Меня сменил Саня Молодцов, но что-то его не видно, похоже, отбился на вышке. Через час, прихватив фотоаппарат, пролезаю под проволокой и действительно нахожу его там. Вышка уже обросла элементами комфорта, кто-то приволок туда матрац. Делаем несколько снимков, родители собираются уезжать, надо добить пленку и отправить ее домой. Они идут в обход на КПП, а я рву в караулку. Уже иду вдоль ограждения, когда оттуда выходит майор Немальцев – начальник штаба второго дивизиона. Он внимательно смотрит на меня… рука рефлекторно разжимается, выпуская ремешок футляра, и фотик выскальзывает на землю. Поравнявшись со мной, майор хитро щурится:
– Ничего не потерял?
– Никак нет, – формирую на лице искреннее удивление.
Майор выходит за забор и поднимает аппарат. Похоже, кранты. Если проявят пленку… снимки на секретном посту и т. д. Но майор, улыбаясь, возвращает машинку, предупреждая, чтобы не увлекались. Караул вываливает на улицу, добиваю пленку групповыми снимками. Проявлю ее только через год, дома. Прощаюсь с матерью и отцом, будущее неопределенно.
На КПП и за забором приехавшие родственники откармливают служивых чад. Уже после армии один знакомый, окончивший учебку в Борисовских Печах, рассказал мне о трагическом случае, который произошел в похожей ситуации, в родительский день. Тогда, по дебильному стечению обстоятельств, утопили в танковой яме с водой 8 салажат.
Возвращавшийся с обеда высокий чин заметил покинувших территорию части бойцов, которые сидели с родителями недалеко от забора, видимо просто не умещались на КПП. Он вызвал ротного и накатил ему по полной программе. Ротный поставил раком сержантов, и цепь замкнулась на попавших под раздачу духах. Собранные в колонну и вооруженные противогазами, они выдвинулись в сторону полигона под руководством трех младших командиров. Пару дней назад прошли обильные дожди, а потом наступила страшная жара. По команде «газы» бойцы надели средства защиты. Когда силы нетренированных организмов были на пределе и они почти задыхались, перед ними возникла большая лужа, которую начали с ходу форсировать. Бежали в колонну по четыре, а лужа оказалась раскатанной танковой ямой глубиной до двух метров. Первые 8 человек ухнулись с головой, следующих четверых успели вытащить. Хватанув через клапан вместо воздуха порцию воды, измученные легкие сразу сдались, и бойцы захлебнулись, быстро вытащить и оказать помощь не сумели…
Выходной закончился, вечером нас меняют. Сдаю оружие и после ужина бесцельно болтаюсь по расположению, неопределенность угнетает. Мои однопризывники, зачисленные в штат командирами отделений на место уволенных в запас, начинают плотно работать с принявшими присягу, их уже распределили по взводам.
Прошло несколько дней. Я за штатом и мною затыкают дыры. Утром, во время развода, наблюдаем непонятную картину. На плац выходит младший сержант в парадке, с чемоданом. Необычная полнота и неестественно белый цвет рыхлой кожи выдают в нем явно нездорового человека. Ходят слухи, что он вернулся из Вьетнама, и я вспоминаю его. Замерзая на этом же плацу полгода назад, мы с завистью слушали, что он удостоен исключительного права исполнять почетный долг в братской республике. Там его вскоре шарахнул энцефалитный клещ, против которого, видимо, не было прививки. Пару месяцев он провалялся в госпитале и был комиссован. Узнать его можно было с трудом, знакомство с экзотикой оказалось неудачным. Говорили, что для него теперь недоступны многие радости жизни. Родом он из Белоруссии и настолько болен, что не в состоянии самостоятельно добраться домой. Сопровождать его поедет «дедушка» с нашей батареи, который примерно из тех же мест. Ему повезло – очередной отпуск, чего явно нельзя было сказать о «вьетнамце», как тут же окрестили в полку рыхлого.
Мне под начало дают несколько духов и отправляют на комплекс усиливать наряд. Местная постоянка снисходительно ставит мне задачу, я для них пока никто, чуть выше духов. Развожу бойцов по работам и, проигнорировав наставления животноводов о строжайшем контроле, лезу в коровнике на сеновал, расположенный на чердаке, где и отбиваюсь до обеда. В обед меня ждут большие перемены.
После трапезы возвращаюсь на комплекс, но меня перехватывает Новак, «дедушка» с нашей батареи, которому и выломился этот неожиданный отпуск – сопровождение вьетнамца.
– Стой, Еремин! Бросай на хрен комплекс, через час едешь в командировку.
Вот те на. Неожиданный расклад. Командировка предстоит в ближайший райцентр, в 30 километрах от нас. Довольно крупный современный город, разросшийся вокруг градообразующих предприятий химической промышленности.
– Жить будете в танковом полку, не афишируй, что молодой, микродембелей в войсках не уважают. Говори, что весной черпанулся, попробуй достать «кожак», а то сразу вычислят, еще чушковать начнут, а в общем по обстановке…
Долго собираться не приходится, все мое со мной, я еще не оброс бытом, духи тем более. Получаю под начало 11 человек. На КПП нас ждет 52-й «газон», кузов тентованный, с высокими бортами, в заднем борту калитка, лесенка, номера гражданские, водила и сопровождающий тоже гражданские; странно.
Лезем в кузов, там капитальные лавки, духи вопросительно поглядывают на меня, но я не комментирую. Машина трогается, и мы слышим истошные крики:
– Стой! Сто-о-ой!!!
В кузов почти на ходу вваливается морпех из второго дивизиона. Один из двух двадцатки, присланной осенью для обучения на войсковые комплексы «Конкурс» с Северного и Балтийского флотов. Мореман переводит дух и протягивает мне руку:
– Саня.
Знакомимся, после чего он объясняет, что в городе у него баба и надо с оказией доехать, повидаться. Треплемся по дороге, духи напряженно молчат, их тревожат перемены и пугает неизвестность. Едем около часа, наконец машина останавливается, спрыгиваю на землю. Вопреки ожиданиям, передо мной не ворота со звездами и КПП, а силикатная девятиэтажка, табличка над входом которой извещает, что это общежитие местного химзавода. Коротко командую:
– К машине!
Вывалившиеся бойцы с любопытством оглядываются по сторонам. Морпех машет мне рукой и уверенно скрывается за дверями подъезда. Заходим с сопровождающим внутрь, и нас быстро расселяют. Вот это удача. Жить будем в гражданской общаге, блочная система, комнаты на двоих-троих, душ, туалет, питание в заводской столовой, а в выходные – в ближайшей городской, по талонам. На прощание сопровождающий жмет мне руку, отвозить на завод и привозить будет та же машина. Весело подмигнув, он вполголоса сообщает, что контингент, населяющий общагу, преимущественно женский.
Предлагаю духам самим распределиться по комнатам. Забираю апартаменты на двоих, мне в сожители достается угрюмо-туповатый боец, выделяющийся из общей массы отсутствием мизинца на левой руке. Через полчаса в комнату вваливается Сашок:
– Пошли со мной.
– Куда еще?
– Пошли, говорю…
Поднимаемся на четвертый этаж, в комнате три девчонки. На столе салат, макароны, колбаса, сыр, две бутылки водки, одна почти пустая. Саня берет за руку одну из дам:
– Это моя Валюха.
Валюха ничего, в моем вкусе. Небольшого роста, худенькая, с объемным, волнующим бюстом. Следом представляются подруги, и я тут же забываю, как их зовут. Саня наливает сразу по 150, пьем за братство между родами войск. Я полгода не пил, и мир вокруг быстро меняется к лучшему. Валюха наклоняется над столом, верхняя пуговица халата расстегнута. Качнувшиеся в разрезе полушария указывают на отсутствие бюстгальтера. Воображение дорисовывает картину, и мозг взрывается давно забытыми ощущениями. Мысли мощным цунами проносятся по извилинам куда-то вниз, где в синих сатиновых трусах несмелым импульсом отзывается старый товарищ. Пока я занимаюсь созерцанием, куда-то исчезает одна из соседок. Бросаю взгляд на моремана и понимаю, что его извилины заняты тем же. Валюха с подругой вспоминают, как неделю назад к ним привязалась местная шпана и как неожиданно приехавший Саня распугал ее одним своим видом. Да, форма у морпехов знатная, не то что у нас. Черная, удобная, укороченные сапоги, китель нараспашку, тельник, берет набок. Саня высок и широк в плечах – не захочешь, испугаешься. Добиваем водку, и тихо испаряется вторая товарка. Понимаю, что мне тоже пора валить, но сапоги будто к полу приросли. После очередных ста грамм наступает гармония с окружающим миром. Вижу, что Саня на пределе, он опрокидывает Валюху на кровать; похоже, мое присутствие его не особенно беспокоит. Вот оно, настоящее солдатское братство, и я окончательно понимаю, что флот и армия едины. Рука морпеха уверенно выталкивает верхние пуговицы халата из петель и соскальзывает вниз по округлому бедру. С трудом отрываю от пола свинцовые кирзачи и покидаю пристанище чужого счастья. Что это, любовь? Наверное нет, скорее эпизод из боевой жизни. Через неделю у него отправка, вряд ли он вернется после дембеля. Хотя, как знать…
