А тут еще день рождения дяди нарисовался. Кроме дяди, у меня в этом городе никого. Надо идти. Тем более подарок заранее заготовлен. Ну и потом -- может, отвлекусь как-то.
(На самом деле я шла с тайной мыслью улучить момент и занять денег, но не очень-то хотела признаваться в этом самой себе. Нечего сказать: хороша родственница, пришла, вручила подарок за три копейки и попросила в долг три тысячи! Я не очень-то хорошо знала дядю, а с теткой вообще была едва знакома, а потому тушевалась в их присутствии. Но больше обратиться было не к кому...)
Как назло, именно в тот день зуб так наяривал, что приходилось сдерживаться, чтобы тихонько не застонать. А на столе... На столе рядком стояли блюда. Запеченная баранья нога. Салат с копченой рыбой. Белые грибы, жаренные с луком и сметаной. Бутерброды с красной икрой. А я не могла и рта открыть. Челюсти сжались сами собой -- очевидно, зуб решил во что бы то не стало провести этот день в праздности.
-- Люда, почему не ешь? -- спросила меня тетушка. В честь дня рождения супруга она взбила свои обесцвеченные волосы в огромное желтое облако. На ней было небесного цвета платье, глаза подведены голубым, а в ушах -- серьги из бирюзы. -- Попробуй хотя бы вот этот салатик. Весенний.
Она положила мне в тарелку несколько ложек салата из зеленого лука и яйца.
Я поковырялась в салате вилкой, но так и не смогла открыть рта.
-- Ну, за именинника! -- послышалось над моим ухом, и все принялись чокаться.
Кое-как разлепив губы, я влила в себя пару капель водки. Она ударила в голову так, что на глазах показались слезы.
-- Как мне нравится этот салат рыбный! -- сказала одна из гостий, дама с двумя подбородками и пышной прической. -- Одну ложечку съедаешь и думаешь: к черту диету!
-- Моя бы жена так готовила -- не развелся бы, -- бросил какой-то мужчина с мощно нависшими над глазами бровями.
-- Грибочки, грибочки берите! -- щебетала маленькая старушка, мать тетушки. -- Сами собирали. У нас на даче, в Псковской области.
-- А наливочку я настаивал... -- гудел отец тетушки. -- На рябине... Легко пьется, но пробирает...
-- Мясо очень хорошо получилось, -- отметил дядя. Он был довольно тощ, но поесть очень любил. -- Мягкое, отличное жуется!
"Слышишь, слышишь, что он сказал?! Отлично жуется!" -- но мои просьбы к самой себе не возымели действия. Рот не открывался. Зуб лютовал.
Я смотрела на зелено-желтый салат в тарелке. Он был таким беззаботно одуванчиковым, что я его тут же возненавидела.
Мне еще пару раз предложили чего-нибудь съесть, но потом отстали: захмелели, увлеклись беседой.
Наконец тетушка принесла десерт -- праздничный торт и фрукты.
Дама с двумя подбородками сокрушалась, что больше одного куска торта в нее не войдет, а потом съела три. Бровастый мужик сосредоточенно, как будто это было очень важное и трудное дело, чистил апельсин. Тетушка через стол кидала в дядюшку виноградины, а он ловил их ртом. В этом самом рту красовалось два золотых зуба. От их вида мое сердце до боли сжалось.
Родители тетушки засобирались домой, и они с дядюшкой вышли в коридор их провожать. Бровастый мужик курил у открытой форточки, а полная дама листала какой-то журнал.
Не знаю, какая сила вселилась в меня в этот момент, но я вдруг вскочила, схватила с блюда большой апельсин и попыталась запихнуть его в карман юбки. В карман прямой, узкой джинсовой юбки! За этим занятием меня и застала тетушка.
-- Тебе дать пакет?
У меня горели щеки и уши. Даже зуб на секунду заткнулся.
-- Не надо. Я... я в сумку положу. И... мне пора...
Я быстро сунула апельсин в сумку.
И в коридоре, уже одеваясь, промямлила:
-- Дядь, с днем рождения... спасибо за все... у вас не будет тыщи три... я верну, как смогу...
-- Да, конечно... -- Он нашел в кармане куртки кошелек, достал деньги. -- У меня только две пятьсот. Сейчас спрошу, может...
-- Нет, не надо! Хватит.
Я поспешно взяла деньги и вышла на улицу. Все забудется. Мелочи жизни.
В холле поликлиники стоял огромный стеклянный аквариум, в котором жила игуана. Огромная такая ящерица, сидевшая на толстой ветке дерева, закрепленной в полу клетки. Игуана просто сидела, замерев, и смотрела телек. Иногда она шевелилась и я вспоминала, что она живая. А так она казалась ненастоящей.
Я бы хотела поменяться с ней местами. Я бы с кем угодно поменялась местами -- сидя в очереди к стоматологу.
Меня пригласили в кабинет. Зуб затих. Все затихло.
А потом я заорала.
Я заорала дурным голосом -- хотя мне вкололи две дозы обезболивающего, у меня занемели ухо, нос и щека -- зуб болел. Стоило доктору начать его сверлить -- и он болел неистово, как будто бросался в последний бой.
Пожилой усталый доктор смотрел на меня с горечью.
-- Ну чего ты, чего?
-- Боли-и-ит! -- выла я.
-- Небось, наболевший зуб? Таблетки, поди, неделю пила?
-- Ы-а-а!
-- Зря, зря! -- покачал он головой. -- Терпи теперь! -- И снова принялся за работу. Сверло зажужжало. Боль расколола челюсть. Я взвыла и вытолкнула руку доктора изо рта.