На привокзальной площади Хельсинки, где прогуливается множество народа, сталкиваюсь с ребятами, причёсанными, как ирокезы, с чёрными глазами, обведёнными синевой, в подбитой гвоздиками обуви. Другие, более разряженные, выставляют напоказ ноги, одетые в фиолетовые чулки. Это панорама, богатая красками. Я проникаю в пёструю толпу, упираясь взглядом в землю, чтобы не опьянеть от изнуряющих деталей.

Остаётся шесть часов до поезда в Москву, и я должен взять в банке деньги. У меня нет проблем с общением, большинство финнов говорит по-английски. Но возникает иная проблема: ни один банк не принимает мою банковскую карту. Мне приходится принять деликатное решение отправиться в Россию со ста евро в кармане. Молю небо, чтобы Москва мне выдала несколько банкнот.

Озабоченный, сижу на грязной хельсинкской земле. Девочка в полосатом костюмчике, поднявшись на ходули, протягивает мне ниточку воздушного шарика. Ей удалось вырвать из моего нахмуренного лица лёгкую улыбку. Под панно, объявляющем об отправке поездов, выступают детишки-акробаты, и одна из пластических акробаток срывает аплодисменты толпы. Перехожу от одного лица к другому, проникаюсь праздничной атмосферой и постепенно восстанавливаю настроение. Физическая усталость ослабляет дух, но сюрпризы путешествия тут же его подбадривают. Наконец, я выхожу из праздника. Странный поезд появляется под сводами вокзала. Он отвезёт меня в Москву.

Глухое ворчание его мотора, запылённые вагоны и его душа пришли издалека. Ему не хватает лишь клубов дыма, чтобы стать романтичным и создать впечатление, что он из прошлого. Он принадлежит не 21-му веку, а 19-му. Поезд пришёл не из какой-то страны, но с другой планеты. С планеты, где жизнь была бы волшебной сказкой. У него вид волшебного привидения; контролер, человек, несколько округлый в своём зелёном костюме, изучает мой билет и указывает рукой на ступени. «Москва,» – говорит он, почти не шевеля губами. Я пристально смотрю на него одно мгновение. Несмотря на холодный взгляд, он симпатичен. Спонтанно я улыбаюсь ему и с бьющимся сердцем преодолеваю четыре вагонные ступеньки.

По коридору вагона бежит ковёр, обрамлённый переплетёнными символами «А» и «Т». Это эмблема поезда «Алексей Толстой». Она присутствует и на стенах, и на покрывалах спальных полок, покрытых красной чёртовой кожей, и на скатерти, где стоят четыре бутылки пива «Кролик Кюльта», которые мы опустошили с моим русским попутчиком. Четырнадцать часов на поезде разделяют Хельсинки и Москву. Русская музыка разносится из репродукторов, наступает ночь. Мужчины в форме, некоторые из них блондины с чубчиками, проверяют паспорта. Затем я ужинаю в вагоне-ресторане; за 12 евро я получаю стакан дешёвого вина, тарелку со свежими овощами и кусок мяса в целлофановой упаковке. Вагон-ресторан напоминает мне театральный зал, где взгляды выделяют красивых молодых женщин. Я симпатизирую Александру, моему попутчику. Узкое купе сближает нас ещё больше. Особенно в те моменты, когда мы должны раздеться, чтобы нырнуть под наши простыни. Поезд пробирается в ночи через хвойные леса. Последний контроль, и мне разрешено въехать в Россию. Состав замирает на четверть часа. Александр выводит меня из вагона и ведёт по путям. Мы приближаемся к вокзалу, проходим широкие деревянные двери и входим в помещение, напоминающее дворец. Около мраморной колонны странное сооружение на двух козлах с самодельной крышей представляет собой газетный киоск, где предлагается журнал «Жео» с Перу на обложке. Я оглядываю стены сине-зелёного холла, через который проходят трое русских, одетых в сверкающую кожу, и покидаю «дворец» вслед за моим гидом. Александр запасается сигаретами, и мы возвращаемся в наше купе. «Добро пожаловать в Россию!» – говорю себе с легким покалыванием в сердце. Внезапно я понимаю после только что увиденной серой и бедной улицы, что моё желание пересечь Сибирь на каноэ будет не очень простым предприятием.

Но я беру себя в руки, понимая, что надо ближе познакомиться со страной. Даже если это усилие мне кажется нечеловеческим. Потому что всё, что меня окружает, непредсказуемо. Неужели это и есть очарованный мир, эта чёрная Россия, изрытая дорогами, с непроницаемыми лицами людей и с фасадами облупленных домов. Или это ад перед раем?

Стараюсь заснуть, несмотря на тревоги. Но резкие вздрагивания поезда не укачивают меня. Напротив, они возбуждают. Слежу за руками Александра, чтобы убедиться, что у него нет никаких поползновений. Наконец, мне удаётся расслабиться, и я наблюдаю за лунным лучом, проникающим через стекло: вспоминаю свой переезд в Бразилию через французскую Гвиану. Моторная пирога проводила меня до моста в деревню Ояпок. Лестница из бетонных блоков служила платформой для высадки. Разношерстные силуэты на этих блоках выслеживали прибытие иностранцев. Я никогда не был в Амазонии и, возможно, я проник туда наиболее прямым путем. Тем, что швыряет западного человека, привыкшего к современности, наиболее грубым способом в мир, где люди продолжают бороться за выживание. Это было моё первое впечатление, которое я, взобравшись по бетонным блокам, получил, оказавшись тут же на улице оживленной бразильской деревни. Это было, как если бы я вернулся в 1900-е годы, в эпоху, когда существовали ещё только основы современных городов. Это воспоминание меня успокаивает, потому что после всего лишь недели пребывания в Ояпок, я уже освоился настолько, что мы разгуливали абсолютно свободно. «Тёмные закоулки России не хуже бедных кварталов Альтамиры в Бразилии!» Я сто раз повторяю себе эту фразу и, наконец, засыпаю.

На заре нового дня, четырнадцать часов спустя, я открываю новую Россию. «Алексей Толстой» высаживает нас на платформу. Меня сразу же засосала толпа путешественников, спешащих вдохнуть свежего воздуха. Мы проникаем в здание вокзала через хлопающие двери. Людской поток увлекает в главный зал, где под огромным каменным сводом идёт длинный переход с застеклёнными кафе, закусочными и ресторанами. В конце я угадываю выход и тротуары Москвы. Я перевожу дыхание, прежде чем ринуться в моё необычайное приключение.

На тротуарах московского вокзала таксисты блокируют пассажирские потоки, предлагая свой сервис. Нищий роется в мусорном баке. Народ в толпе прохаживается, болтает, курит, готовится к посадке. Прижимаюсь к стене и стараюсь войти в роль русского, хмурю брови, чтобы сделать строже лицо, и избегаю чужих взглядов. Пытаюсь придать себе мужественный вид, даже если на улицах московской столицы чувствую себя ребенком. Я должен покинуть вокзал и перебраться на другой конец города, где готовятся к отправке поезда дальнего следования. Знаю, что возможно добраться туда на метро. Хочу в тот же день сесть на поезд, который отвезет меня в Иркутск. Московское метро это опыт, который надо испытать по крайней мере раз в жизни. Скульптуры атлетов, почти вертикальные эскалаторы, длинные подземные переходы! Одним взглядом охватываешь тут лица всех народов. Это погружение в русскую душу за цену билетика в метро. Но всё-таки я предпочитаю взять такси, ибо ещё не готов столкнуться один на один с таким погружением.

На Ярославском вокзале после не очень любезного общения с кассиршами приобретаю, наконец, билет на иркутский поезд.

Языковой барьер становится огромным препятствием, не дающим мне передышки. Я стараюсь произносить слова из моего карманного словарика, но очень часто от меня просто отмахиваются небрежным жестом руки.

На Ярославском вокзале смешиваюсь с ожидающими пассажирами. Это женщины и мужчины со всех концов света, русские из Восточной Сибири, эмигранты из Средней Азии, люди из восточных стран, европейцы… Всё это вместе создаёт новую Российскую Федерацию. Я чувствую себя в своей тарелке, как один из путешественников среди прочих. Чтобы развлечься, выхожу из оцепенения и погружаюсь в одну из улиц. Здесь нахожу банк, где могу получить русские деньги, и кафе, которые удивительно контрастируют с провинциальными; здесь я пью мой экспрессо, у него тот же аромат и та же цена, что в наших парижских бистро, и здесь я сижу до самого отъезда.