– Вспышка сзади! – орет он во всю глотку.

Караул в смятении качнулся вперед.

– Что?? – наливается Петров малиновой яростью. – Команда не ясна??? Вспышка сзади!!!

Тяжелый взгляд командира парализует волю, и караул как подкошенный валится на пыльный асфальт вниз лицом, грохоча многочисленной амуницией. Как и положено, мы закрываем головы руками, максимально обезопасив себя от ядерного взрыва. Старлей-начкар остолбенело переводит взгляд с распластавшегося караула на дежурного по части. Лицо Петрова выражает абсолютное удовлетворение, и, развернувшись, он направляется в сторону чайной. Еще минуту начальник караула представляет собой гоголевского городничего, но, наконец очнувшись, бросается следом:

– Товарищ майор! Товарищ май-о-о-ор!!!

Приученные к дисциплине, 25 сержантов лежат на плацу, не решаясь подняться без команды. Внутренний наряд подыхает со смеху.

Петров отошел уже на приличное расстояние. Догнав его, старлей оживленно жестикулирует, показывая рукой на полегших бойцов. Майор внимательно слушает, иногда поглядывая в сторону чудом уцелевшего после атомного взрыва караула и, наконец устало махнув рукой, уходит. Вернувшись, начкар командует «отставить», мы поднимаемся, отряхиваемся и окончательно осознаем, что праздник действительно начался.

До середины ночи дежурство протекало спокойно, а где-то часа в три Петров вновь осчастливил нас своим визитом. Подняв караул в «ружье», строит его в коридоре и лично поздравляет с праздником. Спросонья, не разобравшись в ситуации, вместо троекратного «ура» мы орем «служим Советскому Союзу», после чего, в качестве голосового тренинга, получаем возможность еще минут 15 орать то, что положено. Днем майор спит, предоставляя нам возможность спокойно нести службу.

Наконец, сменившись, устало тащимся в казарму. Я захожу в расположение и охреневаю. По центральному проходу, засунув руки в карманы, идут два незнакомых бойца ярко выраженной кавказской национальности. Не подшитые куртки расстегнуты до пупа, бляхи ниже пояса, а из умывалки с полотенцем на шее выруливает Горелый. Из Тбилиси вернулась командировка. Шедший впереди меня хохол Вашишин, из молодых, рывком за ремень подтягивает к себе одного из них.

– Я не понял, это что за хуйня?

Через пять секунд вокруг него смыкается кольцо грузин-земляков.

Впоследствии я неоднократно убеждался в необыкновенной сплоченности национальных меньшинств с Кавказа. Русские в этом плане разобщены и очень терпеливы, но уж если достанут… Что может быть страшней русского бунта?

Между тем в разобщенном состоянии в подобных ситуациях кавказцы существенно утрачивали свои позиции, сливаясь с общей массой, и даже сильно проигрывали из-за плохого знания языка. Исключение, пожалуй, составляли чеченцы, с ними мне еще придется столкнуться.

А сейчас, обступив сержанта, они что-то возбужденно кричали на родном языке, хватая его за руки. Вовремя вмешался старшина, а мы тупо смотрели на все это, совершенно обалдев от такой наглости. За ужином старшина объяснил, что в батарею дали карантин из 30 грузин, держатся они дружно, по-русски почти никто не понимает и наезжать на них пока не стоит, учитывая национальные особенности и курс правительства на борьбу с неуставными взаимоотношениями. А то как бы не кончилось кровопролитием… Надо к ним приглядеться, пусть пооботрутся, через неделю-другую их раскидают по подразделениям, в батарее останется человек пять, и тогда можно будет заняться конкретно.

Весь вечер Горелый травил о поездке. Все остались довольны, да и понятно – на десять дней вырваться из-за забора. До Тбилиси добрались без происшествий, потом два дня гуляли, пока формировался эшелон – 1500 человек на Московский округ. Проводы были такими грандиозными и на вокзале собралось столько родни, что сопровождающие сами чуть не потерялись. Сержант назначался старшим вагона. Грузины оказались заводными, денежными и щедрыми. Чача лилась рекой, в вагонах вылетали стекла. Новоиспеченные призывники не жаловали сухой паек в консервах, и из идущего по Черноморскому побережью поезда в отдыхающих летели банки с кашей и тушенкой. Когда кончились домашние запасы, пристанционные продмаги стали перевыполнять производственный план. Они нахально пролезали без очереди, швыряли деньги и не брали сдачу. Вино хватали ящиками, сигареты блоками, жратву коробками. Для наших это была другая, заграничная жизнь. Горелый рассказывал, как на станциях представители союза нерушимых грузили в вагоны коробки с шампанским и мороженым, а за пачку «Космоса» стоимостью 70 копеек оставляли в киоске треху. К сержантам относились как к родным, кормили и поили на убой, демонстрируя знаменитое кавказское гостеприимство. Из молодых, кроме Горелого, ездили еще двое: Бурый – здоровенный, мордастый парень из подмосковной Железки, служивший со мной в одном взводе, и ставропольский казачок Фикса из второго взвода, прозванный так за наличие во рту золотого зуба. Как-то сержанты решили посидеть узким кругом, и Фиксе нужно было пройти через свой вагон до места назначенной встречи. Выполнение простой, на первый взгляд, задачи заняло более часа, после чего он предстал перед истомившимися товарищами уже совершенно кривой, с коробкой мороженого в руках. Из бессвязного объяснения удалось понять, что во время движения по вагону он был вынужден посетить почти каждое гостеприимное купе, где отказ выпить с хозяевами мог послужить поводом для смертельной обиды. Все попытки уклонения отвергались на корню, томившиеся в ожидании товарищи в расчет не брались, попытка радикального отказа пресекалась тостом: «За родителей!» – предложение, которое на Кавказе не оставляет выбора. В последнем купе Фиксе чуть было не стало плохо, и, пожалев, его отпустили, нагрузив коробкой мороженого. И теперь он еле стоял перед ними, своим мотанием из стороны в сторону постепенно входя в резонанс с колебаниями вагона, а из разваливающейся коробки на пол шлепались стаканчики с полурастаявшим пломбиром.

На одной из станций, охренев от бардака в вагонах, проверяющий майор пытался навести порядок громким окриком:

– Это что за еб твою мать???

Полминуты спустя он уже сидел в проходе на полу с распухающей под глазом багровой гематомой. На Кавказе подобное выражение считается страшным оскорблением. У нас же, напротив, это одно из самых любимых ругательств, с его помощью можно выразить практически любое чувство – удивление, восхищение, возмущение, возбуждение, непонимание и др., но над его смысловым содержанием никто не задумывается.

По дороге слиняли несколько человек, но приказ был никого не задерживать, присягу они еще не приняли. В Москве эшелон, говорят, отправили в ремонт, а грузин равномерно распределили по округу. Сотню привезли в дивизию, 30 досталось нашему полку.

До армии мне уже приходилось сталкиваться с кавказцами. С одними учился в институте, где они удивляли нас своим желанием и возможностью вместо учебы купить у кого-нибудь диплом за любые деньги. Пару раз был в стройотряде на юге. Мы приезжали на виноград за экзотикой, теплом и морем, а местных студентов гоняли на уборку, как нас на картошку. А после окончания института я на пару недель летал к школьному другу в Азербайджан, где после летного училища он уже почти год служил недалеко от Баку. Воспитанный в духе интернационализма и являясь таковым по сути своей, я всегда испытывал неподдельный интерес к представителям других наций.

С грузинами предстояло много мороки. Принятых в армии правил они не понимали и не признавали. Из 30 человек карантина по-русски кое-как говорили человек пять. В подобных группах всегда выкристаллизовывается неформальный лидер-предводитель. Таким стал Гоча. Был он высок, широк и очень толст, внешне напоминая восточного духанщика из старых фильмов, для полного сходства не хватало только бурдюка с вином. Гоча неплохо говорил по-русски, и земляки его слушались. По команде «подъем» грузины неторопливо одевались и никак не могли взять в толк, почему это надо делать за 45 секунд. На попытки что-либо объяснить реагировали темпераментно и громко кричали, активно жестикулируя. В такие моменты я подходил к Гоче, и по возможности спокойно и на равных объяснял, что в армии принят определенный порядок, что по утрам положено убираться и надо бы организовать парней. Гоча внимал с важным видом, после чего издавал гортанный клич и вокруг него тут же собиралась толпа.