Он стоял там, такой же упрямый, как и я. Даже не знаю, кто из нас хуже. Не шел за мной, но сверлил спину, и я чувствовала этот тяжелый взгляд. Споткнулась о пень под снегом, упала. Встала и сделала шаг, когда в голове шелестом ветра пролетело это:

«Ты всегда будешь падать, Рин. Главное, не забывай подниматься с гордо поднятой головой».

Чей голос? Мужской, женский? Я понятия не имела, одно знала точно – это воспоминание. Кто-то говорил мне это раньше. И он знал мое имя.

Я застыла, не веря еще первые секунды. Рин? Рин. Так странно и… привычно. Это сокращение? А полное? В голову ничего не приходило, как бы я не крутила имя на языке. Но на лице засияла благодарная улыбка, а в глазах собрались слезы. Мне предстояло собрать себя по кусочкам, как картинку с пазлами. С этого я могла начать. Сделала вдох поглубже, вместе с ним на меня подул сильный холодный ветер. Он быстро стих, а на лицо упала морозная снежинка. Подняла голову вверх – целый рой снежинок опускал

ся на землю. Они собирались скрыть все следы, отобрать у меня путь. Почему-то стало смешно. Даже силы природы сговорились против меня.

Стоило подумать об этом, и ветер усилился. Подул в лицо, шею, снежная буря за секунду замела мои ноги по колена, и я отшатнулась, почти что упав опять. Удержалась, потому что схватилась за дерево.

– Буря начинается, – как бы невзначай и все тем же до тошноты спокойным голосом произнес псих. Когда я не удержалась и обернулась, он точно так же подпирал дерево у склона и, да смотрел. Ждал. Почему-то с видом мученика, сведя брови на переносице. А после долгой напряженной паузы, когда снег уже прилично замел мою шею, и все торчащие испод шапки волосы промокли, он, наконец, сказал.

– Лайфорд. Но даже не думай так меня называть, – грозно заявил он, ткнув в меня пальцем. – Здесь я Миша.

 Я засмеялась от абсурдности его логики, ведь созвучности в именах совершенно не было. А еще радость накатила оттого, что теперь и я могла назвать свое имя.

– Рин, – произнесла гордо. – Я вспомнила только что.

Теперь его брови от удивления поползли вверх, и он закивал.

– Видишь! Я же говорил, что память вернется. Теперь мы точно знакомы. Так ты собираешься возвращать свою задницу в дом или останешься здесь со своей подружкой?

Я оторвалась от березы и засмеялась на этот раз от ветра, который так усердно дул мне в спину, буквально толкая к психу. Это был нездоровый смех, и я не могла его контролировать.

– Все еще ненавижу тебя. Может быть, даже сильнее, – объявила, проходя мимо и проигнорировав его руку. Вот, кстати, зря. Всего один шаг, и моя нога потеряла опору. Второй раунд увеселительного кувыркания со склона начался.

– Бляяяяя! – раздалось сокрушенное, и я была полностью солидарная, пока глотала снег, катилась, чертыхалась, билась о что-то многострадальной головой и… В какой-то момент все прекратилось, а мне ко всему прочему стало трудно дышать от тяжести свалившегося тела.

– Каждый раз, когда ты так говоришь, – вызов для меня. Ты ведь понимаешь это, правда? – Спросил Лайфорд. Лайф – так лучше. Как напоминание, что он в отличие от меня хозяин своей жизни. Он слез, как только убедился, что я в достаточной мере зла. На этот раз, когда он подал руку, мне пришлось засунуть свою гордость-тупость подальше и принять помощь.

– Когда вспомнишь что-то еще, мы вернемся к разговору о поисках твоего дома. А сейчас, угадай что?

– Даже боюсь думать, – заворчала я и начала отряхиваться. Радовало, что брелок остался в руке, не выронила.

– Мне опять придется отогреть тебя по полной, – воодушевленно ответил Лайф и бесцеремонно погрузил меня себе на плечо.

Он становится предсказуемым.

Хотя, если уж совсем быть честной с собой, при слове «греться» в моей голове всплывал только один четкий и устойчивый образ. Баня, жара, я, он, капельки пота по его твердым кубикам, тяжелое дыхание, запах дубовых листьев и его кожи… Бьющий в голову и пробуждающие какие-то животные инстинкты во мне. Это. Ведь. Ненормально! Что я так возбуждаюсь от одной только мысли о нас. И так реагирую на какого-то больного на голову канадца.

Он внес меня дом, и как только поставил на ноги, начал раздевать. Но парня ждал облом в любом случае.

– Я сама, – заверила, останавливая его руки. – Мне нужно немного личного пространства.

– Тебе нужно согреться, – заявил Лайф упрямо. – Люди болеют от холода.

Я посмотрела на его распахнутую куртку и хмыкнула. Если судить по его логике, то он тогда кто? Полярный пришелец?

– Мне нужно в туалет, раз ты такой непонятливый, – заворчала я и вышла из дома. – И я точно обойдусь без тебя. Но ты можешь сделать мне горячий чай.

Кто додумался строить туалет на улице? Это ведь полнейшее издевательство. В лютый мороз или метель нужно плестись за дом, чтобы потому усадить свою голую задницу на ледяную лавку. Я дрожала от холода и материлась на это место, в который раз думая, что нужно выбираться, хвататься за любые ниточки. Обойдя баню, я зашла в будку, которую еще вчера показал Лайфорд. Вчера мне было жарко, и холод казался терпимым, а сегодня я едва не окоченела, справляя нужду. В дом не шла, а бежала, и на языке уже крутилась просьба: «Хорошо, отогрей меня по полной!» У двери на кухню я остановилась. Зубы стучали, тело била крупная неприятная дрожь, а мозг обрабатывал мысли медленно. Но это ведь лыжи? Там, под навесом сразу за дровами. Огромные лыжи. Почему не заметила их вчера? Их скрывал темный брезент, край которого теперь сдуло ветром. И под ним было что-то огромное. Я повернула голову, увидела через окно Лайворда, поймала его настороженный взгляд, и дошло. Снегоход. Нет у него машины. Зачем она здесь?

Он понял, что я поняла, и рванул к двери. А я, конечно, к навесу.

– Рин! Рин! Вернись в дом. Черт, ну что за паршивка.

Обошла гору дров и дернула ткань. Ну, точно ведь снегоход! Странный, разноцветный, местами ржавый, но в целом, кажется, рабочий. Теперь ясно, зачем ему все эти детали во дворе.

– Ты что, сам его собрал? – спросила я, когда Лайф все же вышел за мной следом, и теперь стоял с видом мясника, сложив свои огромные руки на груди. – Я не собираюсь угонять его! Просто скажи, он на ходу?

– Может быть, – ответил этот делец. Снегоход был на ходу, теперь я точно знала! Вот только мужчина даром работать перевозчиком не собирался.

– Хм, – только и смогла вымолвить я и наткнулась взглядом на голые ступни ненормального. Покачала головой и затолкала его в сторону дома. – Люди болеют от холода.

А я пока не знала, как управлять этой штукой…

Сбросив шубу и насквозь промокшие штаны, я залезла под одеяло с головой и свернулась калачиком. Здесь все еще было тепло. И пахло сексом.

– Брррр!

– Это приглашение? – услышала насмешливое где-то в другом конце дома.

– Можно подумать, тебе оно нужно, – буркнула я.

– Нет. Но это не значит, что я его не жду, – сказал и приоткрыл одеяло, протягивая мне кружку чая. Я села поудобнее и закатила глаза в блаженстве, ощутив обжигающее тепло в ладонях, как только обхватила кружку. А вот когда отпила, поморщилась.

– А без водки никак?

– Она согревает изнутри. Не так хорошо, как я, конечно…

– Ха! Ха! – Не удержалась и перекривила его надменную морду.

Я отпила еще. А он все нависал и смотрел. Смотрел и ждал. И напряжение росло, как будто его между нами и так недостаточно.

– Ты отвезешь меня в город? – не выдержала и задала вопрос. Надо было хитрее, надо было разболтать его, задобрить. Чего уж противиться, все равно он свое получит, так почему бы не использовать точки давления, которые точно на нем сработают?

Красивые губы расплылись в хищной кривоватой ухмылочке. Ох, он ждал этот вопрос.

– Если очень хорошо попросишь.

Я покачала головой и отпила еще. Меня начинает пугать эта особа, какой я являюсь. Почему, черт возьми, ей понравилось, как это похабно прозвучало?