Наши окна выходят прямо на Павелецкий вокзал. Очень удобно, жаль только на такси подъехать нельзя: слишком близко. Приходится с вещами идти пешком. Вещей почему-то всегда очень много. Папа несет два чемодана, мама несет одну большую сумку и одну поменьше, а я ничего не несу, потому что я еще маленький. На вокзал нас провожают московский дедушка и его сослуживец, которые тащат вдвоем огромный сверток. Этот сверток нужно передать кому-то с какой-то оказией. Дедушкин сослуживец так и сказал: «Вот, решил передать с оказией».

– А кто это? – спросил я, и все засмеялись.

Взрослые всегда так: толком ничего не объяснят, а потом еще и смеются.

На вокзале витал неповторимый аромат железной дороги, состоявший из сложной смеси запахов шпал, жареных пирожков, угля, машинного масла и туалетной хлорки. Время от времени через громкоговорители делали какие-то объявления. Люди с напряженным вниманием вслушивались в неразборчивую речь, а затем устремлялись куда-то, загадочным для меня способом определяя, куда идти.

В вагоне было так много народу, что я поначалу даже испугался, вдруг нам не хватит места, но потом оказалось что половина людей – это провожающие. Провожающие деловито рассовывают по местам багаж, проверяют, все ли в порядке с билетами, дают ценные наставления провожаемым, озабоченно интересуются у проводника, когда поезд прибывает в пункт назначения, недоверчиво сверяя ответ с расписанием. Они серьезны, энергичны и слегка снисходительны к отъезжающим.

Будем и мы снисходительны: их роль на этом празднике Дороги исчерпывается прологом, тогда как остальных участников ждет несколько действий с антрактами и счастливый финал – встреча на вокзале.

Вагон неожиданно дернуло назад, потом потащило вперед, перрон начал плавно отъезжать, и я устроился за столиком, высматривая за окошком Саратов. Как по команде, люди начали извлекать из своих сумок огурцы, помидоры, отварную картошку «в мундирах», хлеб, колбасу, котлеты, яблоки, жареных кур и обязательно спичечные коробки, предусмотрительно заполненные солью. Из каждого отсека доносился дружный хруст яичной скорлупы. Это огромное количество еды не помещалось на крохотных столиках и ее раскладывали прямо на полках, предварительно застелив их полотенцами, салфетками или попросту газетой.

Знаете, почему люди, как только сядут в поезд, сразу начинают есть? Во-первых, когда собираются в дорогу, не успевают, как следует поесть. Во-вторых, еды должно быть много, мало ли что, дорога все-таки, а в-третьих, продукты в поезде, особенно летом, могут испортиться и, чтобы часть продуктов потом не пришлось выкидывать, их надо постараться съесть сразу после отправления. Не расстраивайтесь: я ведь тоже не с первого раза сообразил. А знаете, что в этом деле самое приятное? А то, что в поезде все можно есть руками, и никто тебе ничего не скажет. Как в древнем Риме.

Напротив меня сидела тетка с толстым лицом и шикарными усиками. В руке она держала стакан чаю в подстаканнике. После каждого глотка тетка утирала лицо зажатым в кулаке носовые платочком.

– Мальчик, хочешь конфетку? – спросила она и протянула мне конфету «Кара-Кум».

Мама любит такие конфеты, потому что они шоколадные, а мы с папой больше любим «сосательные». Правда, у шоколадных конфет есть ценный фантик и еще фольга, из которой можно сделать красивый кулечек.

– Спасибо, – говорю. Неудобно как-то сразу отказываться.

– Мальчик, тебя как зовут?

Есть такие взрослые тети, которые любят задавать детям дурацкие вопросы, например, «сколько тебе лет?» или «кого ты больше любишь, папу или маму?», или «почему у мамы волосы черные, у папы черные, а у тебя – светлые?». При этом они улыбаются, подмигивают и строят разные рожи.

– Мальчик…

Ну, вот зачем было спрашивать, как меня зовут? Хорошо еще девочкой не назвала.

– Мальчик, а почему у твоего папы…

Не дожидаясь продолжения, я решил перехватить инициативу.

– Потому что у меня папа генерал!

Вообще-то мой папа никакой не генерал. Он старший лейтенант запаса и работает инженером в конструкторском бюро. Из военных у нас в семье только дедушка, да и то он подполковник в отставке. Это мы с дядей Борей понарошку звания всем присвоили, чтоб интересней было: дедушка – маршал, папа – генерал, дядя Боря – полковник, а я – капитан.

– Что-то не больно твой батя на генерала похож, – сказал усатый дядя, муж усатой тетки. – Отродясь не видал, чтоб генералы в плацкарте ездили!

– А он секретный генерал, – говорю, – ему даже запрещено в форме ходить.

Попутчики как-то стихли.

– А дедушка вообще маршал! – не унимался я.

– Понятно, – произнес муж усатой тетки. Взрослые часто так говорят, когда им ничего не понятно.

Разговор явно не клеился. С удивлением я обнаружил, что наши попутчики почему-то не очень рады ехать в одной компании с генеральским сыном и маршальским внуком и даже смотрят на меня с неодобрением: пусть, мол, ездят, как все генералы, в отдельном купе, и нечего тут прикидываться.

– Ты тоже, наверное, генералом будешь? – с ехидцей спросила тетка.

– Не знаю. Пока я еще капитан, а вообще я хочу, когда вырасту, мороженым торговать или быть писателем.

Попутчики вздохнули с облегчением и заулыбались.

– Ну, писателем – это совсем другое дело, – сказал усатый дядя и протянул мне огромную, как лопата, ладонь. – Держи, капитан.

Не знаю, как вы, а я, когда учился в школе, постоянно все терял: авторучки, линейки, циркули, тетрадки, кисточки, носовые платки, шапки, варежки, сменную обувь. Я уже не говорю о карандашах и ластиках. Один раз я даже портфель потерял, но он потом нашелся.

Родители на меня очень сердились, говорили, что мне их ни капельки не жалко и что я – растяпа. Я и не отрицаю, что растяпа, но ведь нарочно я никогда ничего не терял. Просто я забывал где-нибудь какую-нибудь вещь, а когда за ней возвращался, то ее почему-то на месте уже не было.

В тот год весна была какая-то холодная. Уже прошли весенние каникулы, наступил апрель, а повсюду еще лежал снег. Грязный, рыхлый, ни в снежки не поиграть, ни в футбол, ни даже в классики. Самое тоскливое время!

После урока русского языка учительница велела не расходиться.

– У меня важное сообщение. Приближается 22-е апреля – день рождения Владимира Ильича Ленина, – голос учительницы торжественно звенел. – В этот день самых достойных будут принимать в пионеры!

Про пионеров мы все уже знали и про Ленина, конечно, тоже.

Когда я был еще совсем маленьким и даже не ходил в школу, папа иногда брал меня с собой на прогулку в парк. Чтобы туда добраться, надо было сначала перейти большую улицу, а потом проехать целых три остановки на троллейбусе. Возле троллейбусной остановки располагался огромный стенд, на котором очень крупными буквами была сделана надпись «Лучшие люди нашего района». Из-под стекла на меня смотрели большие черно-белые фотографии незнакомых мужчин и женщин. Их лица были серьезны и неприветливы.

– Кто это? – спросил я.

– Здесь же написано «лучшие люди района». Ты ведь сам уже умеешь читать.

Мы стали разбирать подписи под фотографиями: слесарь-инструментальщик, автомеханик, водитель автобуса, воспитательница детского сада, фрезеровщик, начальник цеха, ткачиха, сварщик. Было одно смешное название – карусельщик.

– Он что, в парке на карусели работает?

Папа засмеялся: «Нет, это такой станок есть, карусельный».

– А почему тебя здесь нет?

– Я же в другом районе работаю. Здесь все по месту работы.

– А в другом районе ты есть?

– Тоже нет, – вздохнул папа.

– А мамы почему нет? Она ведь в нашем районе работает. Ты же сам говорил, что мама у нас лучше всех!

– Я в другом смысле говорил, не про работу. Я тебе потом объясню.