По идее, наиболее сильные переживания должно было вызывать доселе неизведанное ощущение полета, но меня не покидало чувство обыденности панорамного обзора, будто бы я и раньше неоднократно открывалась от Земли, чтобы окинуть взглядом это древнее панно. Гораздо острее я воспринимала таинственные сгустки невидимого излучения, исходящего из нескольких точек особо высокой концентрации космической энергии.

Лучи касались моей обнаженной кожи и проникали сквозь нее, причиняя какую-то сладкую, сравнимую с филигранным попаданием в вену-«синявку», боль, мгновенно переходящую в блаженство. Рассеянный свет струился вверх и достигал границ Солнечной Системы, где в Облаке Оорта смешивался с красноватым свечением Нибиру и растворялся в ее агрессивной, непригодной для дыхания атмосфере. Планета-корабль существовала на искусственном обеспечении, она была также мертва, как и бурые камни в безводной пустыне, но ее обитатели знали, что может опять наполнить Нибиру жизнью. Это был старый проверенный способ, безотказно сработавший три с половиной тысячелетия назад, и ведущие отчаянную борьбу за выживание нефилимы готовились применить его вновь.

У меня не получалось понять неподвластную логику их высокоразвитого мышления, потому что в голову мне вбрасывались лишь отрывистые мыслеформы, и, сколько бы я не пыталась придать им подобие системности, мои старания натыкались на непреодолимый барьер между нашими цивилизациями. На уровне аксиомы я осознавала лишь одно: связь Земли и Нибиру так же прочна и неразрывна, как брачный союз отметивших золотую свадьбу супругов, однако взаимоотношения двух планет далеки от равноправных, для нефилимов мы в большей степени источник ресурсов, чем партнеры. Зачем же тогда они ищут контактера, если могут просто спуститься на Землю и взять то, что им нужно? Что им мешает, и чего они хотят от нас с Айком? Что значат показанные мне рисунки и что несут в себе эти странные лучи, устремляющиеся с земной поверхности?

Я проснулась от пронзительной трели надрывающегося со всей мочи телефонного аппарата и долго не могла сообразить, откуда исходит этот раздражающий трезвон. Больное и разбитое состояние, наступление которого я так боялась, меня все-таки накрыло, в ушах шумело, в горле першило, в висках стучало – в общем, хуже и не придумать, а тут еще и проклятый телефон дребезжал с такой настойчивостью, будто от этого звонка напрямую зависел выход страны из финансового кризиса. Я с головой укуталась в покрывало, и подтянув колени к груди, свернулась в позе эмбриона, но легче мне от этого совсем не стало, так как неизвестный абонент после секундного перерыва продолжил упорно дозваниваться до черт знает почему не поднимающей трубку тетки. Или это Нюркин хахаль решил с утра напомнить о себе, чтоб ему пусто было?!

Когда я, наконец, заставила себя разлепить веки, и в глаза мне сходу ударил поток ультрафиолета, до меня дошло, что тетка Василиса давно укатила на «фазенду», а Нюрку прихватила с собой, невзирая на яростное сопротивление последней. Для меня же сии баталии прошли незамеченными исключительно по причине глубокого и продолжительного пребывания в царстве Морфея, сопровождающегося больше похожими на галлюцинации снами, и, следовательно, можно было сделать замечательный вывод, что до вечера меня никто не побеспокоит. Так что осталось доходчиво сообщить перебившему мои калейдоскопические видения телефонному террористу о своем нежелании выступать в роли секретарши для своих родственников и обдумать варианты экстренного оказания себе первичной медицинской помощи.

–Ну, слава тебе господи, выспалась! – ехидно отреагировала Нина Степановна на мое полусонное «Алло», – до тебя дозвониться сложней, чем в Смольный! Как дела? На работу завтра выходить собираешься?

–Ага, – без энтузиазма подтвердила я и вдруг совершенно по-настоящему закашлялась, – простите, горло болит…

–Купи фурацилин и полоскай весь день, – уверенно посоветовала Степановна, – к утру, как рукой снимет. Я чего звоню-то, с понедельника нашу бригаду на другой объект переводят, так ты смотри также на Спасский не притащись! Мы теперь будем около «Променада» мусор убирать, знаешь, где это?

«Променад»…Где-то я уже это название слышала, притом буквально на днях. Еще бы вспомнить, при каких обстоятельствах и из чьих уст оно прозвучало…

–Что-то знакомое…, – уклончиво отозвалась я, шмыгнув носом, – уточните, пожалуйста!

–Торговый центр на Иванова, его все в городе знают, не заблудишься. Спросишь, если что.

Я вспомнила, кто затрагивал «Променад» в недавнем разговоре со мной и в связи с чем это было сделано, и от этой горькой правды мне стало до невероятности хреново. Попадись мне сейчас мой вконец распустившийся ангел-хранитель, который не только не уберег меня от несвоевременного обострения простудного заболевания, но еще и проморгал не лезущую ни в какие ворота подставу, я бы его голыми руками придушила, невзирая на нимб, крылышки и божественное происхождение как таковое. А, может, я все-таки ошибаюсь?

–Нина Степановна, а этот «Променад» не Мезенцевым принадлежит? – с замиранием сердца спросила я, -вы, случайно, не знаете?

–Нет, она еще и вопросы задает! – откровенно не одобрила моего вынужденного любопытства бригадирша, – вроде бы, говорят, им. Да у нас в Перовске почти все Мезенцевым принадлежит, тебе-то с этого что?

–Ничего, просто спросила, – я в изнеможении опустилась на Нюркину кровать и ничком упала на подушку, – завтра утром буду. До свидания, Нина Степановна.

Наверное, все было вовсе не так страшно, как я себе сходу нафантазировала, но у меня почему-то никак не выходило выбросить из головы картину следующего содержания: вот я, в застиранном оранжевом жилете с лыжной палкой и бумажным мешком в руках сосредоточенно избавляю прилегающую к «Променаду» территорию от бутылок, бумажек и прочего в ассортименте оставляемого не слишком чистоплотными горожанами мусора, а в этот самый момент к парковке подъезжает на своем скутере ничего не подозревающий Айк, мы с ним сталкиваемся лицом к лицу.

Как же прекрасны и благословенны были те далекие времена, когда опасающиеся разоблачения дамы носили широкополые шляпки с густыми вуалями… А мне что предлагается делать? В двойной накомарник облачиться?

ГЛАВА XV

Вариант с накомарником, даже вздумай я рассматривать его на серьезной основе, выглядел абсолютно несостоятельным, благодаря слаженным действиям борцов с москитами, подчистую вытравивших досаждающих жителям Перовска кровососов, и мой вызванный полученным от Степановны «пренеприятнейшим известием» душевный разлад внезапно достиг своего апогея. Как и у всех бывших наркоманов, повышенная стрессоустойчивость не относилась к числу моих несомненных достоинств, и если до этого момента у меня еще получалось держать себя в руках и благополучно избегать истерических припадков, то сейчас почти забытая эмоциональная болтанка в полной мере дала о себе знать.

Меня нещадно душил кашель, к горлу тугим комком подступали рвущиеся наружу рыдания, голова раскалывалась от боли, глаза слезились, а накопившийся за долгие месяцы негатив настойчиво требовал выхода, заставляя дико молотить плотно сжатыми кулаками о Нюркину подушку в пестрой цветастой наволочке. Больная и подавленная, без копейки денег в кармане, с ужасающими перспективами неизбежного раскрытия своего инкогнито – это было слишком для меня одной.

Меня бешено колотило не то от холода, не то от ненависти к самой себе, я пыталась закурить, но сигарета дважды выпадала из трясущихся пальцев, а когда третья по счету попытка, наконец, увенчалась успехом, меня скрутил тяжелый, бухающий кашель, выворачивающий наизнанку пропитанные никотиновой смолой легкие. Мучительные спазмы в груди согнули меня пополам, я упала на колени рядом с холодильником и долго не могла отдышаться после очередного приступа. Единственным светлым пятном на фоне непроглядного кошмара являлось отсутствие любопытных очевидцев, и от этой случайно промелькнувшей в мозгу мысли мне вдруг полегчало до такой степени, что я сумела принять вертикальное положение без посторонней помощи, обойдясь лишь кухонной тумбочкой в качестве точки опоры.