Такого поворота я как-то не очень ожидала. Конечно, стихи мои были размещены на нескольких интернетовских сайтах, так что я не впервые представляла свои творения на суд публики, но одно дело - интернет, а другое - живые, незнакомые люди с выражением явного превосходства на лицах.
- Или ты стесняешься? - Сергей хитро улыбнулся.
Я приехала завоевывать незнакомый город, я не имела права бояться. Надо быть смелой, это я знала.
- Маленький, непритязательный верлибр, - сказала я. - Называется "Можешь".
Можешь
Продеть свою любовь
Сквозь игольное ушко,
Чтоб навсегда
Пришить меня
К своему сердцу.
Можешь.
Но знаешь:
Я все равно
Расцарапаю небо
Молитвой:
Пусть отвечает,
Зачем на моих ладонях
Линии твоей судьбы.
Это было одно из моих лучших стихотворений, это я знала. О нем всегда были хорошие отзывы.
Я смотрела то на Сергея, то на двух девушек и парня, пришедших из соседней комнаты, но никакой особой реакции на их лицах не увидела. Мне было мутно, но я продолжала улыбаться. Улыбка показывает уверенность в себе, это я знала.
-Хм..., - сказал Сергей, - хм...Я вот тоже пишу стихи....Смотри...
Он щелкнул мышкой, на мониторе открылся вордовский файл. Шрифт, наверное, девятый, так убористо, разными цветами, строчки разной длины. Я смогла прочесть только заголовки "Сергей и любовь", "Сергей и религия", "Сергей и мир".
- Так - вряд ли будут писать и через пятьдесят лет, - увесисто сказал он.
- Интересно, - вежливо ответила я, зная, что вежливость - это сила.
- Да, это тебе не "я расцарапаю тебе задницу за то, что у меня болит сердце"! - он гыгыкнул, - Кстати, хорошая строка вышла, надо включить в раздел "Сергей и темы для взрослых".
Парень и две девушки в дверях заулыбались.
Я усердно растягивала уголки губ. Надо уметь улыбаться шуткам в собственный адрес, это я знала.
- Могу предложить тебе кое-что...задание для проверки, стоит ли мне вообще с тобой связываться, филолог-победитель конкурсов...
В общем, я ушла из этой конторы. Культурно и вежливо.
Был уже очень поздний вечер и шел дождь, я шла по длинной-длинной улице по направлению к метро.
Когда я уезжала из дому, мне пришлось вначале сделать устроиться на работу - в школу, по распределению - чтобы потом с неё уволиться и приехать сюда. А чтобы устроиться на работу - в школу, по распределению - нужно было пройти медкомиссию. Одним из необходимых составляющих медкомиссии было посещение гинеколога - второе в моей жизни после школьно-принудительного в девятом классе. Стояло лето - городское лето, раскаленный асфальт, ледяное пиво, ангина.
В кабинете врача распахнуто окно, чтоб не так душно.
- Половую жизнь ведете? - спросила меня докторша.
- Нет, - прохрипела я.
- Что - ни разу? - переспросила она с явным скепсисом в голосе.
- Ни разу.
Докторша бросила на меня взгляд, в котором читалось "Надо же! А с виду нормальная!", и кивнула в сторону кресла:
- Проходите.
Только тут я заметила, что кресло - стоит у самого окна. У открытого окна, за которым вальяжно раскинулось на крышах домов городское лето. И в этом долбанном кресле - с пи...дой, распахнутой навстречу всему миру (хоть птица залетай!) - я подумала, что худшего унижения быть не может.
Но это было до сегодняшнего вечера.
Я тогда еще не читала стихи офигенно остроумному Сергею без отчества.
Ты очень чувствительная и обидчивая - говорила я себе.
Ужасно чувствительная и обидчивая.
Другие на такое не отреагировали бы. Другим плевать - другим легко - что душу выворачивать, что тело.
Так я и не отреагировала. Там. Не расплакалась, не раскраснелась, я вообще вела себя молодцом. С неизменной улыбкой.
А идти и рыдать во тьму - это фигня, этого никто не видит. Только дождь. Только ветер.
Когда добираешься до своего места жительства два часа, то на пороге испытываешь некое подобие счастья. Я дома!...нет, нельзя подменять понятия - я в общежитии...нет, я дома, можно я так подумаю хоть пару секунд, постою в коридоре, закрыв глаза...я дома...ядома...ядом...яд...опять все горько....
