Сёмина мама отреагировала на решение Семёна ехать с друзьями в Петербург пространно:

– Опять ты, Сёмочка, тащишься за этой зеленоглазой кошкой?! И далась тебе эта хулиганка?! Будто нет в округе порядочных еврейских девушек, вон, хотя бы Дина Зильберман: папа – адвокат, дедушка – вообще прокурор! Жил бы, как за каменной стеной!

– Мама, при чём здесь Зильберманы? Ты думаешь, что я всю жизнь буду жить твоим умом? Ты заблуждаешься!

– Сёма, но при отсутствии таки своего ума, мог бы воспользоваться маминым…

– Мама!

– Да ладно, ладно… охота тебе погулять с этой тигрой, таки езжай, гуляй, шлемазл!

Семён очень любил Эрмитаж и Русский музей. Самым любимым его художником был Айвазовский. Все эти чудесные картины назывались маринами. Название картин напоминало об имени, которое вызывало у него душевный трепет, цвет моря на маринах иногда походил на цвет любимых глаз. Сёма поэтому и подтолкнул всю честную компанию к поездке в Питер.

Как многие еврейские юноши, Сёма был романтичен, задумчив и писал стихи. Он очень дружил с Ромкой – тот его понимал, в силу своей начитанности и тонкой душевной организации. Дружба эта одновременно объединялась и раскалывалась сильным чувством обоих к Марине. Привязанность их друг к другу склеивалась странным тягучим клеем.

Как-то в лагере школьного актива они остались вдвоём в тёмной ночной комнате, когда все ушли на дискотеку. Ромка закурил сигарету, подсвечивая то разгорающимся, то затухающим её светлячком Сёмино лицо. Они долго, уютно молчали. Неожиданно, Сёма тихо прочитал:

Опять наступила долгая тишина.

– Семёнчик, это так необыкновенно … чьё это?

– Так, одного парня…

– Классно, прочитай ЕЙ.

– Молчи, мизерабль, – ласково произнёс Сёма.

Степан Семёна часто, по тёплому, называл «Семечкой» из-за созвучия имени.

Стёпка, не имея явного отношения к сложным любовным клубкам описанных выше персонажей, являлся всеобщим любимцем. Природа не обделила его силой, а кроме того, он обладал острым языком, за словом в карман не лез, оживляя это томное любовное болото Сёма – Марина – Рома весёлыми каламбурами и «подколами».

В семье, правда, у него было несладко – отец бросил их с мамой, когда Стёпке исполнилось десять лет. Мама, не имеющая приличного образования, надрывалась на двух работах. Когда Стёпке стукнуло четырнадцать, он стал разносить газеты за гроши, помогать грузчикам, которых вводил в заблуждение его немалый рост. На Питер Стёпа скопил себе сам, разгружая рыбу на оптовом продуктовом складе. Рыбный запах он долго выводил пахучими шампунями и гелями для душа.

В купе приятно пахло дорогой и приключениями.

– Ребят, а что бы вы загадали, если бы у вас появился тот эликсир исполнения желаний, ну того самого аптекаря с Васильевского острова… – провокационно смотрела на Сёму с Ромкой Марина.

– Вильгельма Пеля, – подсказал Семён.

– Да, его. Вот что бы вы пожелали?

– Мар, вопрос то, в общем, довольно личный… – смутился Сёма.

– А я бы загадал, чтобы меня поцеловала Мисс Мира или там, Мисс Вселенная, – попытался сострить Ромка.

– Хорошо же, балбес, представь себе, что ты выпил этого самого эликсира, расслабился себе, закрыл глаза в предвкушении. Случайно, ты их открыл, а над тобой – огромный жучина, который начинает по твоему лицу своими жвалами елозить, оказывается, это – Мисс Вселенная, только с какой-нибудь Проксима Центавры, – засмеялся Стёпка, – сбылось твоё желание!

– А после этого, ты, как порядочный человек, обязан будешь на ней жениться, – хихикала Маринка.

– А её родственники на свадьбе будут думать про тебя: «Ну и урод…» – ввязался в игру Сёма.

– Смотри, когда будешь квартиру дихлофосом обрабатывать, чужих тараканов со своими детишками не перепутай! – серьёзно сказал Степан, а затем, расхохотался.

– Гы, гы, гы, – передразнил их Ромка, – идиотские шуточки у вас, юмор, как у Петросяна! А вот у меня есть нечто поинтереснее, чем ваши дешёвые приколы. Прекрасная сеньорита, – обратился он к Марине, – не желаете ли шипучего, искристого, сладкого, как поцелуй девушки, такой же красивой, как Вы, шампанского?

– Ах ты, змей-искуситель! Подготовился к соблазнению девицы, вооружился?! – с деланным возмущением сказал Стёпка, – Нечестно играешь!

– Соблазнить меня без моего желания невозможно. Открывайте, сеньор! – скомандовала Марина.

Шампанское было открыто. Винные пузырьки придали ещё больше волшебства и веселья путешествию. Маринка смеялась, всё сильнее притягивая Сёму с Ромой к себе своею молодостью, красотой, румянцем на щеках, распущенными волосами и малахитовыми глазищами. Сёма с Ромкой восторженно смотрели на подругу. Марина, почувствовав их сумасшедшие взгляды, перестала смеяться.

– Так, господа, мне нужно переодеться, сходите-ка, покурите, – строго сказала она.

Друзья понуро вышли из купе. Ромка со Степаном достали сигареты. Некурящий Сёма поплёлся с ними в тамбур.

– Завтра утром будем в Северной Пальмире, – мечтательно произнёс Сёма.

– Вот скажи мне, человек-энциклопедия, почему «Северная Пальмира»? – в свою очередь спросил Степан.

– Очевидно, по названию Сирийского города Пальмира – это был в античности богатый город, римская провинция. Красивые классические здания с колоннами, памятник ЮНЕСКО. Наверное, город, который построил Пётр Первый на Неве, чем-то напоминал этот памятник античной архитектуры.

– Сём, как ты, иногда вычурно изъясняешься, как будто по писаному, – заметил Степан.

– Скажи мне, а как я должен говорить? Примерно так: «Ну, короче, типа, Питер, там, трёшь-мнёшь, весь такой на пафосе, как Пальмира в Сирии, видать поэтому, типа, с выпендрёжем, и называли его «Северная Пальмира»?

– Так гораздо понятнее, – похихикал Стёпка.

Когда они вернулись в купе, Маринка сидела уже серьёзная, попивая чай.

– Всё, пьянству бой! Вечерние процедуры, и – спать, – скомандовала атаманша.

Парни по очереди уходили чистить зубы.

– Спокойной ночи, мальчики. Сказку на ночь рассказывать не буду, – завершила день Маринка.

Все улеглись спать, переполненные дорожными впечатлениями.

Питерский воздух насыщал лёгкие влагой – несмотря на конец июня, с хмурого неба моросил мелкий противный дождичек.

– Да, судя по погодке, это – не Сен Тропе, – заметил Ромка.

– А ты чего, в Сен Тропе был? – ухмыльнулась Маринка.

– Был, с родителями. Вот в Сен Тропе был, а в Питере не был, такой парадокс.

– Точно, был он там, помню, как то рассказывал, как они во Францию ездили, – подтвердил Сёма.

– Ну, и как там? – спросила Марина.

– Не так, как здесь, – не стал распространяться Ромка.

– Не знаю, как вам, а мне на погоду наплевать, мне есть охота, – высказался Степан, – О, кафешка…

Степан побежал к ларьку с небольшим навесом и двумя высокими столиками. На ларьке красовалась надпись «Шаверма».

– Чего это они с ошибкой шаурму пишут? – удивился Ромка.

– Темнота, это же Питер: здесь говорят не «шаурма», а «шаверма», не «бордюр», а «поребрик», – объяснил Сёма.

– Чего ещё они не так называют?

– А, не помню пока. Пойдём шавермочки навернём!

Они набили желудки Питерской шавермой и запили её отстойным кофе.

– Ну, что дальше, Стратег Иваныч? Куда кости кинем? Надо бы жильё подыскать, – обратился Стёпка к Семёну.

– Пошли в «Октябрьскую», она здесь недалеко.

В гостинице «Октябрьской» свободных номеров не оказалось.

– На вокзале бабки обычно ходят с табличками «Сдаю жильё», – вспомнил Степан.

Бабки с табличками у вокзала были, но молодёжи жильё сдавать почему-то не хотели. Друзья подходили то к одной, то к другой, но получали отказ с объяснением, что их слишком много. Компания понуро стояла у вокзала, не зная, как поступить дальше. Со стороны за ними наблюдали два молодых парня из патрульно-постовой службы. Один из них быстрой походкой направился к ребятам.