Мне хотелось тьму рассеять светом,
За Отчизну умереть, но где там!
Дикая, разбойничья держава,
Ни порядка нет в тебе, ни права.
Можно лоб разбить об эту стену.
Разум спит, чудовища нетленны.
Я – чужой, хоть вам родня по крови,
Но меня не ранит уж злословье.
Вы, конечно, правы: я с приветом.
Прочь от вас! Карету мне, карету!
Я – Гамлет
Сотни и сотни миль пролегли меж нами.
Воздуха нет. Одна лишь тупая боль.
Ты уронил – я поднимаю знамя,
Чтобы вести полки на последний бой.
Раны зажили, да не исчезли шрамы.
Силы не равны, но вариантов – два:
Иль на щите, иль со щитом. Упрямо
Камень огромный точит судьбы вода.
Кто написал этот плохой сценарий?
Кто подобрал мне в нём проходную роль?
Я бы сыграл шута, а потом в финале
Маску б сорвал с лица, а под ней – король.
В горле застрял комок сожалений горьких.
Битва закончена. Нет больше смысла жить.
Капля замёрзла, снежной покрылась коркой,
Камень не точит. Падаю я на щит.
Быть – не быть
«Что-то ничего не пишется, Что-то ничего не ладится … Жду: а вдруг талант отыщется? Или нет – какая разница!» (Владимир Высоцкий)
Что-то ничего не пишется,
Будто все слова исчерпаны.
Стали вод подземных тише мы,
Как вино мы стали терпкие.
Не пора ли хриплым голосом
Подбодрить коней разборчивых
Да рвануть к вершинам, к полюсам
Заполнять в анкетах прочерки?
Не пора ли к дальним приискам
Добывать руду словесную?
Есть ли что внутри под вывеской,
Что наружу хлынет песнею?
Набралось вопросов пиршество.
Быть – не быть? Какая разница!
Если нам с тобой не пишется,
Значит, в жизни всё не ладится.
Как че
Как человечность бесконечна,
Как нитка тонкая крепка.
Но небо падает на плечи,
и Атлас держит облака.
И так напряжена спина –
но не под тяжестью – под взглядом.
Той, что любил, что вечно рядом;
Как ни была бы далека.
Не наноси удар, не надо:
Раздавят землю облака.
Цветаевское
Мне больно оттого, что Вы больны не мной,
что не прийти мне запросто на ужин,
что пролетая тихо над землёй,
следов я наших там не обнаружу.
И в дом бревенчатый, за день до сентября
мне не ворваться, опрокинув вёдра,
и не спасти. Волос волнистых прядь
легла на лоб. Но тот же профиль гордый.
Я эту боль не стану вытравлять,
пускай мне душу вывернет наружу.
Пишу в словах упрямо букву «ять».
Нет никого верней тех, кто не нужен.
Колокола гудут по всей Руси,
и я, сжимая гроздь рябины зрелой,
прошу у Бога: «Может, воскресишь?
Чтоб долюбила, дождалась, допела».
«Инцидент исперчен»
«В том что умираю не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил…» (Владимир Маяковский)
Пистолет у сердца – не выход, не вход,
Всего лишь игра в «дурака» со смертью.
В голову адреналин бьёт,
Догорает в печке письмо в конверте.
От женщины.
Ушла.
А я заплакал
Слезами отчаянья и бессилья.
Да, двухметровый мальчишка, «лапа».
Но, боже, как мне нужны её крылья.
Чтоб укрыться, и чтобы взлететь вверх,
И чтоб не бояться вовеки тленья.
Любимая, я простой человек,
Мне, увы, не подвластно время.
А, впрочем, разве ты виновата?
Жалела, бросала любовь на сдачу.
У тебя обожаемый муж, театр.
Всё!
Хватит нытья!
Я не плачу.
В завещании – расписать роли.
От души отлегло и тянет шутить.
Выстрел.
Как странно.
Не так уж и больно.
Мне было больней и страшнее бы жить.
Но я брь
Ноябрь –
озябшее время былых потерь
и скука маршрутов
но я б –
ни шагу за дверь, ни шагу за дверь
уснуть до салютов
до звона бокалов
до боя курантов
до музыки лютней
до скрипок, до всхлипов
к началу начала
к истоку и к утру.
Ноябрь
мелькает белёсой кометой
в безмолвии звуков
но ямб
но хорей, но трёхдольные метры
кричат о разлуке
о щедрости лета
о радости света
о песне неспетой
о ряби каналов
о том, что в финале
всё кончится балом.
но полночь –
и Золушка туфлю уже потеряла
вернуться б в Ноябрь.
В ожидании снега
Голова моя бедовая
покатилась с плахи на землю.
Покатилась, покатилась, да
повернуло лето на зиму.
Подломилось поле пропастью,
Обнажились корни дерева.
Пропади оно всё пропадом,
Никому уже не верю я.
Воскресение
Это Воскресение –
до чего же странно –
было в день осенний.
