Зашла в дом и стала собирать в узелок: сала там кусочек, хлеба, еще чего.

   А потом взяла с собой бабушку и вышла во двор.

   Дети сидели около помойного ведра -- которое прабабушка оставила на крыльце, так и не донеся до хлева, -- и дружно уничтожали его содержимое. С огромным аппетитом и превеликой радостью.

   Бабушка после этого всегда ела что дают.

   Даже я, которой эту историю рассказывали в детстве, тоже выросла совершенно непривередливой.

   А эти дети? Дети, которые ушли тогда с нашего двора с узелком с едой, и пошли неизвестно куда -- что с ними стало? Куда они попали, кроме воспоминаний моей бабушки и моего воображения, рисующего их чумазые мордашки, на которых отражается искренняя радость от того, что им в руки попало целое ведро еды?

   Никто не знает.

   Но думаю, сейчас их уже наверняка нет в живых. Может, они с бабушкой встретились где-то там, где нет голода. И бабушка сказала им спасибо -- за всю нашу семью.

   Куриный суп

   Моя первая влюбленность была ужасно неудачной (да и вторая, и третья тоже впоследствии не порадовали, но это потом, через годы...).

   Мне было семнадцать. Я безумно страдала, жутко психовала и без конца срывалась на окружающих.

   -- Чего ты такая стала бешеная? -- как-то спросила меня бабушка после того, как я ей надерзила.

   -- Потому что я -- озлобленная на весь мир старая дева! -- крикнула я.

   Бабушка захохотала.

   Я помню, как она прямо-таки согнулась пополам от смеха. На ней был фартук с подсолнухами и серое домашнее платье. И тапочки с заломленными задниками и дырками, прорезанными для распухших косточек.

   В отчаянии я, громко топоча, помчалась в свою комнату, хлопнула дверью и бросилась на кровать -- рыдать. (О боже, какая рифма!)

   Через какое-то время в дверь постучали.

   -- Эй, обозленная на весь мир старая дева! -- крикнула бабушка. -- Иди обедать!

   От рыданий я порядком оголодала, поэтому, скрыв обиду на бабушкину иронию, все-таки выползла из спальни.

   На столе стояла тарелка куриного супа.

   Я взялась за ложку, и...

   Бабушка подошла ко мне, положила руку на плечо и стала говорить о том, что нельзя злиться на весь мир, что надо быть доброй. И все эти простые слова как-то входили в мою голову, потому что вообще всякая проповедь доброты по-настоящему усваивается только в сочетании с куриным супом.

   Если я до сих пор не озверела -- это всецело заслуга бабушки и куриного супа.

   Я стараюсь, я очень стараюсь.

   Шеи, "пупки" и Бог

   Когда мы жили втроем -- я, отец и бабушка, -- у нас было очень мало денег.

   Я имела склонность пропивать стипендию, а отец -- зарплату.

   Поэтому питались мы в основном на бабушкину пенсию и ели то, что бабушка готовила.

   Она очень часто варила суп с куриными шеями. Это была очень медленная еда, так как шеи приходилось аккуратно разбирать, по позвоночку, и вытягивать из них белую трубку -- горло, что ли?

   И однажды отец сказал:

   -- Мама, я не могу. Пожалуйста, не надо больше этих шей!

   А бабушка ответила:

   -- Ну хорошо, ладно.

   И на следующий день приготовила суп с куриными желудками. Их удобно есть, в них вообще нет костей. Бабушка называла их "пупки".

   Суп с "пупками" был нашим с отцом любимым.

   Собственно, это очень здорово -- однажды попросить что-то и получить это -- так легко и просто.

   Если бы Бог был моей бабушкой, было бы здорово.

   Но, к сожалению, это не так.

   Оладушки

   Я влюбилась. У меня, толстой, кривозубой и перхотноголовой, не было шансов на взаимность.

   Он, разумеется, выбрал другую -- изящную, голубоглазую феечку.

   Все мы трое учились в одной группе.

   Я наблюдала, как он за ней ухаживает, и страдала.

   Она вроде как отвечала на его ухаживания.

   Мне было нестерпимо любопытно, как далеко зашли их отношения. Как-то раз я постаралась с ней разговориться, до этого-то мы особенно не общались, только если парой слов по учебе перекидывались, ну там:

   -- Тебе учебник по старославу выдали?

   -- Выдали, но половины страниц не хватает.

   или:

   -- А чем там "Одиссея" закончилась?

   -- Таки приплыл.