Удивленные продавцы отсканировали товар. Теперь бегом к выходу. Странный покупатель… На выходе выбросить в урну старую одежду. Где слежка? Быстро за ними! Быстро, но без суеты! Вон они, топчутся в четырех кварталах.
Притормозить, пристроиться за той дамой, которая в два обхвата, за которой танк можно спрятать. Да и сам я уже другой, не тот, что прежде – моложавый, расфуфыренный, спортивный франт.
Идем…
Походку, жесты – на контроль. Фейс стараться не светить. Если что, магазинов впереди много, можно еще пару раз одёжку сменить.
Так, сколько их? Двое впереди, старший и пара подручных на подхвате. Которые, чуть позже тех, первых, сменят.
Нормальная чехарда. Хотя масштабы… Если бы это была слежка спецслужб, здесь бы гораздо больше народу толклось. Нет, это не спецы… А кто? Пора бы уже спросить. Звякнуть «следователю». Но не разговаривать с ним, обрезав два звонка. Всё понял?
Понял! Потому что резко свернул влево к остановке и заскочил в автобус. Ну и что они теперь будут делать?
Откуда-то выскочила машина. Даже так?
В нее запрыгнули филеры все четверо. Оперативно…
Еще одна машина. Для командира.
В салоне только водитель. Подходяще…
Может, теперь? Что дальше будет – неизвестно. И на чем догонять их, пока не понятно.
Пожалуй…
Машина тронулась с места.
Быстро подойти, встать перед бампером, широко улыбаясь, что-то оживленно говоря и жестикулируя. Турист я, спросить хочу…
Остановились.
Сунуться к водителю, тыча в стекло картой. Что дальше? Не будут они толкаться, не будут применять в центре Европы силу. Не должны, постараются разойтись тихо…
Водитель приоткрыл дверцу, высунулся.
Ткнуться с картой внутрь, прикрыться ей и ударить его в кадык. Несильно, но так, чтобы отключить. И тут же, ни мгновения не медля, прыгнуть назад, ударив в лицо того единственного пассажира.
Всё!
Теперь кивая, чтобы случайные прохожие ничего не заподозрили, толкнуть водителя вправо, сесть на его место.
И поехать. Не за автобусом, совсем в другое место, укромное, одно из тех, которые заранее присмотрел.
Поворот.
Еще. Соблюдая все правила.
Зашевелился водитель… Ударить его еще раз, чтобы притих. Краем глаза наблюдать за тем, что сзади.
Еще поворот.
Теперь под мост… Остановка. Надеть, натянуть по самый подбородок шапочку. Зачем им его лицо лишний раз видеть? Там, на улице, они его рассмотреть вряд ли успели.
Теперь можно пересесть на заднее сиденье. Общупать, обыскать пленников. Два пистолета. Не макаровы. Какие- то удостоверения, визитки – потом посмотрим, теперь некогда.
Тряхнуть за плечи пассажира. Застонал, приоткрыл глаза. Ну, здравствуй, дружище… Улыбнуться обаятельно. И… ничего не говоря, ткнуть костяшками пальцев в солнечное сплетение, чтобы дыхалку перехватило. Захватал ртом воздух, выпучил глаза.
И еще раз ударить. Чтобы пострашней стало.
Не привыкли они к такому обращению, к таким чисто нашим наездам, когда сразу за грудки и в морду. Или отвыкли. Потому что раньше, века так два-три назад, тоже все пиратами были и разбойниками с большой дороги. Которыми, впрочем, и остались. Только действуют теперь не кистенем и кинжалом, а томами уложений и калькуляторами. И вместо ватаги головорезов у них юрисконсульты, адвокаты и бухгалтеры. Что сути не меняет. Раздевают жертвы и по миру пускают, они ничуть не хуже своих прадедов, разве что ласково и в белых перчатках.
Ну что, молчим?
А если кулаком, между ножек в брючках от J.Crew? Это больно. И угрожает частичной потерей потенции, что может нанести серьезный урон сексуальному здоровью.
– Ну ты чего, в натуре, зенки пялишь?
Это ничего, что он слов не понимает, он интонацию понимает и выражение лица. И теперь в нем должны проснуться те, прежние, унаследованные от предков инстинкты, которых не раз по лицу били, и даже ногами и даже ножичком тыкали, что они должны были зафиксировать и передать своим потомкам в наборе прочих хромосом.
Ну что, вспомнил?
А теперь, когда он проникся, начать допрос «по горячему», пока он не очухался. Достать ножичек, перочинный, открыть лезвие и приблизить его к глазу. И еще ближе… Совсем близко.
Задергался, откинул голову, вжался затылком в подголовник.
Гаркнуть:
– А ну, не дергайся, фраер! – Ухватить за волосы, сильно, больно, прижать к подголовнику.
Закричал, залепетал что-то, испуганно косясь на отблескивающее лезвие. Это ничего – пусть покричит, место тут тихое, безлюдное. А крик больше его самого напугает, чем «палача».
Закрыл глаза. Да и ладно… Чуть ткнуть острием ножа в веко. Отпустить. Страшно? Ну еще бы не страшно, когда представить, как нож протыкает тебе веко, а через него глаз, как вырезает его из глазницы. Глаз – это сильный аргумент.
Ну, что теперь скажешь?
Закивал, смотрит преданно.
Нет, все-таки любой наш среднестатистический урка покрепче их киллеров будет. Любят они здесь себя, ценят и еще умеют калькулировать нанесенный здоровью урон…
Похоже, дозрел парень.
Вытащить из кармана электронный переводчик. Хороший. Дорогой.
– Как вас зовут?
Улыбнуться. Улыбка, которая не к месту, теперь напугает больше, чем злобная гримаса. А, может, я маньяк и вообще беседовать не намерен, а желаю на ремешки жертву порезать? Поводить перед глазами ножичком. Поиграться на нервах, как это любят делать блатные. Потому что это впечатляет, особенно если связать это с теми первыми ударами.
А и свяжет…
– Ну так как тебя зовут?
– Генрих.
Отлично, Генрих… Поплыл Генрих…
А дальше по полевому опроснику полковых разведчиков: звание – в смысле, кто ты такой есть, номер воинской части – ну, то есть, откуда ты такой здесь взялся, имя непосредственного и вышестоящего командиров… И вообще всё, что знаешь и о чем, наверное, захочешь рассказать.
Только мало он знает. Вот какая штука! Какая-то левая контора, которая наняла его для наезда на фирму. На ту, что «выиграла» тендер на газовый терминал.
– Торгпреды – твоя работа? Говори! Не то…
Его… Вернее, его людей. Прошли по крышам, спустились в подъезд, позвонили под видом курьеров, и им открыли, потому что Европа. А дальше – известно. Не повезло торгпредам.
А Россия?
Нет, про Россию он ничего не знает. Там работали другие. Кто, он сказать не может, так как знает только свою группу.
Замечательно. А от кого он приказы получал? И как? Ну давай, давай колись! Чего уж теперь! Ну! Занести нож. В глаза глянуть. Чтобы увидел, почувствовал, осознал… Не остановится «палач», не пожалеет, на куски порежет, но своего добьется. Всё равно ведь скажешь, никуда не денешься!
Убедить «языка» в своей готовности идти до конца важнее, чем просто причинять боль.
– Ну?
– Его зовут Хозе.
Имя назвал. Только ничего оно не дает. Тем более, что это может быть только кличка.
– Он что, испанец или португалец?
– Нет, скорее англосакс.
– А почему тогда Хозе?
– Не знаю. Он оперу любит, часто слушает. Может, поэтому.
– Описать его можешь?
Кивнул:
– Рост примерно метр восемьдесят – восемьдесят три, плечи широкие, волосы черные, чуть с сединой…
Нет, так не пойдет. Это не словесный портрет, это общее впечатление, под которое кто угодно подойдет. Придется идти по вопросам.
– Где седина? Где ее больше?
– От правого уха к затылку. Примерно вот так.
– Подбородок острый, квадратный, скошенный, ямочка посередине?
Глаза… Цвет? Расстояние между глазами? Надбровные дуги? Сами брови – форма, густота, соединяются на переносье или нет? Лоб… Широкий или узкий? Выпуклый или плоский? Есть ли на нем морщинки? И далее по каждой детали, по каждой черточке. Так пишутся словесные портреты.
– Какие-нибудь характерные жесты, мимика?
Ну думай, думай, вспоминай!
– Как ходит, как говорит? Может быть, чуть прихрамывает или ногой качает, пальцами при беседе перебирает или по столу стучит… У каждого человека есть какая-то особенность в жестикуляции, в манере говорить.