Хожу по коридору достаточно долго, чтобы успокоиться, затем отправляюсь к рентгенологу. Через ее плечо рассматриваю изображение и ругаюсь себе под нос.

У него кровоизлияние в мозг. Маленькое, но заметное. Острая субдуральная гематома левой лобной доли.

Наклонившись, нажимаю кнопку интеркома.

— Отлично справляешься, приятель.

Он слегка улыбается в камеру. Его глаза остаются закрытыми.

Рентгенолог связывается с бригадой неврологов, и не пройдет много времени, как будет принято решение о немедленном хирургическом вмешательстве.

На этом моя роль заканчивается, по крайней мере, временно. Мне нужно вернуться к себе в кабинет. Закончить оценку. Но когда Итан появляется из аппарата МРТ, садится, и двоим взрослым приходится поддерживать его, потому что, он не может двигаться…

Я понимаю, что мне не сойти с места.

Я не могу его оставить.

Пишу Блэру, сообщая, что направляюсь в операционную. Даже если буду простым наблюдателем, я не оставлю Итана одного. После операции его переведут в детское отделение интенсивной терапии. Я там не дежурю, и буду только путаться под ногами, если заявлюсь туда.

И посмотрев через комнату на его родителей, меня пронзает чувство вины. Понятия не имею, что с ними. Поссорились ли они сегодня утром? Может, разругались из-за того, что Итан пошел в школу, прихватив теплые штаны. Может, кто-то из них хотел, чтобы он не выходил во двор на перемене. Столько причин, которыми я мог бы оправдать их поведение, а не настраивать себя против них.

Я хороший врач. Иногда это здорово, потому что я неутомим и умен, и я не позволяю многому ускользнуть от моего внимания.

Но та часть меня, которая должна быть чуткой к родителям, сломана. Я стараюсь удвоить усилия и компенсировать это своим пациентам другими способами, но в такие дни, как сегодня, это настоящая борьба.

*****

Я так редко ношу хирургический халат, что в этой больнице у меня его нет. Сжалившись, старший ординатор выдает мне новый комплект. Я переодеваюсь в комнате отдыха, а затем направляюсь в операционную, где готовят Итана. Позволяю бригаде нейрохирургов рассказать Болтонам о том, что произойдет.

Но останавливаюсь в приемной, чтобы сказать им, что все время буду находиться в операционной. Однако не могу смотреть в глаза отцу.

Поэтому компенсирую это ему тем, — по крайней мере, мысленно, — что наблюдаю за каждым шагом операции.

Хирург тщательно изучает источник кровотечения, восстанавливает разрыв, затем помещает катетер и отступает, чтобы ординатор мог завершить процедуру.

Я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока анестезиолог не перечисляет перечень жизненно важных показателей Итана, завершив словами:

— Стабилен. Крепкий малыш.

Нужно сделать еще пару вещей, пока медсестры готовят его к переводу в реанимацию, а затем к тому, что, как мы надеемся, будет спокойной ночью в детском отделении интенсивной терапии, прежде чем завтра вернуть его в наше отделение.

Но на данный момент моя работа здесь закончена. Я снова могу дышать.

Снимаю халат и переодеваюсь, затем направляюсь в комнату ожидания, чтобы побыть с родителями Итана. Но по дороге останавливаюсь в нише и достаю телефон.

Мне все равно, что сейчас середина недели. Середина дня. Сегодня я не хочу быть один.

Глава 34

ВАЙОЛЕТ

М: Ты нужна мне сегодня вечером.

Я должна ответить Максу и напомнить ему о правилах, но я не в офисе, а даже если бы и была, сообщение довольно личное.

И, честно говоря, он мне тоже нужен. Трудно прожить рабочую неделю, не видя друг друга, хотя меня настигла расплата за веселые выходные.

На этой неделе я ужасно устала, и если поеду к нему сегодня вечером, то прихвачу сумку с вещами, чтобы переночевать и поехать на работу от него.

В любом случае, я буду лучше спать в его объятиях.

Я так устала, что позвонила своему доктору, и она велела мне спуститься для быстрого осмотра.

— Мисс Робертс? — зовет меня медсестра с другого конца приемной. — Следуйте за мной. Доктор немного задержится, так что вам, возможно, придется некоторое время подождать в палате.

Я пожимаю плечами.

— Спасибо, что приняли меня.

Она жестом показывает мне встать на весы, затем измеряет кровяное давление.

— Какова причина вашего сегодняшнего визита?

— Усталость. Я недавно начала кое с кем встречаться, и не знаю, показывает ли это, насколько печальна моя прежняя социальная жизнь, но на работе я еле ноги волочу. Когда я только пришла сюда работать, мне несколько раз делали укол В12, и я хотела снова обсудить это с доктором.

Медсестра кивает и берет стерильную баночку с оранжевой крышкой, наклеивает на нее мой идентификационный номер пациента, затем передает мне.

— Хорошо. Пописайте сюда. Можете оставить ее в туалетной комнате.

Закатываю глаза. Каждое посещение начинается с просьбы пописать в баночку. Конечно, я должна пройти тест на ответственного взрослого, который знает о такой вещи, как контроль над рождаемостью, ведь так?

*****

Я во все глаза смотрю на доктора, потому что, несомненно, здесь какая-то ошибка.

— Нет.

Она деловито кивает.

— Да.

На этот раз я качаю головой более энергично.

— Нет. Здесь какая-то ошибка.

— Я сама проводила анализ мочи, Вайолет. Результат — однозначно положительный. Если нужно, мы можем сделать анализ крови или назначить УЗИ, чтобы попытаться получить более точные данные, но… вы беременны.

— Мы всегда пользовались презервативами, — шепчу я, отрицание превращается в нечто другое, не совсем признание, но нечто близкое.

Она кивает.

— Они защищают, но не на сто процентов. Может просочиться небольшая капля. Или была вероятность генитального контакта. Если это не желанная беременность, то есть варианты, которые можно обсудить.

Я моргаю, разглядывая свои руки, лежащие на коленях. Безымянный палец без кольца. На протяжении двух лет я носила обручальное кольцо и гадала, когда у меня может родиться ребенок.

Потом я развелась и признала, что ребенок не был частью моего ближайшего будущего.

Но варианты?

Я беременна.

От Макса.

Есть только один вариант.

Я начинаю плакать.

Доктор протягивает мне салфетку и ждет, пока стихнут всхлипы.

— Это не всегда хорошие новости, и в какой бы поддержке вы ни нуждались, я готова вам ее оказать. Мы можем обсудить все подробнее сейчас, или назначим другую встречу, если вам требуется немного времени.

Я качаю головой.

— Я хочу этого ребенка.

Сквозь пелену слез вижу, как она кивает.

— Тогда можем обсудить и дородовой уход. — Она делает паузу. — Вы расскажете отцу?

Неужели моя ситуация настолько очевидна? Резко киваю.

— Он… — Тоже доктор. Бл*дь. А еще он — тайна. Что же, придется это изменить.

Не все сразу.

Делаю медленный, неуверенный вдох и выдох.

Стерев с глаз слезы, поднимаю лицо к потолку, заставляя себя собраться с мыслями.

— Да. Я расскажу ему сегодня вечером. — Еще один вдох и выдох. — Честно говоря, не знаю, как все пройдет, но он хороший парень. Мы не так давно встречаемся, но…

Ловлю себя на том, что изливаю душу доктору, у которой за дверью куча пациентов, а я даже не могу сказать ей ничего конкретного. Но я делюсь с ней, чем могу, и она протягивает мне салфетки, не прерывая, пока я, наконец, не перестаю плакать, на этот раз окончательно.

— У вас все будет в порядке, — говорит она, похлопывая меня по колену, когда встает. — У ребенка потрясающая мама, а это самое главное. И у вас есть почти девять месяцев, чтобы разобраться с остальным.

Если бы все было так просто.

*****

Когда я захожу в дом Макса, он пуст. Проверяю телефон, но от него пока нет никаких сообщений. Сворачиваюсь калачиком на диване в гостиной и включаю телевизор. На экране появляется таблица результатов баскетбольного матча, который он, должно быть, смотрел вчера вечером или первым делом сегодня утром.