– Крестным знамением тут не поможешь! – назидательно произнёс Сипягин. – Под лежачий камень вода не потечёт.

– Ещё клубнички подбавить? – тотчас предложил Яков. – Аглицкие газеты ждут-с! Там, как оказалось, до сплетен весьма охочи. Про Париж с Римом я уж не говорю!

– Погоди, будет и для газет клубничка! Дай дождаться приказа! И тогда уж начнём действовать!

И Сипягин быстро засеменил по дворцовому коридору. За ним проворно вышагивал Яков Шумахин.

Из-за колонны вышла фрейлина.

– Боже мой! – прошептала она. – Ужас-то какой!

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна с помощью камеристки и парикмахера укладывала причёску. Вошла княгиня Голицына.

– О, княгиня! Как кстати! Если б не этот коварный корсиканец, я бы вам сказала: bonjour, но, – Мария Фёдоровна вздохнула, – говорю: добрый день!

– Добрый день, Ваше Величество!

– Как ваши дела? Всё в порядке?

Голицына промолчала.

– О, вы мне совсем не нравитесь! Schlecht, schlecht! Что случилось?

– Подверглась гнусным издевательствам!

– Mein Gott! – возмущённо произнесла императрица и с интересом добавила. – Кто же посмел?

– Вертопрах. Ничтожный офицеришка! Даже слова на него тратить жаль!

– О, понимаю, понимаю! Эти несносные фавориты! Им не дано оценить те чувства, которыми мы с такой щедростью одариваем их!

– Нельзя ли, Ваше Величество, хотя бы одного из них – в острастку прочим – удалить из гвардии? Куда-нибудь в глушь!

– Неужели до этого дошло? Пренебрёг такой жемчужиной?

– Увы, Ваше Величество. Вышел бы указ высочайший, карающий фаворитов за неверность! В Сибирь их! В Петропавловскую крепость! В кандалы! И кнутом!

– О-о-о, княгинюшка, чего захотела! Чтобы опустел наш Санкт-Петербург? Как после чумы, холеры или пожара жуткого? Посмотрите вокруг себя – всюду сплошь фавориты и фаворитки! Прислушайтесь – фью, фью, фью! Это свистят стрелы Амура. И никакие крепости от них не укроют! Даже мой августейший супруг, царство ему небесное! – Мария Фёдоровна перекрестилась. – Нелидову, личную мою камеристку, взял в фаворитки. Потом другую завёл – Лопухину! Весь Петербург об этом сплетничал!

– Увы, Ваше Величество, – согласилась Голицына.

– А за Лопухиной из Москвы хвост потащился! Да ладно бы, только родные! Вспомни, кого она с собою привезла? Своего фаворита, кстати, нынешнего шефа твоего, княгиня, кавалергарда!

По пустынному коридору Зимнего дворца быстрым шагом шла фрейлина – та, что оказалась случайной свидетельницей разговора клевретов Великого Князя.

У одной из дверей она остановилась и постучалась.

– Qui est lá? – послышалось из‐за двери. – Кто там?

– Puis-je entrer? – спросила фрейлина, открывая дверь.

– О, Натали! Входи, входи, дорогая! Qu’est-ce qui s’est passé? Что случилось?

В комнате у стола сидела Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины Наталья Кирилловна Загряжская и о чём-то рассуждала с Ольгой Протасовой, фрейлиной вдовствующей императрицы. Увидев, что на вошедшей Наталье лица нет, Протасова встала, затараторив:

– Ой! Засиделась я у вас! А у меня ещё столько всего, столько всего! О ревуар, Наталья Кирилловна!

– О ревуар, дорогая!

Протасова поспешно поднялась и удалилась.

– Садись, Натали!

Фрейлина села у стола.

– Чаю хочешь? Или, может, кофею?

– Non! S’il vous plait…

– По-русски, моя девочка! – поправила Загряжская. – Мы во дворце! Хотя, положа руку на сердце, я бы с удовольствием – avec plaisir! – перешла бы на французский. Что случилось?

– Я там… У лестницы… Ждала…

– Своего кавалергарда?

– Да, тётушка! И вдруг появился…!

– Великий Князь?

– Нет, его секретарь. А с ним этот… Другой…

– И что же?

– Они… Тётушка, они…

Фрейлина закрыла лицо руками и расплакалась.

В одной из комнат императрицы Елизаветы Алексеевны её сестра, принцесса Амелия Баденская, о чём-то оживлённо беседовала с фрейлиной Протасовой. Из покоев императрицы вышел лейб-медик Конрад Стофреген с лекарским саквояжем в руке. Амелия тотчас повернулась к нему.

– Что, Конрад?

– Как она? – в свою очередь поинтересовалась Протасова.

– Grossartig! Великолепно! – ответил доктор и продолжил с немецким акцентом. – Хорошо ест, хорошо спит, всё время шутит. Что может быть лучше?

– И когда ждать? – спросила фрейлина.

– Уже скоро. В конце октября. Может быть, немного позже.

– Скорее бы! – сказала Амелия.

– Да, – согласился лекарь. – Ende gut, alles gut!

– Всё хорошо, что хорошо кончается! – согласилась Протасова.

– Не совсем так, фройляйн Протасова, – поправил Стофреген. – Если карош конец, то всё будет карашо! Я покидаю вас. Auf Wiedersehen!

– До свиданья, Конрад! – сказала Амелия.

– Приходите почаще, не забывайте нас! – добавила Ольга.

Стофреген остановился у дверей и произнёс с улыбкой:

– В Германии говорят: Wer will was gelten, der komme selten!

Лекарь ушёл.

– Что он сказал? – спросила фрейлина.

– Немецкая пословица: кто хочет, чтобы его уважали, тот появляется редко.

В дверь постучали.

– Qui est lá? – громко произнесла Амелия.

– Штабс-ротмистр Охотников! – послышалось изза двери. – Est-ce que je peux entrer?

– Entrez! – ответила Амелия.

Вошёл кавалергард Охотников.

– Я снова к вам, извините!

– Вот уж про кого не скажешь, что появляется редко! – с улыбкой заметила Протасова.

– Мне больше нравится другое правило, сударыня: Wer nicht kommt zur rechten Zeit, der becommt was űbrig bleibt!

– Разве вам не велено объясняться по-русски? – спросила Протасова.

– Во-первых, это не французский, а дружественный нам немецкий. А во-вторых, я надеюсь, что вы меня не выдадите?

– Мы-то нет, – улыбнулась Амелия. – Но тут где-то ваш Уваров бродит.

– Его не встречал, а с Конрадом столкнулся. Нос к носу! – Охотников кивнул в сторону двери, ведущей в покои императрицы. – Как?

– Видимо, спит, – ответила Амелия. – Конрад сказал, что сейчас для неё сон – самое главное.

– Вот и отлично! – согласился штабс-ротмистр. – Больше не буду вас тревожить. Вот только…

Охотников достал из холстины розу.

– Как проснётся, передайте от всегда преданной и сверх меры восхищённой гвардии! Пошёл проверять посты. Августейший сон следует оберегать особо! Честь имею!

Щёлкнув каблуками, Охотников удалился.

– Что за немецкое правило ему по душе? – спросила Протасова.

Амелия улыбнулась:

– Он сказал: кто не приходит к назначенному часу, тот получает лишь то, что остаётся.

Дверь, ведущая в покои императрицы, тихо открылась, и появилась Елизавета Алексеевна.

– Луиза? – удивлённо воскликнула Амелия. – Ты не спишь?

– Кто-то приходил. Не ко мне?

– Был тот, кто не довольствуется тем, что осталось.

– Алексей?

– Да, – ответила Амелия и протянула сестре розу. – Просил передать. От гвардии. Преданной и восхищённой.

Императрица взяла цветок и вдохнула аромат лепестков.

– Ох, Алексей!

А в одном из залов Зимнего дворца куражился шеф и командир Кавалергардского полка тридцатисемилетний Фёдор Петрович Уваров. Фигурой он был важной – генерал-адъютант Свиты Его Императорского Величества, кавалер ордена Святой Анны, ордена Святого Георгия, полученного за Аустерлиц, ордена Святого Александра Невского. Но главное, ему благоволил император.

Уваров степенно расхаживал перед строем вытянувшихся в струнку кавалергардов и читал нотации.

– И запомните все хорошенько! За незнание службы я выношу вам выговор! И весьма настоятельно рекомендую впредь оную знать более чётко! Ясно?

– Так точно, ваше превосходительство! – дружно ответили кавалергарды.

Уваров остановился и придирчиво оглядел строй.

– Ну что это такое, мои разлюбезные? Мундирам как надлежит сидеть? В обтяжку! А у вас?