– Зачем ты вступила в Орден Ама? – спросил Кестель.
– А меня никто и не спрашивал о согласии. Ты не знаешь, как это делается? Спроси еще, знаю ли я, кем была моя мать.
– А разве Орден не гонялся за тобой, когда ты удрала?
Алия развела руками.
– На твоем месте я бы побаивался того, что именно Орден меня и нанял, – заметил Кестель.
– Чтобы отвести на Арену? Что за глупость. Сестры не делают таких дел руками ловчих.
Кестель искоса глянул на мага. Похоже, тот выбрал Кестеля мишенью новой шутки – бормотал себе под нос, целил пальцем.
– Держи свою посуду, – буркнула Алия.
Но ничего так и не произошло. Кестель сидел неподвижно, маг менялся в лице, тревожился, бормотал все настойчивей, его товарищи умолкли – ожидали. Кестель уставился прямо на мага. Тот смешался и перестал бормотать.
– Неплохо, – нисколько не удивившись, отметила Алия. – На тебя вообще магия не действует – или только дрянные мелкие заклятья?
Разодетый маг был разочарован. Похоже, шутки с заклинаниями перестали забавлять его. Он взялся пить и время от времени бросал угрюмые взгляды на Кестеля.
Рядом тер пол старый хунг. Алия посмотрела на него с презрением и сплюнула. Он поднял голову, равнодушно посмотрел на Алию, медленно стер плевок с пола и продвинулся дальше, в сторону безумца в рыбьей чешуе.
– Ты что делаешь? – осведомился Кестель.
– Брезгаю я этими тварями.
– Это древний народ. Другая раса.
Алия хихикнула, брызнув слюной и подливкой.
– Я когда-то с чем-то таким трахалась, – громко сообщила она, и несколько лиц повернулись в ее сторону.
Хунг тоже посмотрел, и теперь в его лице уже была ненависть.
– Что, удивила я тебя? А почему бы мне и нет? Ха, вот только он не пережил нашего, э-э… романа.
Кестель взял чарку с вином, качнул в пальцах, посмотрел, как багровая жидкость плещет о стенки.
– Ну да, куда тебе понять. Ты же никогда не был в Ама, не знаешь, как оно там, и не представляешь, как поступают власть имущие женщины с другими женщинами – и что молодым девчатам преподают перед тем, как выучить их драться.
Алия нахмурилась.
– Рыцарский орден – это мрачное унылое место. Я мечтала удрать каждый день, но решилась, только когда мне исполнилось двадцать пять и когда мои начальницы решили, что я уже принадлежу им навеки. Мужчины, которых я встречала, хотели от меня того же, что и магистрессы Ордена – моей задницы. Потом я повстречала того плоскомордого. Он был из сбежавших в лес после поражения. Плоскомордый принял меня под свой кров, и тогда я впервые почувствовала себя в безопасности, и даже, странно сказать, была немножко счастлива. Он был спокойный, заботливый, добрый, ничего не хотел от меня и многому научил, а его жена стала для меня как мать. Она была уже староватая, но, как для плоскомордой, довольно симпатичная.
Алия посмотрела Кестелю в глаза.
– Того плоскомордого я увела. Ох, помню ту ночь. Было холодно и сыро, я чувствовала себя совсем одинокой. Так оно всегда и начинается. Человек ощущает себя одиноким и хочет избавиться от одиночества. Я трахалась с ним полгода, прежде чем узнала жена. Шесть месяцев… для меня – долго, для них, долговечных – один момент. Может, и хорошо, что она узнала. Мне уже наскучило.
Алия доела, уселась поудобнее, обвела взглядом зал. Она не хотела продолжать рассказ.
– И что? – спросил Кестель.
– С плоскомордым?
Он кивнул.
– Да ничего. Жена ошалела от ярости, а я донесла на мужа карателям. Это было еще до амнистии.
– На мужа?
– Она любила его. А я проучила ее.
– А ты не могла уйти просто так? – осведомился Кестель.
– Знаешь, в Ордене есть правило: чтобы отказаться от жестокости, нужен очень хороший повод, – задумчиво произнесла Алия. – Хоть я и удрала, но от того, что мне вбили в мозги, не избавилась. Оно сильно цепляется, когда вбивают многие годы.
– Но о тебе же заботились, берегли. Это разве не повод?
Она тяжело и странно посмотрела на него, облизнула губы.
– Вообще, по-настоящему, таких поводов и нет. Мало победить – нужно, чтобы проигравшие мучились, – сказала Алия, провела ладонью по лицу, коснулась мелких шрамов на правой скуле и добавила: – Жалость – всегда преступление.
– А при чем тут жалость? – спросил Кестель.
Он опорожнил чарку и поморщился – может, от вина, а может, от слов Алии, зацепившей то, что сам Кестель хотел бы не вспоминать. Старый хунг коснулся плаща из рыбьей чешуи, закрыл глаза, а потом открыл их и взялся мыть пол с неожиданной живостью, даже ожесточением.
– А что с ней? – спросил Кестель.
– Она удрала. Ей сильно повезло, потому что мужа пытали и в конце концов поломали на колесе, – сообщила Алия и вызывающе глянула на Кестеля. – Но ведь ты все это знаешь.
– И откуда я мог бы знать про это?
– Я понимаю, что ты хочешь узнать, как я сама гляжу на это, – криво усмехнувшись, сказала Алия и взялась за вино.
Что ж, она не ошиблась. Кестель и вправду знал все, а еще и то, что хунг, про которого рассказывала Алия, не был обычным воином.
Она до сих пор презирала и ненавидела его, и потому даже не назвала его имя.
Странное совпадение, нелепое стечение обстоятельств – или очередной знак судьбы? Но нельзя так. Недопустимо все подряд принимать за знаки. Это слабость души – видеть повсюду указания свыше.
Алия сидела так близко и со смехом рассказывала о своем предательстве.
Из-под маски лились слезы. Мертвая треска не обрадует чужой взгляд, но укроет от него страдание. Как легко было бы сейчас встать и заговорить, крикнуть на Херпена, приказать, чтобы бросил песье услужение. Херпен бы послушался. Такие, как он, остаются верными до конца. Может, им и удалось бы – если бы успели. Может.
Виана ДаХан осталась сидеть. Она медленно взяла кружку и, приподняв маску, выпила до дна.
Нельзя спешить. Та женщина-маг наверняка поблизости, незаметная, не узнанная никем. Может, она за окном, за стеной, которую проницает взором, и поднимет тревогу или ударит заклятьем, как только распознает Виану. И даже если не распознает, то отреагирует, коли Виана подойдет слишком близко к Алие.
А это погубит все.
Нужно придерживаться плана. Пусть месть свершится в Арголане. Там Виана будет сражаться и там убьет, отплатит кровью за кровь.
Но так легко, так чертовски легко было бы встать и выпустить на волю сталь.
Алия что-то сказала Кестелю и рассмеялась. Ох, как она была уверена в себе! Словно пришла развлекаться, и ничего вовсе ей не грозило. Виану грызли сомнения.
Алия – отнюдь не дура. Если уж она так самоуверенна, значит, тому есть причина. Виана посмотрела на измученное лицо Кестеля и вдруг с ужасом поняла: несмотря на все свои таланты, он слишком слаб для того, чтобы привести Алию в Арголан. Магиня никогда не позволит этого. Да как вообще можно было надеяться на то, что хоть какому ловчему удастся схватить и доставить Алию?
Все погибло. Шансов не было и с самого начала. Ее, Виану ДаХан, ослепила ненависть. Именно о том и говорили старцы совета: ненависть ослепляет, отбирает здравый смысл. И теперь все погибло. Все бессмысленно. Все из-за Вианы.
Ей захотелось дико закричать, но желание быстро прошло. Она стиснула зубы, стараясь унять дрожь в руках. Нет, не все потеряно. Кестель ведет ее со вчерашнего вечера. Он сторожил ее всю ночь, а магиня так и не вмешалась. Наверняка она пробовала уже много раз, но Алия по-прежнему в руках Кестеля. Нет, все же не стоит отчаиваться.
Старейшины пусть по-прежнему гнут спины и молчат. Ее месть по крайней мере реальней, чем все их пустые мечты о войне.
Виана тут же укорила себя за несправедливость. Старейшины делают, что могут. Но Алия рассмеялась снова, и Виану перестала грызть совесть.
В душу толкнула отупляющая волна ненависти, жаром разлилась по телу, обратила сомнения в пыль. Все, кроме мести, перестало быть важным.