Перед тем, как разложить костёр, Вэл под присмотром Арвина развесил на ветвях деревьев маленькие комки света. Это, конечно, не факелы и не королевские люстры, но в дороге и такие сгодятся. Какое заклинание полезное, надо же. Я при необходимости тоже могла сотворить свет, но у меня он выходил ещё более тусклым, да к тому же и зеленоватым. Люди при этаком цвете освещения казались страшнее восставших мертвяков.

– Так. Давай, укладывайся. – Арвин, наскоро перекусивший какой-то краюшкой (ни мне, ни ученику не предложил!), подступил ко мне с верёвкой в руках.

Я вежливо от него отодвинулась. Эта верёвка мне совсем не понравилась, равно как и идея её использования по назначению. Остаётся только удивляться, как этот припасливый перестраховщик не захватил ещё с собой собачью цепь да ошейник.

Да и руки у меня до сих пор связаны, и уже даже затекли, между прочим, от долгого нахождения в одном и том же положении.

– Укладывайся, я сказал. Своим поведением ты ещё не заслужила свободы.

Я всё-таки встала. Нарочито медленно (а кто будет ловок и скор со связанными руками?) расстелила на земле одеяло, пристроила в качестве подушки свитер. Сверху положила второе одеяло – укрыться.

Всё это время мужчина не сводил с меня тяжёлого немигающего взгляда. Чувствуя себя весьма неловко, я расшнуровала сапоги, разулась и залезла в импровизированную пародию на кровать. Под прикрытием одеяла расстегнула штаны и верхние пуговицы на рубахе и кое-как улеглась. Ох и задаст же мне спина жару завтра в благодарность за такую ночёвочку! Она и так уже ныла угрожающе – как ни крути, а беготня, драки с паладинами, валяние в беспамятстве в погребе, шатание пешком по дорогам и убегание верхами от разъярённого крестьянства не способствуют хорошему самочувствию позвоночника.

Арвин решил проблему моей стыдливости очень просто. Он не стал задирать одеяло. Паладин попросту замотал мои ноги поверх него. Ещё и узел затянул здоровенный, и одеяло этак заботливо обжал, чтобы не топорщилось под верёвкой.

Молодец, что и говорить.

Я, ощущая себя жирной неуклюжей гусеницей, с трудом повернулась на бок, закрыла глаза и вздохнула. Сон не шёл.

Паладины улеглись быстро – у них опыт подобный ночёвок явно был немалым. Затоптали костёр, завернулись в дорогие походные одеяла – такие и весят мало, и места почти не занимают, зато тёплые и мягкие – и уснули почти сразу. Дрожащие шарики света так и остались на деревьях охранять наш покой.

Дорогу паладины знали плохо. Это я поняла на следующий же день по тому, как Арвин привстаёт в стременах, оглядываясь по сторонам словно в надежде силою своего сурового взгляда разогнать деревья в стороны и узреть долгожданный тракт. Вэл суматошно тряс картой, до невероятности замызганной и потёртой на сгибах. Рассмотреть хоть что-нибудь на ней не представлялось возможным. Разве что фирменная печать типографии в самом углу было яркой и сочной, словно только что из-под печатного станка. Увы, никакой полезной информации она не несла.

– Ты знаешь дорогу? – наконец не выдержал паладин, когда тоненькая стежка, по которой неспешно переставляли ноги лошади, совсем потерялась в цветущем разнотравье. Сосновый бор, в котором мы плутали уже битый час, был пронизан солнцем от верхушек деревьев до самой земли. Напоенный запахами смолы и каких-то лесных цветов воздух сохранял вязкую неподвижность; ни один вздох ветерка не тревожил спокойствие ветвей и травы. Казалось, всё, включая деревья, цветы и облака на небе, спит в этой облитой солнечными лучами пряной, немного душной атмосфере, и лишь где-то вдалеке неспешно, словно бы исключительно из чувства долга, отсчитывала кому-то отведённые богиней годы кукушка.

– А где ты тут видишь дорогу? – хмуро поинтересовалась я. В макушку припекало. Тут бы мне и платок на голову накинуть, чтобы солнечного удара не приключилось, но паладин, видно, опасающийся какой-нибудь выходки с моей стороны, вновь навертел верёвки и навязал кучу узлов у меня на запястьях. На лошадь сначала посадил хоть, и то хорошо.

– Но как-то же мы сюда заехали? – в свою очередь удивился Вэл. Мальчишка уже откровенно паниковал, и Арвин поглядывал на него едва ли не с большим беспокойством, чем на меня.

– С божьей помощью. С ней же и выбираться будем, – просветила я. А и в самом деле, что ещё остаётся? Карта – это, конечно, хорошо, только вот сомневаюсь я, что по ней в лесу можно сориентироваться – сколь бы подробной она ни была, вряд ли на неё нанесена, например, вот эта застилающая ветвями небо сосна или тот кривобокий валун.

– Да что ты несёшь? – взвился Арвин. – Мы же и впрямь как-то сюда добрались! Ничего, наткнёмся на какое-нибудь село или хутор и спросим у хозяев, в какой стороне большая дорога.

Я от души расхохоталась:

– Да в своём ли ты уме, паладин? Это Отдалённые провинции! В местных лесах можно плутать неделями и в конце концов наткнуться не на жильё людское, а на медведя или паучье логово! Тьфу, умники столичные!

– А всё ты! – напустился на враз побледневшего мальчишку Арвин. – Из-за тебя с дороги на эти тропы нехоженые съехали. «Так быстрее будет! Большак крюк огроменный даёт! Времени сколько сэкономим!», – передразнил он Вэла. – Вот, пожалуйста! Сэкономили! Только чернокнижниц нам по лесам и катать!

Я лениво повела плечами, зевнула и прикрыла глаза. День обещал быть долгим.

Он и впрямь выдался долгим, этот день. Утонувший в солнечных лучах сосновый бор постепенно уступил место мрачному древнему лесу. Стволы деревьев здесь сплошь покрывали длинные бороды седого мха, под ветвями царил полумрак и прохлада. Нам пришлось спешиться и идти медленным шагом – то и дело попадались то корчи да пни, то ямы, прикрытые палой листвой и потому незаметные. Никому не хотелось, чтобы лошади поломали себе ноги (да и собственных конечностей было, честно говоря, очень жаль), поэтому скорость наша упала до совсем незначительных значений. Никаких намёков на дорогу или хоть сколько-нибудь нахоженную тропку не было и в помине.

Несмотря на весьма невысокий темп передвижения, я невыносимо устала. Очень болела спина, ныли плечи. Из-за чужой непривычной обуви начало ломить и сводить судорогами ноги. Да и пятку эти проклятые вэловы сапоги мне натёрли… Хотелось пить, но пресвятые паладины и не думали предложить мне воды.

Я кое-как ковыляла в середине. Первопроходцем сам себя назначил Арвин, сзади горестно сопел окончательно раскисший Вэл. Лошадь моя, флегматичная гнедая кобыла, не проявляла ни норова, ни характера, и я мысленно от всей души благодарила за это и её, и Луноликую. Ещё и с капризами животного справляться – на это меня точно не хватит.

– Паладин, а паладин?

– Чего тебе? – мгновенно обернулся он. Рука уже бдительно подрагивала – мужчина готов был в любой миг материализовать свой молот. Но мне не хотелось нападать – я прекрасно понимала, что бой в лесу закончится не в мою пользу: у Арвина имеется группа поддержки в виде не слишком умного, зато весьма усердного ученичка, а вот для меня поблизости не найдётся ни трупов, ни костей, ни чего другого, пригодного для атаки или обороны. Да и руки связаны, причём в самом прямом смысле этого выражения.

– А куда мы едем? – вкрадчиво поинтересовалась я.

– В Арнехельм. Я же говорил тебе.

– Ага. А зачем?

– Я же говорил тебе, – с неудовольствием повторил мужчина, вновь начиная идти. Я послушно зашагала следом, за спиной прерывисто вздохнул Вэл. – В королевстве неладно. Ни друиды, ни паладины не понимают, что происходит.

– Ну да, в королевстве неладно. Я это и сама знаю. Но почему мы едем разбираться с этим «неладным» в столицу? Можно начинать с чего угодно, вот хотя бы с Отдалённых провинций.

Арвин обернулся. В его глазах блеснуло что-то недоброе.

– Там эпицентр, – хрипло сказал мужчина.

– Что?

– Эпицентр. Проблемы расползаются оттуда, я чувствую это. И другие паладины чувствуют. И друиды тоже.