Надо мной суетились двое. «Грабители, всего лишь дурачки-грабители», – ещё успела с облегчением подумать я. И впрямь – небольшая добротная избушка в лесу, одинокая хозяйка, не держащая даже цепного пса… Что может быть легче подобной добычи? Руки уже сами собой зашевелились, готовясь к повелительной жестикуляции, губы зашептали привычные, намертво въевшиеся в память слова, когда я вдруг в упор встретилась глазами с одним из нападавших. Что-то невыносимо близкое, родное сквозануло из них, и я, ошалев от удивления, поперхнулась и зашлась в сухом надсадном кашле. Где-то я уже видела этот взгляд. Где только вот? Где?
Времени на долгие раздумья мне не дали. Воспользовавшись внезапным ступором жертвы, второй разбойник «приласкал» меня чем-то по голове. Перед глазами поплыли жёлтые круги, в ушах зашумело, и я, уже не соображая толком ничего, выдохнула один длинный свистящий звук. Нестерпимо, но привычно засвербело в горле, я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и, мысленно отсчитав ровно три толчка заходящегося в трепыхании сердца, открыла рот. Из него стремительным потоком вырвались мириады черных мушек. Отличное заклинание – короткое, зрелищное, жаль только, что сил много забирает. Впрочем, для внезапного нападения (или хоть какой-то обороны) в самый раз.
Наколдованные твари безжалостным роем атаковали грабителей. Парень с напугавшими меня глазами повел себя вполне предсказуемо: подпрыгнул, дико размахивая руками, завизжал дурниной, заскакал как подстреленный, сметая немудрящие предметы обстановки на пол и на себя и от этого паникуя еще больше. Зато его коллега по преступному ремеслу истерике не поддался: он сплюнул, коротко взвыл что-то сквозь стиснутые зубы и простёр вперёд руку.
И на меня упало солнце. Такой невыносимый жар просто невозможно вообразить. Тяжёлая, жгучая масса залепила нос и рот, лишая возможности вздохнуть. Дикая боль затопила все мое существо. Она была не давней моей подругой и помощницей, а злостной мучительницей, лишь терзающей, но не дающей сил. Из горла рвался крик, но сведенные судорогой челюсти не повиновались, равно как и руки с ногами, бессильно уронившие мое тело на пол почти на сапоги странного и страшного человека.
– Держи ее, Вэл! – крикнул он, продолжая с расчётливой хладнокровной жестокостью жечь меня невидимым огнем. – Да не бойся ты этих мушек, они наморочены!
Наморочены? Ха! Как бы не так! Какие-никакие, а силы у меня еще оставались. Кое-как приведя в порядок панически расползающиеся мысли и собрав волю в кулак, я коротко свистнула и вновь открыла рот, заранее морщась от ожидаемой щекотки в горле.
Противники мои были не слишком умны и наблюдательны. Иначе не позволили бы повторить заклятье, попросту надавав мне пощёчин или заткнув рот всем, что подвернулось под руки. Однако они этого сделать не догадались, за что и поплатились: во второй раз на волю вырвались не просто страшные, а еще и кусачие мушки.
– Луноликая[2], помоги нам! – взвыл мужчина, шарахаясь в сторону. Его подельник, не стал дожидаться божьей помощи и взял собственное спасение в свои руки: он малодушно метнулся из спальни вон и плотно притворил за собой дверь. Еще и стулом её подпёр, судя по звукам, и начал толкать с той же целью стол.
Паче чаяния, Пресветлая услыхала вопли мерзавца: ослабший было жар нахлынул с новой силой, я, не в силах сдерживаться, дико завизжала от безумной боли и, кое-как удерживаясь на зыбком краю сознания, начала вслух выкрикивать разрозненные слова разных заклинаний в робкой надежде в конце концов выдать что-нибудь стоящее.
– Держи! Вяжи! Вэл, да где ж ты, паршивец! Выдеру! – отвечал своими «заклинаниями» взломщик. Оные, к стыду, оказались куда более действенными, чем мои: на вопли старшего товарища набежал пристыженный и переполошенный молодой и с усердием, достойным лучшего применения, отоварил меня по затылку моей же сковородкой, видать, унесенной с припёка.
Мир покачнулся, шаловливо подмигнул и опрокинулся навзничь.
Шишка вздулась на славу. Мне даже ощупывать голову не надо было, чтобы убедиться – оригинальное новообразование вполне способно потягаться размерами с мужским кулаком. Впрочем, размахивать руками мне никто не позволил: запястья стягивала тонкая, жгучая, как угли, веревка. Точно такая же сдерживала вместе щиколотки. Во рту торчал омерзительно воняющий курительным дымом кляп, так что свобода была предоставлена разве что моим глазам. Впрочем, и оная была весьма ограничена: чёлка, взъерошенная и растрёпанная, упала мне на лицо, и никто, разумеется, не взял на себя труд отбросить ее в сторону.
С некоторым трудом подняв обе руки, я сделала это сама и сумрачно огляделась. Диспозиция определенно не радовала. Кто бы рассказал, что я в один далеко не прекрасный день окажусь в плену у двух полудурков – ни в жизнь не поверила бы. Ну вот ни в жизнь.
Ан поди ж ты.
Старшему похитителю на вид я бы дала лет сорок-сорок пять. Высокий, статный мужчина с открытым, располагающим лицом. Хорош собой, и знает это – ишь, как гордо держит голову, нет-нет, да и косится по сторонам, словно надеясь перехватить устремлённые на него восторженные женские взгляды. Сердцеед наверняка знатный. Аккуратно подстриженные щёгольские усики и гладкий подбородок (бриться каждый день? В нашем-то захолустье?!) лишь добавляют обаяния. Глаза огромные, карие, в пушистых завитках угольных ресниц, как у дорогой заграничной куклы, – была у меня в детстве такая, точно также строго и надменно смотрела. Руки сильные, с бугрящимися под дорожной рубахой мышцами, пальцы в ссадинах, причем явно не от чёрной работы, а от благородного развлечения с мечом. Плечи широкие, надёжные – на такие наверняка приятно положить голову, и чтобы волосы придавила тяжёлая, тёплая ладонь, и спокойный голос пробормотал что-нибудь снисходительно-нежное. Красавец, что и говорить.
Никогда таких не любила.
А главное, самое главное – от него ощутимо тянуло Светом. Хуже этого может быть только омерзительно воняющий, пошатывающийся и бурчащий мертвяк, встреченной на заброшенном погосте в безлунную ночь. Да и то не для всех. Я, например, предпочту восставшее умертвие.
Потому что передо мной – паладин. Неподкупный борец со злом во славу Прекраснейшей, а заодно и правящего на данный момент короля. Истребитель тьмы и скверны, а также их носителей. Истово верующий и мечом насаждающий эту веру всем окружающим. Карающая длань, живое воплощение справедливости и благочестия. Светлый огонёк праведности во мгле погрязших в пороке будней.
Второй мой похититель особого внимания не заслуживал, хотя Светом ощутимо пованивало и от него. Ну, тут всё ясно: это ученик, последователь, помощник и, разумеется, тоже будущий паладин. Такие поодиночке не ходят. На всякий случай. А то мало ли что. Вдруг встретят слишком уж упорствующих в своих греховностях людей. Этак можно и голову сложить. И никакие воззвания к Луноликой не помогут. Богиня снисходит лишь к сильным. Как и всякая нормальная женщина, наверно.
Это только подобные мне живут бирюками. Не слишком-то мы любим компанию. Да и, случись что, погибать лучше по отдельности. Так есть хоть небольшая вероятность сохранения нашего знания.
Названный Вэлом ученичок то и дело косился в мою сторону. Боязливо косился, недоверчиво. Ясно – перетрухал по самое немогу. Да было бы с чего! Я, сонная, подло захваченная врасплох и едва не сожжённая заживо ослепительным светом настоящего опытного паладина, так и не смогла показать ничего по-настоящему зрелищного и интересного. И пугающего.
Вэл, однако же, несмотря на малодушие и будущий сан, чем-то притягивал моё внимание. Покопавшись в отчаянно болевшей голове, я нашла причину. Глаза. Его серовато-голубые, миндалевидные глаза отчего-то показались мне знакомыми. Более того – родными. Где-то я уже видела такие, причём неоднократно. И испытывала к их хозяину положительные эмоции. Кажется, даже любила.
Остальные части тела интереса не вызвали: красотой парень не блистал, статью не отличался, оригинальностью какой-то или чем-то примечательным похвастаться не мог. Да и вообще был какой-то обыкновенный, простецкий, неприметный, как говорится, на танаанку пучок. Вихрастый, веснушчатый, с уже поджившим порезом на щеке и ярко-красным пятном расчёсанного комариного укуса над бровью. Волосы какие-то не то каштановые, не то серые, всколмаченные, неухоженные, как хвост мужицкой кобылы. Костяшки пальцев в ссадинах, ногти обломаны, одежда пыльная. Поди ж ты, а ведь наверняка отпрыск какого-нибудь знатного семейства – простых смертных даже горшок ночной паладинам подавать не берут, а уж в ученики да оруженосцы – тем более.
