От его слов Гарри просто таял. Удивительное чувство — ощущать то же, что и возлюбленный. С Томом Гарри забывал про свои изъяны, открываясь рядом с ним так, как ни с кем не открывался. За исключением родителей. А ведь раньше он мог только надеяться, что кто-то обратит внимание на него, как на личность, а не как на упитанный говорящий шарик.
А уж узнать, какие эмоции он вызывает у Тома, так и вовсе подарок, отблагодарить за который он мог поцелуем и лаской, что непременно сделал. По улыбке возлюбленного понял, что тот именно поцелуй ожидал получить. Как благодарность и как ответ на озвученные чувства.
Сколько бы они не целовались, Гарри никогда не мог насытиться. Была бы возможность, вечно бы пролежал в обнимку с Томом, наслаждаясь его поцелуями. На нём лежа или же под ним — не важно. Ощущение его тела так близко дарило невероятное расслабление и удовольствие. И осознание, что это его мужчина.
— Мой пирожок, — проворковал Том, чьё сердце вновь затопила нежность. — Ты такой сладкий, мягкий, тёплый и приятно пахнущий. Хочу всего распробовать.
— Я не против, — выдохнул Гарри, целуя за ушком, а пальчиками лаская шею.
— Люблю, когда ты без щетины.
Гладкость кожи на лице любил и альфа, но не всегда брался за бритву. Вспышки лени не раз портили картину. А многим омегам напротив, нравилась его щетина. Однако сейчас мнение других не важно для Тома, только мнение пирожочка, которого он осторожно опустил на подушку, а сам оказался сверху. Ощущать мягкость его тела — словно лежать на пышном облаке. Да ещё обладающем мягким, одурманивающим запахом, становящимся сильнее от возбуждения.
Гарри поддавался с удовольствием. Том задрал ему футболку, что была немного большевата, и с мурчащим звуком припал к мягонькому животу лицом, вызывая больше щекотку, нежели удовольствие. Омега очень забавно взвизгнул, а потом и задергался в приступе смеха.
— Том, прекрати!
Смех Гарри был очень заразителен, и он всеми силами старался спрятать уязвимое место, но в его Реддле проснулся садист, который не отпустил, а наоборот, вцепился пальцами в бедра сильнее и стал забавно пыхтеть, покусывать и с громкими звуками целовать живот.
— Ты меня съесть собрался, голодный альфа? — нежно проворковал Поттер, насколько позволял смех.
— Ты мой вкусный пирожок, — как само собой разумеющееся сказал Том, поднимая голову, и нарочно медленно облизал губы.
Гарри не мог оторвать взгляд. Том был сексуален до одури и с ним хотелось целоваться как можно больше, в процессе нежно покусав и пососав губы. Так сказать, немного похулиганить, что Том обожал сотворять и с ним.
— Можешь приправить меня майонезом.
— Почему майонезом? Ты ведь сладкий.
— Ну тогда сливками, — краснея, хихикнул Гарри.
Подступающая течка заставляла нести чушь напропалую. Конечно, Поттер занимался таким на постоянной основе, но во время цикла концентрация сумасбродства переходила все границы. Счастье, что Том не приходил от его слов в недоумение и не считал это раздражающей вещью. Его забавляло слышать подробные высказывания, как и видеть реакцию на собственные слова.
Гарри раскраснелся, дыхание после смеха было сбито, волосы разлохматились. А очки лишь добавляли его образу милоты и невинности. Опираясь на руки, Реддл качнулся в его сторону и припал к губам.
Рука Гарри зарылась в чёрные волосы, прижимая голову альфы ближе к себе, а поцелуй стал ярче и напористее. Вторая рука тоже не лежала без дела — залезла под домашнюю футболку, трогая гладкую спину. Всегда была слабость к высоким альфам. Особенно к их красивым рукам и широким спинам. И если раньше он мог смотреть на таких только со стороны, пуская слюни, то сейчас альфа, с теми же характеристиками, был в его руках.
— Сними футболку, хочу видеть, — Поттер желал не только касаться руками, но и получать эстетическое удовольствие, смотря на тело Тома, который всегда держал себя в форме.
Восхищение, отражающееся в зелёных глазах, тешило самолюбие альфы. Не зря он так долго не позволял себе раздеваться перед Гарри. Долгое ожидание стоило того. Пирожочек от него глаз отвести не мог. Как и двинуться. А запах… Альфа глубоко вдохнул, прикрывая глаза.
«Началась наша течка. Даже раньше, чем я предполагал».
— Мой пирожок, — проворковал Том, вновь нависнув над омегой, и оставил поцелуй чуть выше правого соска. — Я буду нежен.
Бёдра Гарри стали влажными. Но не только от возбуждения.
— Нужен полотенчик, иначе ты обалдеешь стирать постельное, — предупредил он, в последний миг сбившись на стон, когда тело, ставшее ещё более чувствительным от течки, прострелило сладкой судорогой.
— Что ж сразу не клеёночку? — издал смешок Реддл, огладив дрожащие от возбуждения ноги от колен до бедёр. — Давай снимем с тебя всё и посмотрим, как сильно ты течёшь.
После слов альфы Поттер смутился, как никогда в жизни. Хоть он привык к Тому, привык, что тот не считал его фигуру отталкивающей, но был один факт — полностью голым Том его не видел. Одежда хоть и сразу давала понять объёмы, всё же могла скрыть живот, толстые ляжки и очень бледную кожу, к которой загар приставал только если пробыть на солнце много часов. Он понимал, что Том увидит все эти несимпатичности, что могло, в лучшем случае, снизить возбуждение. В худшем — оттолкнуть. Поэтому раздеваться перехотелось.
Страх в глазах омеги не скрылся от Реддла. Да и тело напрягшееся дало понять, что что-то не так. Игривость сошла на нет, и он с легким беспокойством посмотрел на Гарри, которого вот-вот могла одолеть паника.
— В чём дело? Боишься раздеться передо мной полностью?
— Таким же ты меня не видел. Одежда обманывает, — почти жалобно сказал Гарри, придерживая рукой штаны. — Я только сейчас об этом подумал. Ты ведь увидишь всё, что я всегда скрываю. Так стыдно…
— А сегодня в душевой предлагал мне спинку потереть, — напомнил Том с тёплой улыбкой.
И это он ещё не припомнил другие случаи, где Гарри в открытую говорил и своих желаниях, предложениях и обещаниях. На деле же всё оказалось непросто. Всплыли на поверхность страхи многих омег, неуверенных в своей привлекательности. Гарри был прав, Том ещё не видел его полностью обнаженным, но в красках представлял. Достаточно было увидеть его по пояс обнаженным однажды, чтобы после предаться эротическим фантазиям и дорисовать образ целиком. Реддл не разочаруется. В своих представлениях, конечно, он может приукрасить, но реальность на то и реальность — в ней есть изъяны.
— Я и сейчас тебя хочу. Но тогда я совсем не подумал о том, что ты будешь видеть меня полностью. До моей соломенной головы дошло только сейчас. Прости. Может, тебе закрыть глаза? — предложил Гарри и понял, что сморозил глупость. — Блин. Я такой дурак…
— Гарри, — вымученно улыбнулся Реддл, не в силах и дальше смотреть на омегу без жалости, и усадил к себе на колени, крепко обнимая. — Успокойся. Глубокий вдох и выдох. И не ёрзай так, я не железный.
— Что такое? — обеспокоился Поттер, в один миг забывая о своих загонах. О «железе» не говорили, когда всё хорошо.
— Ты разве не чувствуешь, что я довольно сильно возбуждён? Не ерзай. Прежде чем я заласкаю тебя до оргазма, позволь пояснить кое-что. Для начала, твоя фигура меня не оттолкнёт. Конечно, одежда скрывает недостатки и подчеркивает всё нужное, если правильно её подобрать, но, пирожок мой, за время наших отношений я где только не успел тебя пощупать. Даже твоя аппетитная задница попадала под обстрел. Я о тебе столько вещей успел нафантазировать. К тому же, дома ты не сказать, что носишь закрытую одежду. Из чего следует вывод — поздно спохватился переживать и бояться. Это следовало делать, когда ты плохо меня знал.
Слова Тома никогда не подвергались сомнению — это Гарри усвоил чётко. Но чтобы окончательно утолить червячок сомнения, он должен был ощутить на себе новые, ничем не заглушённые, прикосновения. К самому беззащитному. Ко всему этому добавлялось то, что ему нравилось ощущать возбуждение альфы, а влажные бёдра буквально настаивали почувствовать не сквозь ткань, а голой кожей. И чтобы наверняка выкинуть из головы все закидоны, Гарри должен удержать возбуждение Тома. А поскольку он давно не мальчик, краснеть за способы возбуждения не светило.