Еще с прошлого раза поняла, что они, собирая зерно со всех семей, ну никак не могут тащить его к себе домой на руках, поэтому у них должна быть какая-нибудь повозка или что-то вроде того. Тут я угадала, по деревне медленно, не спеша, двигалась телега, но запряжены в нее были не лошади или быки, нет. Это было существо, которое просто не могла назвать быком. Огромная, мохнатая туша, гора мышц и костей с двумя длинными, закрученными вдоль тела рогами, за которые к нему и привязали повозку. Оно везло за собой целый небольшой отряд из воинов в кожаной броне, меховых шапках и с тяжелыми палицами в руках. Всего их было десять человек, включая одного, ведущего за собой при помощи поводка зверюгу и, видимо, капитана, идущего впереди всех.

В этот момент меня резко дернула за плечо мама и приложила указательный палец к губам. Дверь громко захлопнулась, и она нервно посмотрела в окошко.

– Майя, не смотри на них…

– Помню кто это, мам, – вздохнула. – Опять еду заберут. Глупые люди…

– Не смей сказать им такое в лицо, Майя! – резко одёрнула меня мать, схватив за руку, но затем крепко прижала к себе. – Не хватало еще, чтобы они и тебя забрали…

– А что такого? Почему мы вообще должны им столько отдавать? Ярл плохо думает, если столько просит!

– Майя, молчи! Пожалуйста, молчи…

Она изо всех сил пыталась успокоить меня и гладила по голове обеими руками. Вот только она не учла того, что я была абсолютно спокойна, а нервничала тут только она.

Вскоре воины добрались и до нашего дома. Они без стука, по-хозяйски ввалились в хижину. Родительница прижала меня к себе и отошла к дальней стене, но я так просто еду отдавать не собиралась.

– Мама-а-а! – громко закричала и, не сдерживая эмоций, заплакала. – Мама, я не хочу больше есть кашу с жуками-и-и..!

Воины остановились, нерешительно глядя на меня. К счастью, успела подготовиться к их приходу, и на столе, поодаль от нас, стояла пустая тарелка с мертвым насекомым из леса, которое стащила у Хьялдура.

– Майя, доченька, ты что…

– Мама, от жучков зубки боля-я-ят! – не дала ей закончить и скомпрометировать меня.

Притворяясь что кашляю, незаметно выплюнула на пол пережеванный сотню раз цветок и наступила на него ногой, чтобы воины его не заметили. “Откашлявшись”, продолжила реветь, но уже громче и с широко раскрытым ртом, чтобы ворвавшиеся к нам домой воины точно увидели окрашенные в синеватый цвет зубы.

– Великие духи, что они такое здесь едят..? – медленно произнес один из воинов, отойдя назад на пару шагов.

– Мне это не нравится… – сказал другой.

Командир их быстрым шагом подошел ко мне и схватил за обе щеки одной рукой, пошире раскрывая рот. Я стала вырываться, мать в ужасе схватилась за его руку, пытаясь убрать ее, но он лишь разглядывал мои синие молочные зубы.

– Это похоже на гнилостных тварей… – медленно произнес он и наконец отпустил. От его грубых пальцев щеки горели огнем и мне хотелось плакать уже по-настоящему. – Я даже не знаю…

– Сильнейший Вургар, нельзя класть такое зерно рядом с другим в повозку! – вышел вперед солдат, выглядящий лет на восемнадцать. – А что если все зерно испортится?

Капитан стал медленно вышагивать по комнате туда-сюда, поглаживая заплетенную в две косички бороду. Он смотрел то на меня, то на своих солдат.

– Я не видел такого ни у кого из детей этой деревни, однако… Женщина, как твое имя?

– Х-Хельга, господин…

Меня аж передернуло от того, как моя мать унижалась перед ним, как она тряслась от страха.

– Скажи, Хельга, что не так с вашим зерном? Правда ли ты кормишь ребенка отравленной пищей?

– Н-нет, я бы…

– Что с зерном, Хельга?! – прикрикнул он на нее, не дав ей сказать и слова в свою защиту.

Мама закрыла руками лицо и в страхе отвернулась от старого воина, дрожа всем телом от ужаса. Мне оставалось лишь продолжать плакать, поскольку в текущем обличье иной роли сыграть не могла.

– Фэнн кьярринг… – процедил капитан сквозь зубы. Интересно, этих слов еще не знаю. – Плевать, оставьте этот дом и высыпьте на снег те мешки, которые мы взяли в этой деревне.

– Есть! – крикнули разом солдаты и выбежали из дома.

Капитан в последний раз взглянул на нас с мамой, и уже когда уходил, я хитро ухмыльнулась и показала язык ему вслед.

Впервые за много лет, праздник в деревне устроили зимой.

Как только воины ярла уехали прочь от “прокаженной” деревни, люди со всего селения дружно вышли из своих домов, шокировано глядя на огромную гору зерна у нашего дома и пустые мешки рядом с ней. Мама тоже быстро успокоилась, хоть и не понимала, что произошло.

Вместе с ней вышла на улицу и, когда все собралась у горы зерна, громко выкрикнула:

– В зерне нет жуков! Зерно съедобно! Радуйтесь, потому что я, Майя Бортдоттир, обманула ярла! – с последними словами широко улыбнулась, показывая синие от сока цветка зубы.

Люди вокруг разом радостно закричали. Женщины, старики и даже жена старосты бросились к моим ногам. Кто-то даже стал целовать босые пальцы, и от щекотки звонко засмеялась.

В толпе людей увидела Хьялдура. Даже он был в шоке от этой ситуации. Расталкивая людей вокруг, он быстро пробрался ко мне и усадил себе на плечи.

– Скажи им, Майя! – засмеялся он. – Скажи им!

Сразу поняла что он имеет в виду.

– Эта зима не принесет с собой смерть! – весело крикнула, и люди снова радостно зашумели.

К вечеру начался праздник.

Те, у кого воины успели забрать зерно, вернули то, что принадлежит им, и в итоге выяснилось, что эти идиоты даже оставили здесь один лишний мешок.

Вся деревня, как и на мой день рождения, притащила к нашему с родителями дому столы и стулья, недалеко на пустыре развели огромный костер, и начался самый настоящий пир. На этом торжестве жизни выпивала даже, казавшаяся мне интеллигентной женщиной, жена старейшины. К тому времени, как наступила темнота, многие были в стельку пьяны и абсолютно все были настолько сыты, что не могли встать с насиженных мест.

Один только порядком пьяный старик все играл и играл на тагельхарпе, и с каждым часом у него лопались одна за другой струны, сделанные из растительных волокон.

Когда взошла бледно-голубая луна этого странного мира, люди наконец стали расходиться по домам. Шатаясь от выпитого, рыгая от съеденного, деревня наконец уснула. Мама же не позволила мне лечь на свою кроватку и вместо этого положила рядом с собой, крепко обнимая и рыдая от счастья. Сентиментальность в ней, конечно, сильнейшее качество, однако вскоре волосы у меня стали настолько мокрыми от слез, что я не выдержала и, поцеловав маму напоследок, улеглась в свою кроватку.

А цветок был очень кислым.

Наконец-таки, впервые за долгое время деревня не голодала. А когда люди сыты, они способны добыть еще больше еды. Этой зимой не было проблем ни с мясом, ни с рыбой, и при этом мастера успевали даже выпарить из морской воды немного соли, большую часть которой подарили моей маме.

Приятно было видеть, что деревня по-настоящему жива. Целыми днями на улицах слышались звонкие детские голоса, смех и шутки взрослых, и иногда веселая музыка.

И впервые за долгое время все ждали мужчин не потому, что они спасут всех от голода, а потому, что по ним действительно скучали. К сожалению, их возвращение стало довольно мрачным событием…

Только завидев на горизонте знакомый корабль, какая-то неизвестная мне девушка пробежала всю деревню, громко и радостно крича об этом. Вскоре все мы вышли наружу из своих домов в ожидании вернувшихся из долгого похода отцов и мужей.

Со скалистой тропы медленно спускались один за другим они, наши бравые воины и грабители. Однако не было слышно радостных возгласов, а на лицах вернувшихся застыло выражение печали, скорби и разбитости. По тропе поднялось всего двенадцать человек из тридцати шести. Остальных везли на небольшой телеге.

Покойные лежали друг на друге с застывшим выражением ужаса на лицах. Кожа их была белее снега вокруг, а волосы наоборот, казалось, потемнели. Никто не говорил ни слова, потому что все, что сейчас можно было сказать, было и так понятно. Это была самая настоящая трагедия, и такого явно не случалось уже давно.