Он нуждался в том, что я могла ему дать.

Я ошибалась. Это было совсем не то, что только что произошло. Я не отдавалась ему — он брал.

Как бы он ни расстраивался, мужчина мог практически вызвать оргазм своими глазами и словами, без физического прикосновения. Пока я обдумывала то, что только что произошло, я поняла, что на протяжении всего совокупления он не собирался позволять мне кончить. Все дело было в нем и его долбаных наказаниях.

Бросив сумку на пол спальни, я зашла в гардеробную и нашла там новый комплект нижнего белья и пижаму. Да, здесь были кружевные шорты и майка, но нет, комплект не кричал о сексуальности. Потому что в этот момент мне меньше всего хотелось, чтобы Стерлинг думал, будто я все еще хочу то, чего он не дает.

К счастью, когда я вернулась в спальню, я все еще была одна.

Следующим моим шагом было отнести новую одежду в ванную. Закрывая дверь, я вдруг поняла, что эта чертова дверь не запирается. Конечно, нет. Стерлинг жил один, по словам Лорны. Зачем человеку, живущему в одиночестве, замок в ванной, куда можно попасть только из спальни?

Когда эта мысль пришла мне в голову, на моих губах появилась улыбка.

В ванной не было замка, но в спальне он был.

Стерлинг хотел обращаться со мной как с ребенком. Я буду вести себя соответственно.

Может, это мелочь, но не я отказала ему в оргазме — не в этот раз, хотя может быть, в следующий.

Потянув дверь, я снова заглянула в спальню и быстро осмотрела комнату.

Стерлига все еще нет.

Я бросилась к двойным дверям. Щелкнув тем же замком, что и днем, чтобы выйти из комнаты, я заперла наружный вход и повернулась спиной к двери. Моя обратная прогулка в ванную была медленнее, так как возмущение внутри меня трансформировалось в новый уровень удовлетворения.

Вот так, Спарроу.

Трахни себя. Только не используй меня для этого.

Я планировала поторопиться с душем и приготовиться ко сну, но с моим новообретенным пузырем безопасности, я передумала.

Горячая вода лилась из двух кранов, наполняя большую ванну, в то время как пар наполнял пространство. Пригоршня шариков для ванны добавила сладкий аромат лаванды. Сняв футболку Стерлинга через голову, я бросила ее на пол и уставилась на свое отражение. Синяк на руке был не единственной моей отметиной. Хотя был более отчетлив, оба моих бедра и, я могла видеть, когда повернулась, мои ягодицы тоже были испещрены ими с разной степенью обесцвечивания.

Мне хотелось разозлиться, чтобы эти дополнительные синяки усилили мой гнев. Я вспомнила времена, когда Стерлинг держал меня так крепко, что мне казалось, будто моя кожа покрыта синяками, и в эти моменты мне было все равно. Меня это не беспокоило. Нет, в таких ситуациях я была возбужденной и нуждающейся.

Мои груди вздымались от воспоминаний. Никогда еще мужчина не брал меня, не хотел, не обладал мной так, как Стерлинг. В отличие от синяка на моей руке, эти знаки были нанесены не в гневе. Они были даны и приняты в страсти. Я тоже заметила несколько царапин на его плечах. Когда дело дошло до нашей связи, я не была невинной свидетельницей, да и не хотела ей быть.

Уложив светлые волосы на макушке, я поправила пучок, который он сбил, и подождала, пока ванна наполнится. Пять минут спустя я погрузилась в теплую воду, моя кожа порозовела, я опустилась на глубину, и вода хлынула в канал, окружающий мини-бассейн.

Мое одиночество было недолгим. Дверь ванной открылась.

Стерлинг не говорил.

Мое сердцебиение учащалось с каждой секундой тишины, но я не могла отвести взгляд от его темных глаз.

Его взгляд пожирал меня, проникая сквозь шелковистую воду, когда он подошел ближе, возвышаясь над ванной. Не говоря ни слова, он сбросил джинсы, единственную одежду, которую носил, и грациозно шагнул в ванну. Подобно Посейдону, греческому богу, его стройное тело было окутано лавандовой жидкостью. Волна за волной поднимались вверх, когда он опускался на глубину на другом конце ванны, и его ноги касались моих ног.

Его темные глаза ни на секунду не отрывались от моих.

Я выпрямила шею и сжала губы. Наши взгляды были битвой воли, и оба выражали наш праведный гнев. Никто из нас не просил прощения — ни он за свой эгоизм, ни я за свою мелочность.

Оглядываясь назад, я должна была понять, что замок не остановит Стерлинга Спарроу. Это он запер дверь снаружи, пока я спала. Вполне логично, что он может ее открыть.

Когда он собирался заговорить, я обрела дар речи.

— Стерлинг, я вспомнила прошлую ночь. Я все вспомнила.

Темнота его взгляда немного рассеялась, когда он наклонился вперед, заставляя воду плескаться.

— Я как раз собирался тебе сказать.

— Собирался?

Кивнув, он спросил:

— Что значит «все»?

Я посмотрела на свою руку и снова на него.

— Я знаю, что это было, не когда я падала. Я помню, как сидела в баре клуба. Ты был расстроен. Я сказала тебе, что то, что ты делаешь, причиняет боль, и ты не останавливаешься.

Его глаза закрылись и открылись, он сглотнул.

— Арания, я мог бы сказать, что пытался избежать того, что случилось потом. Я мог бы сказать, что пришел в ярость, когда увидел, что ты нарушила мои простые указания, заказав выпивку, покинув барный стул и особенно покинув гребаную комнату. — Его тон стал глубже, а слова быстрее. — Я специально запретил тебе двигаться и разговаривать с кем бы то ни было. — Он покачал головой. — Ты не глупая, и это не были чертовски сложные команды. — Его пальцы сжались под водой. — Я мог бы сказать и другое. — Его широкая грудь поднялась и опустилась, он сделал глубокий вдох. — Я не из тех, кто извиняется. Я не всегда делаю то, что лучше — иногда это совершенно неправильно. Но я делаю то, что считаю правильным, ради тех, кто в этом замешан. Это касается и тебя.

Даже в теплой ароматной воде моя кожа покрылась мурашками, а в горле образовался комок. Я не хочу — не могу — быть с мужчиной, который, несмотря на то, что он заставляет меня чувствовать себя сексуально, будет считать меня неполноценной, недостойной извинений, который считает, что имеет одностороннее право принимать любое решение без обсуждения.

Моргнув, я оторвалась от нашего пристального обмена взглядами. Глядя вниз на воду, я боролась со слезами, которые теперь покалывали глаза.

Когда Стерлинг подвинулся поближе и взял меня за руку, вода снова забурлила.

— Арания, прости меня.

Слезы выиграли битву, заполняя веки, когда я посмотрела в его нежные глаза.

— Ты только что сказал…

— Прости. И для протокола, я поймал тебя, когда ты упала, но нет, это была не твоя рука. Я расскажу Рените правду или ты можешь.

Я покачала головой.

— А что толку от этого?

Он притянул мою руку к своим губам, и я уже не сидела, а стояла перед ним на коленях в ванне. Поцеловав мои костяшки пальцев, он сказал:

— Формально, ничего. Лично я могу раз и навсегда показать ей, какой я на самом деле мудак.

Он притянул меня ближе, пока я не устроилась спиной у его груди, окруженная его длинными ногами и теплой водой с ароматом лаванды.

— Ты можешь им быть, — сказала я, — но не всегда.

Стерлинг поцеловал меня в макушку и поднял мою руку. Его сильные пальцы нежно прошлись по ушибленной коже.

— Это не оправдание. Я ошибался, это не подлежит обсуждению. Дело в том, что ты меня удивляешь. Ты так чертовски сильна, вулкан, полный солнечного света. В мире, в котором я живу, куда тебя привел, я иногда забываю, что ты тоже хрупкая.

Мой день, несмотря на сон, был утомительным. Слезы тихо катились по моим щекам, когда я провела рукой по его ноге, вверх и вниз, и он сделал то же самое по моим рукам. Это не было сексуально, это было нечто большее… личное, знакомое, даже успокаивающее.

— Спасибо за извинения, — наконец сказала я, проглотив остатки слез.

— Ты можешь простить меня?

Отпустив его ногу, я развернулась, мы оказались лицом к лицу.

— Ты просишь меня об этом?

Стерлинг кивнул.