Денис поднял руку:

— Уважаемый суд, вы позволите?

— Подождите, — ответил Рома и повернулся обратно к представительнице Ведерникова. — Поясните, о каких обстоятельствах, имеющих значение для дела, нам могут рассказать эти свидетели, и почему именно они?

— Ну, Маргарита Михайловна — это мама истца, бабушка Карло. И поскольку так уж вышло, что Палмери его удерживает в Риме, пусть нам хотя бы свидетели расскажут, что это за мальчик, что ему нравится, вообще хоть что-нибудь про него! Не чужой же человек!

— Хорошо, с Маргаритой Михайловной мы, допустим, разобрались, — сказал Рома. — А что насчет коллеги и близкого друга?

— Это коллега Олега Владимировича. Он также близкий друг семьи.

— Близкий друг семьи или близкий друг Олега Владимировича? — с почти незаметной усмешкой сказал Рома, и в зале, где также сидели представители по другим делам и коротали время, послышалась волна тихих смешков.

— Ну… — растерялась адвокатесса. — Это друг семьи.

— А что он нам пояснит-то, этот друг семьи? Он знает мальчика? Общается с ним?

— Он хорошо общается с Олегом Владимировичем, который делится с ним своими переживаниями о семье, рассказывает про Палмери, про ее сожителя, понимаете?

— Вы сейчас, надо полагать, издеваетесь? — строго сказал Рома. — Вы что, не знаете, что свидетели сообщают о фактах, которые известны им, а не о которых им рассказала сторона по делу?

— Да, понимаю. Но Олег Владимирович делится…

— Олег Владимирович присутствует в зале, — кивнул Рома в сторону Ведерникова, сидящего рядом с адвокатессой, — и он, видимо, сам может рассказать все, что думает о своем сыне и о бывшей супруге. Зачем нам слушать вольный пересказ друга?

— Я… я… мы полагали… И вообще, они оба в коридоре! Мы уже обеспечили их явку! Не зря же они приходили!

— Позвольте, а кто вас просил обеспечивать явку свидетелей, если мы с вами даже не обсуждали, нужны ли они нам в этом деле? — удивился Рома.

— Ваша честь! Ну не обратно же их отправлять, раз они все равно пришли!

— И вы думаете, что суд в этой связи должен испытать неловкость и устроить им аудиенцию из чувства вины? Ответчик, вам слово, — обратился Рома к Денису, не смотря ему в глаза.

— Спасибо, Ваша честь, — поднялся с места Денис. — Мы категорически возражаем против допроса свидетелей. Что может сказать суду свекровь? Опорочить бывшую невестку и нахвалить сына. Какого-то полезного эффекта от таких показаний заведомо ждать нельзя. Я понимаю, если бы именно мы как противная сторона привели бы в суд маму Ведерникова и инициировали бы ее допрос… А что касается коллеги-друга, то я не вижу нужды его заслушивать, потому что из того, что нам сейчас пояснила представитель истца, ясно, что этот коллега будет говорить словами Ведерникова. Кроме того, я отрицаю, что этот потенциальный свидетель является другом семьи. Другом истца — возможно. Прошу отказать в вызове обоих свидетелей.

— Суд частично удовлетворяет ходатайство истца и вызывает Ведерникову Маргариту Михайловну для дачи свидетельских показаний. В остальной части ходатайства о вызове свидетелей суд отказывает.

Бульбуляторша встала с места, подошла к двери зала и, высунувшись за нее, позвала свидетеля. В зал вошла пожилая женщина, но она не выглядела старушкой — аккуратная короткая стрижка, окрашенные волосы, брючный костюм.

— Представьтесь, пожалуйста, и скажите, где и когда вы родились, — обратился к ней Рома.

— Меня зовут Ведерникова Маргарита Михайловна. Ноль шестое ноль седьмое сорок третьего года. Родилась в Минске, — ее голос был строгий и очень уверенный, а сама она выглядела невозмутимо.

— Вы знаете, какое дело рассматривается в данном судебном заседании и с какой целью вы сюда приглашены? — уточнил у нее Рома.

— Да, знаю. Мой сын судится со своей бывшей женой за моего внука. Меня адвокат сына попросила прийти сюда и рассказать, как все было на самом деле.

— Что ж, в таком случае прошу вас прежде всего расписаться у секретаря в том, что суд вас предупредил об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний, — продолжил Рома. — Пожалуйста, адвокат истца. Свидетель ваш — вам и задавать вопросы.

— Маргарита Михайловна, — обратилась к свидетелю Бульбуляторша, — прошу вас охарактеризовать отношение мальчика к каждому из родителей.

— Я считаю, — начала женщина, — что Карло, конечно же, должен остаться с отцом…

— Стоп! — пресек ее Рома. — Суд не интересует, что вы считаете по существу рассматриваемого спора. Вас сюда пригласили не для того, чтобы вы делились с судом своим мнением. Вам задали конкретный вопрос — как вы можете охарактеризовать отношение мальчика к каждому из родителей. Любит, боится, скучает, ненавидит. Прошу вас.

— Ну-у-у, — протянула свидетельница, не ожидавшая такого отпора, — Карло всегда был не самым обычным мальчиком. Он немножко замкнут и с незнакомыми людьми общается крайне неохотно. А вот мама и папа для него — самые важные люди.

— То есть любит их? Привязан к ним? — спросила Бульбуляторша.

— Да, привязан.

— К кому из родителей он больше привязан? — послышался следующий вопрос адвокатессы.

— Конечно, к отцу, к Олегу, — уверенно ответила женщина. — Мальчик любит папу. Я уверена, что он очень скучает. Мать никогда не была достаточно внимательна к Карло.

— Поясните подробнее, — попросил Рома.

— Ну, она журналист. Постоянно в разъездах. Карло часто оставался с отцом. Естественно, мальчик к нему был привязан больше, чем к матери. Франческа всегда относилась к сыну, скорее, как к домашнему питомцу. Часто бывало, что я прихожу к ним домой, Олег на работе, Франческа сидит за своим компьютером, а мальчик голодный, предоставлен сам себе.

— Разрешите вопрос свидетелю, уважаемый суд? — поднял руку Денис.

— Пожалуйста.

— Уважаемая Маргарита Михайловна, — начал Денис, — вы сказали, что госпожа Палмери часто бывала в разъездах и что мальчик оставался с папой.

— Да, так и было.

— Что именно означает «оставался с папой»? Папа с ним сидел целыми днями? Или что?

— Ну, Олег работает. Конечно, он не может дома сидеть с ребенком. То я после школы заберу Карло, домой приведу, то няня.

— Так, а что вы тогда все же вкладывали во фразу «мальчик оставался с папой»?

— Что не было рядом Франчески. Остаться с папой — это не значит, что папа не должен отходить от ребенка круглые сутки! — воскликнула свидетельница.

— Хорошо. И еще вопрос. У вас ключ от квартиры был, где жила семья вашего сына?

— Да, был, разумеется. Я же ребенка иногда домой приводила. Да и вообще — мало ли что в жизни может случиться.

— А вы им открывали дверь квартиры даже тогда, когда там были взрослые? Я имею в виду вашего сына или Франческу.

— Нет, конечно. Я не сумасшедшая мамаша, которая будет лезть без спросу к детям. Если кто дома был, я не приходила. Или приходила, когда помочь надо было в чем-то. И в таком случае я дверь сама никогда ключом не открывала — это неэтично.

— Ранее вы сказали, что бывали ситуации, когда вы приходили к ним домой, а мальчик голодный без внимания, при том, что мама сидит за компьютером. Как это конкретно выглядело? Вы это позиционировали так, словно вы внезапно приходили к ним домой и… даже не знаю, каким словом лучше описать… и заставали, получается, маму, уткнувшуюся в компьютер, и голодного ребенка.

— Ну что значит — заставала. Приходила по предварительной договоренности.

— Так, скорее всего, вы приходили-то как раз с целью помочь, пока родители работают? Папа — в офисе, мама — когда дома за статьей, когда тоже в офисе. Так?

— Я просто говорю, что ребенок часто был голодный! — уже на взводе ответила мама Олега.

— Хорошо, хорошо. И еще пара вопросов. Госпожа Палмери применяла в какой-либо форме и в какой-либо степени физическое насилие к Карло? Было ли вам что-то об этом известно?

— Нет, не била его, если вы об этом. То есть, я имею в виду, что мне неизвестно об этом ничего.