Чего мы сделали то? – удивился Ромка.
– Пойдём, пойдём, не боись, – махнул им парень.
Все с опаской пошли за полицейским.
– Меня бабушка попросила жильцов приличных найти, – объяснял по дороге парень, – У меня глаз – алмаз. Вижу, вы маетесь, по виду – из провинции, значит, не испорченные. Да я сам приезжий – из Сызрани. Бабка мне десятая вода на киселе родня то. Она одна осталась на старости лет, ну я ей и помогаю, да и служу опять же в культурной столице. Хата у нас – песня: в центре, на Литейном проспекте. Всё рядом – Эрмитаж там, Казанский собор, Адмиралтейство, в общем – всё! Квартира трёхкомнатная: в одной комнате бабка живёт, в другой – я, а третья пустует, ну мы и решили хорошим людям сдавать. Вы надолго в Питер то?
– На недельку, – успокоившись, ответил Стёпка.
– Отлично! Давайте знакомиться, меня Витёк зовут.
Друзья Витьку представились.
Квартира оказалась действительно, приличной, хозяйка – тоже, цена была озвучена символическая.
– Девочка будет в моей комнате спать, – сразу заявила старушка, – у меня как раз лишняя кровать есть.
Витёк ушел на службу, а друзья, оставив вещи, пошли осваивать культурный центр Питера.
– Веди нас, Семечка, к тайнам, – положил руку на плечо Семёну Стёпка.
– Давайте-ка дунем, сначала, по Невскому – в сторону Эрмитажа.
Они «дунули». На каждом шагу Сёма запинался: у всех зданий он рассказывал про архитектурные стили – ампир, классицизм, барокко, на Аничковом мосту принялся описывать художественный замысел Клодта, выраженный в укрощении его знаменитых коней, даже Гостиный Двор не был обойдён исторической справкой. Что уж там говорить про канал Грибоедова, набережные Фонтанки и Мойки.
– Сёмочка! У меня уже голова болит! Такое ощущение, что здесь самоё большое количество исторических мест на квадратный метр во всём мире! – взмолился Степан.
– Я тебе больше скажу – не на один квадратный метр, а на обыкновенный человеческий шаг! – заулыбался Сёма. Вот канал Грибоедова, справа – храм Спаса на Крови, на месте, где Александра второго бомбисты убили, слева – Казанский собор.
– А где Чижик-Пыжик? – спросила Маринка.
– Мы его уже прошли, но возвращаться не будем – рвём в Эрмитаж.
В Эрмитаже Семён, не смотря на сопротивление друзей, игнорировал все залы, кроме русских художников Серова, Брюллова и, конечно, Айвазовского. У «Девятого вала» застыли они надолго – Сёма сам не уходил, и другим не давал.
– Я вижу, господа, что картины великого Айвазяна не оставляют вас равнодушными, – раздался позади юных эстетов голос.
Все дружно обернулись – на них, улыбаясь, смотрел молодой парень лет двадцати.
– Простите мою нескромность, но я уже давно наблюдаю за вашей чудесной компанией – вы вызываете у меня живой интерес…
– Главное, чтобы за словом «живой» не скрывалось слово «нездоровый»… – хмуро заметил Степан.
– Простите меня, пожалуйста – я не представился … Дмитрий, – сказал он, оглядывая с улыбкой всю компанию.
– Мне кажется, что на сегодня мы лимит знакомств исчерпали, – сердито заметил Степан.
– Отчего же, – с интересом посмотрела на парня Марина, – я полагаю, что не может быть лучше знакомств, чем в библиотеках, музеях и картинных галереях, особенно, в Эрмитаже – они на несколько порядков выше, чем знакомства в барах или на дискотеках. Меня зовут Марина, это – Семён, рядом – Рома, а этого буку зовут Степан, – представила она всех.
– Ну вот, без меня меня женили… – скорбно заметил Степан.
Дима естественно и радостно рассмеялся.
– Мне кажется, что я понимаю, чем вызван такой интерес к картинам Айвазовского, – вглядываясь в глаза Марины, заметил Дима.
Марина смутилась.
Дима ходил с друзьями по залам, делая точные замечания по поводу картин и выдавая весьма глубокие познания о художниках. Стремительно и неожиданно для всех, в течение каких-нибудь получаса, он почти завоевал сердца всех участников компании своим юмором и нетривиальным взглядом на мир.
– Ребята, завтра в «Аврора Холл» на Пироговской набережной концерт Аквариума будет. Приглашаю вас всех.
– Аквариум – это вон, для Сёмки – он его слушает, я это блеянье слушать не могу, – сказал Степан, – нет уж, увольте, я – пас. Я лучше по ночному Питеру пошляюсь.
– Я со Стёпкой, наверное, – подумав, сказал Рома.
– А вы, мадемуазель? – обратился Дима к Маринке.
– Я не против, если, конечно, Сёмочка пойдёт, – смущённо ответила Марина.
– Чтобы я концерт Аквариума пропустил?! Нет уж… Пусть Ромка со Стёпкой по городу болтаются, а мы оторвёмся. Отсталые люди, – извинялся за Стёпку с Ромой Семён.
– Решено! А что ты, Семён, ещё из музыки любишь? – спросил Дима.
– Да он вообще двинутый! Пробовал я его музыку слушать, чуть крыша не поехала – тоска полная: Леонард Коэн, Боб Дилан, Том Уэйтс да Ник Кэйв. Тоскляк полнейший!
Дима с интересом посмотрел на Сёму.
– Совершенный респект тебе, Семён. Леонарда Коэна и Боба Дилана можно было бы списать на тягу к соплеменникам, но Уэйтс и Кэйв это опровергают. Похоже, у тебя неплохой вкус.
– Да какой там вкус! Мычание коров – симфония, по сравнению с этим! – не унимался Степан.
– У тебя, Стёпка, просто другой диапазон слуха, поэтому тебе вся нормальная музыка мычанием кажется, – прекратила дискуссию Маринка.
Ромка, судя по всему, жалел, что отказался от концерта, но обратной дороги не было.
Распрощавшись с Димкой, друзья устало поплелись на Литейный. Дойдя до квартиры, они услышали из комнаты Витька песню группы Любэ «Батяня комбат». После разговоров о Леонарде Коэне и Гребенщикове, Любэ вызывало тошноту, но вымотанные длинным, насыщенным днём, все заснули ещё в процессе приземления на кровати…
* * *
Утром решено было посетить Чижика-Пыжика. Михайловский замок, находящийся рядом, впечатлил, а птица разочаровала.
– Какой же это памятник?! Я пивную пробку на спичечный коробок положу, и объявлю, что это памятник! – возмущался Стёпка.
– Ты ничего не понимаешь, мой не сильно продвинутый друг, – смеялся Сёма, – это же концептуальная вещь. Именно, что спичечный коробок, только не ты это придумал, а писатель Андрей Битов, а Резо Габриадзе, кстати, не только скульптор, но и известный сценарист, этот памятник сделал. Давайте лучше желания загадывать!
Сёма стал кидать на Чижика монетки, другие присоединились. Ни у кого не получалось оставить монетку на постаменте, но вдруг, одна из брошенных денежек застыла на краешке камня.
– Чья это, интересно, – задумался Сёма.
– Моя, моя, моя! – захлопала радостно в ладоши Маринка.
– Колись, что загадала, – не слишком вежливо спросил Стёпка.
– Ага, так я и сказала … хотя …большую и светлую любовь загадала! – с вызовом сказала Марина.
– Эх, девчонки, переводят желания на всякую муть! – сокрушался Стёпка.
– Может, и не муть… – улыбнулся Семён, глядя на задумчивую Маринку.
Любители загадывать желания двинулись вдоль Фонтанки обратно к Невскому проспекту.
– Что дальше предложит нам знаток Северной Венеции? – склонив голову на бок, спросила Сёму Маринка.
– Ну, можно в Исаакий сходить, по набережной погулять, потом – на Васильевский остров… да, поесть где-то надо. А больше мы сегодня не осилим – нам с Маринкой вечером на «Аквариум», – сладко зажмурился Сёма.
Исаакиевский собор всех восхитил.
– Между прочим, при золочении куполов в то время использовалась ртуть, и шестьдесят мастеров умерли во время работ при золочении купола Исаакиевского собора, – привёл историческую справку Семён.
– Какой ужас, – прикрыла рот рукой Маринка.
– А я один раз градусник разбил, – ни к селу, ни к городу сказал Ромка.
– Ага, и твои родаки, небось, сразу скорую тебе вызвали и в РДКБ госпитализировали! – съязвил Стёпка.