Неожиданно семейный завтрак прервал негромкий, но настойчивый стук в дверь.

– Илюшка, это к тебе! Дима пришел! – открыла мама дверь другу сына. – Садись с нами завтракать!

– Нее, спасибо. Я уже позавтракал, – соврал Димон, ковыряя сандалией порог. – Нам это… Мы спешим.

– Да, мам, надо! Я чуть не забыл! – поддержал друга Илька и, заметив взгляд Димона, застывший на горячей пицце, быстро сообразил. – Я возьму пару кусочков, можно, мам?

– И вечно вы куда-то торопитесь… – проворчал, не отрываясь от экрана телевизора папа.

А Илька засунул под рубашку теплый сверток с пиццей и, чтоб родители не задавали лишних вопросов, споро погремел по лестнице вниз с седьмого этажа на простор улиц, яркого солнца и вольных ветров. Косолапо перебирая ногами через ступеньку, за Илькой ковылял Димон.

Сперва друзья пораскачивались на качелях, но вскоре это занятие показалось им «девчачьим» и скучным, и они вскарабкались на исполинский орех, цепляясь как кошки за его узловатые ветви. И там, почти под самой кроной, где от солнышка укрывала густая листва, мальчишки почувствовали себя уютней. Настроение классное! Ну и вообще – жизнь налаживалась!

Обычно неразговорчивый Димон «травил» другу свои домашние истории, щедро сдабривая их для вкуса откровенным враньём и ни капельки при этом не краснея. Ковыряя пальцем свежую царапину под коленкой, Димона даже не интересовало, верит ли ему Илька. Главное – его слушали! И Димон пользовался моментом – разливался соловьём. Вот если для пущей убедительности можно было бы жестикулировать – Димон таким моментом воспользовался бы обязательно. Но одна рука занята расчесыванием царапины, а второй приходилось держаться для баланса за ствол дерева.

Илька слушал брехню друга в пол-уха, и легкая улыбка жила на его личике. Он поглядывал вниз сквозь ветви и листву ореха на детскую площадку, где копошились в песочнице, словно жуки, малыши детсадовского возраста…

Нынешним утром Ильке и Димону надоело скучать в тесном, загороженной сеткой-рабицей, дворике, и они, как бы невзначай, оказались у калитки. Там, за ней, открывался интересный и заманчивый мир соседних улиц. Ох, как манило по ту сторону забора мальчишек. Ильке даже казалось, что и дышится на той, запретной родителями стороне, как то по-другому, свободней что ли.

Мальчишки переглянулись и быстро взглянули на окна седьмого этажа многоэтажки – не смотрят ли за ними родители. А, как известно всем мальчишкам и девчонкам, родители умеют прекрасно разрушать планы самых интересных игр своими окриками: «Иди сюда, надень шапку!» А хуже всего: «Быстро домой! Сколько раз я говорила – туда нельзя!» Но мальчишкам в этот раз повезло – у окон не маячили знакомые фигуры мам, и друзья рванули калитку на себя. Бегом за угол дощатого, покосившегося от времени забора, чтобы за ним пригнувшись, отбежать для верности еще пару сотен метров. Уф! Теперь можно перейти на шаг и прислушаться – за спиной ни истошных криков родителей, ни пронзительного свистка строго коменданта общежития. Ура! Свобода!

Друзья спешили. Они торопливым шагом направились за заброшенный армейский аэродром, на заветную поляну с кривой шелковицей. Там, под шатром её низко склонившихся ветвей, они могли безнаказанно валяться голым пузом на ещё сочной, сентябрьской траве и босиком ходить по песчаному дну прохладного ручейка, что узкой ленточкой вьется по краю полянки и, петляя, уходит в сторону города. На его бережках так прикольно сооружать мостки из щепок и веточек (чей крепче?), делать песчаные запруды для разведения юрких головастиков, обязательно дрессированных, которых нет ни у кого в мире. Носиться среди высокой душистой травы и во всё горло завывать по-индейски. Да мало ли чего хотелось городским мальчишкам – вот они отрывались!

Но вот пройден песчаный карьер с застывшими на дюнах белого песка экскаваторами, и аэродром остался позади. И вот она – любимая поляна друзей.

Сегодня мальчишки тоже играли в индейцев. Они принялись за постройку вигвама. Битых два часа друзья увлеченно пытались построить свое жилище. Но вигвам упорно не хотел получаться и высокие диагональные жерди-ветви разваливались и не желали держаться вверху конуса. С первыми неудачами азарт мальчишек таял пропорционально сделанному. Но пацанам уж очень хотелось сделать себе прибежище на случай нападения жадных «бледнолицых» и голодных койотов. И тогда Димон предложил заменить вигвам на шалаш. Уставший Илька, измучившийся с постройкой, тут же ухватился за эту идею и взялся с энтузиазмом крыть крышу шалаша подобранными ветками. Десять-пятнадцать минут и строение было готово – заметьте, по всем правилам индейского искусства шалашестроения. Внутри жилища уютно – пол мальчишки выложили зелёным тёплым мхом, что б мягче лежалось. Загляденье, а не шалаш!

Так! Одно дело сделано, теперь осталось добыть оружие. Ну, сами посудите, что за индеец без винтовки, что бьет врага без промаха на пять сотен шагов? А может вооружиться бесшумным луком и легкими быстрыми стрелами? Тут у друзей вышла заминка. Так как идея игры в «краснокожих» мальчишек посетила только по приходу на поляну, то кое-каких полезных штуковин они с собой не захватили. В первую очередь пригодился бы здоровенный мачете, рубящий с одного удара тростник и молодые деревца, но сгодился бы и перочинный ножик. Конечно острый – тупых ножей у индейцев не бывает! С его помощью мальчуганы вырезали бы гибкий лук, а острые стрелы настрогали с прямого и лёгкого рогоза-камыша. А вот тетива? Конечно, у наших «индейцев» нет табуна собственных выносливых мустангов, этих королей бескрайних прерий и широких равнин, чтоб из волос конского хвоста свить прочную и эластичную нить. Но вот катушку ниток с номером 40, (бабушка как-то говорила, что это самая крепкая нитка), мальчишки тоже не захватили, а она была бы очень и очень кстати. Зато у друзей на вооружении оказались длинноствольные винтовки. И ни чего, что они были всего лишь суковатыми ветвями шелковицы – Димону и Ильке они нравились. Винтовка же ого-го какое оружие, не то что томагавк или какой-то лук!

Кто из друзей Быстрый Олень, а кто Соколиный Глаз – дети не решили. Они заползли в свой шалаш и договорились дежурить по очереди – охранять убежище от «бледнолицых».

Первое дежурство выпало Димону. Он посмотрел на безмятежно растянувшегося на мховой подстилке Ильку, который сразу блаженно засопел, подождал пять, потом еще пару минут, и, уверив себя, что атака «бледнолицых» в его дежурство им не грозит, тихонечко подполз к спящему другу и устроился возле него, положив «винтовку» поперёк входа в шалаш. И больше ничего и ничто не отвлекало наших друзей от главного мужского «индейского» занятия – сна.

Вечерело. Надвигались сумерки уходящего дня. Ранняя осень уже давала о себе знать, украдывая с каждым разом у ещё по-летнему теплых дней по три-пять минуток. Яркие краски сентябрьского дня постепенно меркли и размывались, окрашивая деревья в неприглядный серый цвет. Когтистыми черными лапами тени от них цеплялись за низкорослый можжевельник и траву. Где-то далеко, за Западным, глухо и сердито рокотало небо, временами озаряясь широкими сполохами, так похожими на северное сияние. А со стороны Балковского пруда уже доносился вечерний концерт пучеглазых лягушек.

Разноголосой какофонией кваканье растекалось по всей округе. Оно то ненадолго затихало, то вновь набирало обороты пронзительным дискантом так, что глушило щебетанье вечерних птах, что прилетели на ночевку в густые заросли можжевельника на окраине поляны.

Спрятались последние солнечные лучи в надвигающихся свинцовых тучах, и в шалаше стало свежее. Мальчишки заворочались и проснулись. Димон спросонья дал на четвереньках задний ход и тут же зацепился мягким местом об оставленную «винтовку». Почувствовав помеху он, не оборачиваясь, дернул корпусом, и ещё разок, и «винтовка», хрустнув, разломилась надвое.