Спуститься в архив, расположенный в полуподвале того же здания, и найти там материалы, о которых шла речь, было делом пятнадцати минут. Через четверть часа подполковник Омаханов прижимал к груди четыре папки средней толщины с уголовными делами на брата и шел в другое крыло здания, где располагался служебный кабинет генерала Щурова.

На глазах Манапа Мансуровича из приемной вышел старший следователь по особо важным делам полковник юстиции Сергей Николаевич Вострицин. Заметив подполковника Омаханова, он как шлагбаумом перегородил дорогу своей длинной сухощавой рукой, то ли останавливая коллегу, то ли просто приветствуя его.

– Ну вот, на ловца, как говорится, и зверь бежит, – сказал Сергей Николаевич.

– Это я, что ли, зверь? – Омаханов, честно говоря, слегка недолюбливал Вострицина за его слишком уж моложавый вид, за то, что тот всегда был одет так, словно только что от портного вышел, и вообще за всегдашнюю везучесть во всем, и поэтому не желал останавливаться для разговора, как он считал, ни о чем. – Извини, меня генерал вызвал.

– Я в курсе. Сам по тому же вопросу. Ты после генерала загляни ко мне в кабинет, я тебе один номерок сброшу. Это человек, который тебе основательно поможет. Советую с ним активно сотрудничать. Он и в других делах будет в состоянии оказать содействие. Короче говоря, я тебя жду. Ты слышал, наверное, что нам удалось задержать эмира Наримана Бацаева. Так вот, основная заслуга в поимке этого бандита принадлежит именно капитану Одуванчикову. Я в этом деле просто статистом был, честно говоря. А этот командир разведывательной роты спецназа ГРУ, телефон которого я тебе дам, большой специалист по устройству различных ловушек. Твоего брата он тоже сумеет поймать.

«Так вот для чего меня заставили копаться в архиве и разыскивать старые дела Магомедгаджи, – понял вдруг подполковник Омаханов, покрепче прижал папки с уголовными делами к груди и открыл дверь в приемную. – Ящер желает задействовать меня в поимке брата. Но что Гаджи опять натворил? За что его сейчас ищут? Он ведь вроде бы только что освободился и ничего еще сделать не мог, попросту не успел еще».

Секретарша Муслима сидела за столом с телефонной трубкой в руке.

– Он уже здесь, Анатолий Петрович. Хорошо, – сказала она и положила трубку на аппарат.

Не бросила небрежно, как делают, рисуясь перед всеми подряд, многие секретарши, желая показать свою независимость от шефа, а именно положила, аккуратно и сдержанно.

– Товарищ генерал как раз спрашивал про вас. Заходите. Он ждет, – проговорила девушка и стала рассматривать свой сложный маникюр, больше не интересуясь подполковником.

Генерал-майор Щуров сидел за своим столом, с двух сторон заваленным папками с уголовными делами, но прямо перед ним он был почти чист, если не считать нескольких разрозненных листов принтерной распечатки. Первый из них был отпечатан на бланке управления. Исходя из этого, старший следователь по особо важным делам сделал вполне обоснованный вывод, решил, что это какой-то приказ, который генерал собирался подписывать, и не ошибся. Ящер оставил под документами свою длинную, но не размашистую подпись, сложил их вместе, скрепил пружинной скрепкой, отодвинул от себя и посмотрел на подполковника Омаханова долгим взглядом сквозь очки.

– Садись, Манап Мансурович. То есть я хотел сказать – присаживайся, – проговорил генерал, но, видимо, быстро вспомнил, что старший следователь не любит сидеть по причине ранения, смутился от того, что сам посчитал собственное предложение бестактностью, намекающей на это почти интимное обстоятельство, опустил взгляд на стол и только после этого продолжил: – Скажи-ка мне, что ты о своем брате знаешь?

– Знаю, что он недавно освободился после очередной ходки.

– А в настоящее время?..

– Я думаю, что сейчас он находится в нашем родном селе, у матери, отъедается после зоновских харчей. Как там кормят, ни для кого не секрет.

– А с чего ты взял, что он в доме матери?

– Дело, товарищ генерал, в том, что Магомедгаджи звонил мне на следующий день после освобождения, хотел пять тысяч у меня занять, но у меня тогда только три на карте были. Эта сумма его не устраивала.

– А зачем ему деньги? Ты не спросил?

– Не спросил, потому как он сам сказал, что не хочет в тюремной робе перед матерью появляться. Присмотрел себе костюм, но не хватало денег. Брат мой, честно говоря, человек такой, что любит пыль в глаза пустить. Вот, дескать, я какой! Смотрите, любуйтесь! Потому я не удивился, услышав его просьбу. Но от трех тысяч он отказался, а больше у меня при себе не было. Тем более я знал, что долги он отдавать не особенно любит, а я не так много зарабатываю, чтобы деньгами разбрасываться.

– Значит, к матери в село собирался, – произнес генерал Щуров и задумался, глядя мимо подполковника куда-то в стену.

Манап Мансурович хотел было оглянуться, чтобы понять, что там Ящер рассматривает, но руководитель следственного управления вовремя вернулся к реальности, снова посмотрел сначала на подполковника, потом на плоский монитор своего компьютера.

– А вот у нас есть подозрения, что твой, Манап Мансурович, брат за старое принялся, да с еще большим размахом, – заявил он. – Вот посмотри запись. Она была сделана на телефон бандита, убитого недавно, и попала к нам в руки не сразу, а только после того, как была выставлена в интернет. Но следствие было начато вовремя. Свидетели говорят, что возглавлял банду человек, по описанию и фотороботу, который удалось сделать, сильно похожий на твоего брата.

– Следовательно, в значительной мере и на меня. Мы же с ним как-никак близнецы.

– Зачем так сразу, Манап Мансурович? Вы не настолько схожи, чтобы можно было спутать вас, – проговорил генерал, отодвинул монитор на край стола, развернул его так, чтобы изображение было видно и старшему следователю по особо важным делам, и ему самому, после чего с некоторым даже сердитым размахом ударил по клавише «Еnter», включая запись.

На экране сначала появилось только худощавое лицо человека, судя по всему, небольшого роста. Потом изображение уменьшилось, и стало видно, что он стоит на коленях. За спиной у него держался другой человек. Он приставил к затылку этого бедолаги ствол пистолета. Лица его видно не было, но телефон в неуверенной руке того типа, который все это снимал, качнулся.

Человек с пистолетом сразу закрыл свое лицо свободной рукой и резко проговорил:

– Меня не снимай, балбес.

– Понял. Не снимаю, – раздался тонкий, почти мальчишеский голос, а телефон опустился в прежнее положение еще раньше, чем прозвучали эти слова.

– Так что, хочешь жить? – Этот вопрос человека с пистолетом был явно обращен к тому бедняге, который стоял на коленях.

– Кто же жить не хочет? – ответил тот, и съемка с высоким разрешением показала, как по его щеке скатилась слеза.

– Тогда произноси то, что тебе сказано. Не забыл? Или тебе текст нужен? Если так, то мы можем и написать его на листочке. Нам не трудно.

– Братья! Не слушайте этих уродов. Их мало. Все остальные нормальные. Отомстите за меня!

Выстрел раздался с небольшим опозданием. Пуля вошла в голову через затылок, а вышла через лоб, разворотив его и сразу залив лицо кровью.

Генерал выключил запись.

– Я не увидел здесь брата, – сказал Манап Мансурович.

– А я разве говорил, что он здесь присутствует? Я сказал только, что и по словесному портрету, и по фотороботу твой брат подходит под эмира банды. И по словесному портрету, и по фотороботу. На нем была тюремная роба со светоотражающими полосами на ногах. В чем освободился, в том и ходит.

– Значит, костюм себе он так и не купил, – задумчиво произнес подполковник юстиции. – А моими тремя тысячами пренебрег.

– Значит, не купил. Деньги ему, думаю, нужны были на кое-что другое, – довольно жестко ответил на это генерал Щуров.

– На что же именно? – прямо спросил подполковник Омаханов, понимая, что руководитель следственного управления не договорил начатую фразу до конца.