И тут у него мелькнула мысль, что было бы интересно узнать, чем она занимается сейчас. Ей уже двадцать шесть – самый возраст заводить детей… Странно, что они никогда не заговаривали о ребенке. Может, думали, что еще не пришло время: Гале нужно было закончить учебу, ему – окрепнуть финансово. Если бы родился сын или дочь, оставалось бы у нее время встречаться с другим мужчиной?

Впрочем, теперь это уже не имело значения. Она, наверно, изменилась, особенно, после родов. Но дополнительная «мягкость» все равно должна идти ей, потому что иначе просто быть не могло.

Сам того не желая, Виктор сделал себе вечер воспоминаний. Он допил бутылку почти до конца, но голова оставалась ясной. И только после последней капли спиртного подумал, что все эти годы не знал женщин. В поселке их всегда хватало, потому что здесь водились золото и деньги. Но как-то так получилось, что проститутки не приставали к Виктору. А сейчас у него появилось настроение…

Она была смазлива, но сильно потрепана. Такие морщины на лице не выведешь клерасилом. Лет двадцать пять, не больше, а за плечами годы тяжелой и однообразной работы. За то время, пока девушка провела в его комнате, Виктор не раз ловил себя на мысли, что представляет на ее месте Галю. Это удавалось с большим трудом – слишком большая была разница.

– Ты всегда один, – сказала она после того, как он прилег рядом, считая удары своего сердца. Отвык совсем, что ли, от таких нагрузок? – В поселке говорят, что никого не любишь. Это правда?

– Нет, – ответил он.

– Почему тогда не заведешь себе женщину?

Он подумал, что вопрос очень непростой – самому бы с ним определиться по-честному…

– Наверно, потому что женщина не дворняга, чтобы ее заводить.

Она помолчала немного, потом кивнула:

– А хочешь, я к тебе приду жить. Ты мне нравишься. Не бойся, мне много не надо. Уйдешь в тайгу, а я тебя ждать буду, никого к себе не подпущу. Хочешь?

Херувим, слушая этот разговор, наверно, уснул от скуки. А может, свалился с крыши, держась за живот. Виктор взял девушку за руку и спросил:

– Тебя как зовут?

– Лера.

– Откуда родом?

– Из Шиверы.

– Там учиться негде?

Она пожала плечами.

– А зачем?

– Пропадешь ты здесь.

– Другие не пропадают, почему я пропаду? – В ее глазах вдруг зажегся упрямый огонек.

– Другие тоже пропадут – кто-то раньше, кто-то позже.

– А ты сам?

– И я тоже. Все.

Девушка подняла голову над подушкой и осмотрела комнату. Заметила на краешке стола стопку книг, единственную пустую бутылку, стоящую на подоконнике, и произнесла:

– Странный ты… Не такой, как другие.

На этом, собственно, разговор и закончился. Виктор пользовал девчонку всю ночь, так что она иногда даже испариной покрывалась. Наверно, это было для нее в диковину, но наутро он положил на стол рядом с ней десяток купюр по тысяче рублей. Она торопливо спрятала деньги в бюстгалтер, потом оделась и напоследок сказала:

– Все-таки зови меня, когда скучать будешь. Ненасытный ты, но мать говорила, такие далеко пойти могут, если голова на плечах имеется.

– Думаешь, еще не потерялась? – усмехнулся Виктор.

– Если и потерялась, то не из-за меня. Женщину тебе надо хорошую, чтобы мозги вправить.

Она оказалась не такой пустышкой, как Виктору подумалось вначале. Возвращаясь из своих таежных походов, он иногда встречался с нею еще, но воспоминания о прошлой жизни почти не тускнели со временем – возможно, потому, что теперь это было его единственной ценностью. Привкус таких встреч напоминал сладость горелого сахара – с горчинкой в конце.

Удивительно, но с годами боль утихла. Она уже не жгла его, как газовой горелке по живому, а вначале теплилась в грудине, при каждом удобном случае раскаляясь – так что впору яичницу жарить. А потом вовсе угомонилась – или нырнув так глубоко, что и не достать, или понемногу растворившись в мелькании дней и насущных забот.

А на смену ей пришла мечта хоть на секунду взглянуть на Галю, перекинуться с нею одним словом. Не для того, чтобы просить невозможного – для покоя в душе. Он так любил ее даже сейчас, что давно простил разрушение семьи (язык не поворачивался сказать – предательство), и единственным его желанием стало, чтобы у нее все было хорошо.

Встречая свой восьмой сибирский новый год в поселке – как всегда, в одиночестве, за пустым столом, – он поднял за это тост.

В тот же вечер к нему пришла Лера и, ни слова не говоря, стала выкладывать на стол какие-то тарелки с салатами и пакеты с шикарно пахнущими беляшами. Она нарядилась к празднику, нацепив бесформенные и скорее всего самодельные украшения из золота, узнав цену которым, светские красавицы из центральной зоны России могли бы испустить дух от зависти. Даже сапожки на ней были с каблуками! Ее ладная фигурка неторопливо сновала вокруг стола, а Виктор неожиданно для себя ощутил что-то вроде благодарности.

– Слушай, – сказала она, закончив накрывать на стол. – Мне тебя жалко. Пропадешь ведь раньше всех.

Он улыбнулся: память в девчонки была цепкой. Ей бы выучиться да профессию нормальную получить.

Это вечер вышел самым насыщенным за последние годы. Они выпивали какую-то бурду, на всякий случай хранившуюся у Виктора в кладовке, и неплохо провели время до рассвета.

– Я приготовила все сама, – сказала Лера, то ли хвастаясь, то ли напрашиваясь на комплимент.

– Здорово получилось, – честно признался Виктор. Он уже отвык от домашней кухни. Образ жизни приучил его к простоте и функциональности в выборе блюд.

– Правда?

– Уже не помню, когда врал в последний раз.

– Так ты ни с кем не разговариваешь! Люди от тебя шарахаются.

Виктор немного призадумался, но потом решил, что это простое преувеличение.

– Скажешь тоже!

– Ты же медведь! Так тебя все и называют. Не веришь? – В этот раз, похоже, она насмехалась над ним, и Виктор принял игру.

– Медведь, говоришь? А вот я тебя сейчас заломаю!

– Ой, ли, догони вначале!

Она снова стала кружить вокруг стола, а он – ловить ее. Ловкости ему было не занимать, поэтому до кровати добрались быстро. Впрочем, тут свою роль сыграло и врожденная бабья хитрость Леры, которую Виктор чувствовал с каждой их встречей все явственнее. Ощущал всем нутром, а противиться – не противился. Что с него было взять, по большому счету? Деньги? Он был к ним равнодушен, потому что ничего, кроме продуктов, не покупал. Однажды приобрел подержанный внедорожник и старенький холодильник, да и то пожалел потом: все равно с апреля по октябрь в тайге бродит. А кроме накоплений в банке, ничего у него не было. Разве что еще сердце разбитое.

Утром, когда он по привычке хотел вытащить свой кошелек, девушка взглянула на него немного сердито и произнесла:

– Дурак же ты! – А потом ушла, прихватив грязную посуду.

После таких слов Виктор почувствовал себя немного виноватым, но на другой день вместо того, чтобы найти Леру и извиниться, собрал вещи и отравился в тайгу. Лес лечил и его хандру, и недомогания. Он служил средством от всех болезней.

Ближе к лету девушка пришла к нему еще раз. На этот раз она была настроена как-то решительно, и Виктор невольно залюбовался блеском ее глаз. Они могли быть красивыми, особенно, когда Лера сердилась.

– Возьмешь меня с собой?

– Баба в лесу – к неприятностям, – напомнил он ей всем известную примету. – Золото от женщин прячется.

– Зато я намывать могу не хуже любого мужика! – с вызовом сказала она.

– Где же научилась?

– С отцом ходила с пяти лет.

– Что же тогда в поселке делаешь?

Она помолчала, оценивая выражение его лица – не смеется ли, потом отозвалась:

– Женщине одной в лесу плохо. Мы все-таки созданы не для этого.

– Ох, ты! А для чего? – Виктор действительно хотел пошутить, но девушка ответила на полном серьезе:

– Чтобы вам уют создавать, балбесам. Если в поселке живете – то здесь. А если в тайге – то там.

За окном уже вовсю звенела капель, и пахло весною. Природа просыпалась, а вместе с нею оживали и люди – нехотя, со скрипом.